Иван Грозный
Шрифт:
Что думал об этом Иван? Как относился он к этому двойному течению? Что касается вопроса о церковных имуществах, то в нем он являлся последователем своего деда. При всех своих изменениях и колебаниях московская политика оставалась в этом вопросе устойчивой. Преемство ее сохранялось в продолжение многих царствований. Однако как деду, так и внуку приходилось считаться с известными препятствиями, которые могли быть ослаблены и устранены только лишь продолжительным временем. Реформа светского землевладения должна была считаться с большими затруднениями. Кем бы ни был Ивашко Пересветов и откуда бы ни заимствовал свои идеи, он должен был чувствовать за собой могущественную поддержку, чтобы говорить так смело. Некоторые места этого памфлета звучат, как эхо речи, произнесенной молодым царем на Красной площади. Некоторые склонны были видеть в нем официозного писателя, быть может предположение это было близким к истине. Хотя и недостойны были служилые люди, против которых сам царь обещал действовать со всею строгостью, но проект Пересветова предлагал прямо экспроприировать их земли, втиснуть их в узкие рамки. Эти меры рекомендовались по отношению к армии и чиновникам – этим двум столбам государственного устройства. Иван очень много думал о замене их. Но для этого раньше нужно было найти тысячи Адашевых, а жить ведь нужно было. И для того, чтобы продолжать существование, нужно было не только отказаться от мысли изменить существующий порядок в ущерб служилым людям, но напротив,
В своих обличениях и планах Ивашко Пересветов рекомендовал применить одни и те же меры и к крупным, и к мелким собственникам. Он не находил разницы между временными владельцами небольших участков и собственниками обширных вотчин. Пренебрегая достижимыми целями, он уходил слишком далеко от реальных условий. Земля в московском государстве была единственным фондом, которым располагало правительство. Естественно, что, за неимением других средств, оно пользовалось ею для вознаграждения лиц, состоявших на государственной службе. Нахождение земли в руках помещиков не представляло ни общественного зла, ни политической опасности. Действительно привилегированный и опасный элемент представляли владельцы старых вотчин. Они одни сохраняли свое богатство и даже часто увеличивали свое состояние, пользуясь кризисами и разорением мелких землевладельцев. В их распоряжении всегда находились в достаточном количестве рабочие руки, которые или привлекались ими лучшей оплатой труда, или же силой переводились на их земли. Вотчины росли. Крестьянское население в них увеличивалось, а вместе с этим увеличивалась и независимость их хозяев. Они также служили государству, но по своему желанию, и они составляли недисциплинированную, строптивую массу, непривыкшую повиноваться и почти недоступную карам.
Правительство постоянно заботилось о государственных интересах. Оно не могло обойтись без помещиков и без вотчинников. Поэтому оно не могло думать о немедленном уничтожены их интересов. Для него было более удобным противопоставить друг другу обе эти стороны и, ослабляя более сильную и опасную, тем самым укрепить слабую, менее угрожающую. Достигнув этой цели, надо было скорее устранить враждебные элементы. И, таким образом, сохраняя неприкосновенным здание государственного строя, удержать на месте полезные колонны и удалить ненужные. Это приводило к завершению исторического процесса, длившегося уже более века: медленно, но неуклонно вытеснялись удельные князья и вотчины, и укреплялись самодержавный царь и поместная система. Иван должен был остановиться именно на этой программе. Только она одна соответствовала традициям и насущным потребностям его державы.
До последнего времени этого не понимали; между тем здесь вся история опричнины.
Иван, конечно, к этому пришел не сразу. В тот момент, к которому мы теперь подошли, он, быть может, сам блуждал между двумя течениями идей, новизна и смелость которых могли увлечь его пытливый и предприимчивый дух. Он внимательно прислушивался к нестяжателям и, вероятно, поддерживал Ивашку Пересветова. Он искал своей дороги, вступал на нее осторожно, пробуя почву и, когда нужно, отступая назад. Такова история 1550–1551 годов с событиями, относящимися к этому времени. Как, например, редакция нового закона, созыв церковного собора. Благодаря тому, что на этот собор был введен светский элемент и на нем обсуждались государственные вопросы, этот собор создал целую эпоху и в политической жизни страны.
Людовик XI перед смертью мечтал собрать и объединить обычаи Франции. Эта мысль была осуществлена только при Генрихе III. Но здесь еще не было кодификации. Русским законодателям 1550–1551 г. пришлось переработать существовавший уже раньше кодекс – Судебник 1497 г. В этом кодексе обнаруживалось стремление к установлению в государственной жизни единообразия и попытка ввести общий для всех порядок судопроизводства. Русские законодатели по сравнению с западноевропейскими как будто имели первенство на своей стороне. Но это только кажущееся преимущество 1497 г. в сущности почти не изменило юридических понятий и формы Русской Правды XI в. Только в отдельных случаях оно попыталось приспособить их к условиям своего времени. За исключением отдела о судопроизводстве и судоустройстве, Судебник представлял копию древнего русского юридического памятника. Судебник Ивана III проникнуть духом политической централизации. В законодательной деятельности Ивана IV проявилось два как будто противоречащие друг другу направления. Судебник 1550 г. в некотором смысле делает шаг назад: он передает судебные функции старым местным организациям. Но в то же время с чисто юридической точки зрения он представляет собой хотя и робкое, но несомненное движение вперед.
Из этих двух сторон нового кодекса первая имеет несравненно большее значение. Задача тогдашней администрации целиком сводилась к отправлению судебных обязанностей. Поэтому новый кодекс проводил общую коренную реформу управления, правда, в очень смутных и неопределенных положениях. Но от литературных произведений того времени вообще нельзя ожидать большей определенности.
Реформа не явилась произвольным измышлением самого Ивана или его советников. Программа Ивана III была проникнута духом централизации, однако он уже допускал население к некоторому участию в суде. Население принимало участие в нем через своих выборных представителей – старост, сотских, добрых людей. Подобная уступка со стороны правительства была вызвана, очевидно, живучестью некоторых местных традиций. Однако роль этих выборных от народа лиц ограничивалась простым контролем судопроизводства и оставалась факультативной. Это были как бы обложки уничтоженных древних учреждений, а потому и рамки деятельности их были слишком сужены. Старосты, сотские, добрые люди были не везде, государство не заботилось ввести их повсеместно. Новый кодекс провозглашал намерение провести выборное начало и сделать его обязательным. Выборные люди должны были быть во всех судебных округах. Даже больше того. Во время малолетства Ивана центральное управление создавало большие беспорядки в областях: должностные лица часто пренебрегали своими обязанностями; силой вещей создались новые судебные власти. Кому-нибудь нужно же было задерживать и судить наполнявших в то время страну бродяг и разбойников. Сельские и городские общины разных областей ходатайствовали пред правительством о разрешении им выполнять судебные функции через выборных лиц. Правительство предоставляло населению эти судебные
права особыми грамотами. А выборные органы этого нового типа учреждений стали именоваться губными старостами. Губой назывались части областей, т. е. округа. Так, на губы разделялись Псковская и Новгородская области. Сначала эти новые местные суды не касались уголовных дел. Но с течением времени и дела последнего рода наравне с другими перешли в их ведение, и судебник 1550 года дает только формальную санкцию совершившемуся факту. Одним росчерком пера уголовная юрисдикция была возложена на местные общины. И это был только первый шаг. Наступившие вскоре войны мобилизовали служилых людей, и за отсутствием их казалось естественным и удобным административные обязанности возложить на новые общинные выборные органы. Целым рядом грамот, изданных после 1555 г., правительство преобразовало свою финансовую организации: теперь как распределение, так и сбор налогов передавались общинам.Это было ни более, ни менее как частичное осуществление программы Ивашки Пересветова. Кормление уничтожалось устранением самих кормленщиков. После 1552 г. Иван и не скрывал своих намерений реорганизовать систему администрации на этих началах. Служилые люди при этом должны были утратить существенную основу своих прав на землю. Характерно, что служилые люди и не протестовали против этого плана, с их стороны не слышится никаких жалоб. Они, очевидно, охотно соглашались отказаться от своих привилегий на землю даже при скромной денежной компенсации, но более верной, чем непостоянный доход с их приходивших в разорение поместий. Казалось, реформа даст общинам полную автономию и произведет коренную перемену в хозяйственном, социальном и политическом строе государства. Но она приостановилась. Как и следовало ожидать, люди оказались ниже идеала. Население во многих местах оказалось не подготовленным к выполнению возложенных на него обязанностей и не могло воспользоваться благами оказавшегося ему не по плечу самоуправления. С правом собственного суда была связана тяжелая ответственность. Некоторые области были очень редко населены, общинная организация поэтому встречалась с непреодолимыми препятствиями, даже самые подготовленные к общественной работе элементы не могли проявлять свою деятельность из-за разбросанности на огромных пространствах. Кроме того, население боялось ответственности и уклонялось от осуществления предоставленных ему прав самоуправления. Да и само правительство смотрело на общинную автономию как на привилегию, а по старым традициям всякая привилегия должна быть оплачена. Поэтому грамоты, устанавливавшие общинное самоуправление, сделались предметом торговли. Общины должны были покупать судебные права, которых лишались прежние должностные лица. Одни не решались на подобные денежные жертвы, другие не могли их произвести по бедности. В этом отношении население края разделилось на две части. На севере по среднему и нижнему течению Оки население было промышленным, более сплоченным. Оно воспользовалось реформой. На юге недостаток материальных средств и низкий культурный уровень населения мешал ее проведению. С течением времени, с ростом населения и развитием его благосостояния, самоуправление могло распространиться повсеместно. Однако развитие общин скоро приостановилось: петля крепостного права все туже затягивалась и душила их. С другой стороны, укоренялся бюрократический режим и в центре, и в некоторых провинциях. Правительство накладывало свою руку на новые учреждения и искажало их. В конце XVI века губные старосты обратились в простых чиновников, назначавшихся правительством и зависевших от Москвы.
Неудачная попытка Ивана IV очень напоминает реформу, проводившуюся во Франции в XII–XIII в. Филиппом-Августом и Людовиком Святым. Этой реформой были созданы городские общины. Еще большую близость мы замечаем между преобразовательными попытками Грозного и мероприятиями X–XI в. во Франции, где путем грамот, даровавшихся крестьянам отдельных феодалов, было положено начало образованию сельских общин. Но между этими двумя явлениями есть существенная разница. Во Франции реформа была направлена на освобождение крестьян, в России же, напротив, она способствовала их закрепощению. Русские крестьяне были уже более несвободны в то время, когда Иван Грозный хотел воспользоваться их стремлением к независимости для своей государственной реформы, и они остались безучастными к намерениям царя.
Иван также следовал примеру Эдуарда I, английского короля, возложившего на gentry полицейские и судебные обязанности. Но в Англии в теории и на практике повинность неразрывно связана была с привилегией. На Руси же между тем и другим не было связи. Среди крестьян не было подходящих кандидатов на должности по самоуправлению или же правительство не хотело их найти. Так эта выборная должность стала привилегией служилых людей в том смысле, что крестьяне должны были выбирать кандидатов на должности из этого класса людей. На их же долю оставались только тяжелые обязанности. Однако и сами служилые люди скоро почувствовали, что и их положение незавидно. Им недоставало самого существенного – независимости. Здесь перед нами вскрывается самая характерная черта московской политики; мы видим если не единственный, то, по крайней мере, главный мотив преобразований Ивана IV. Целью их меньше всего было усиление централизации. Без сомнения, эти попытки реформы имели совершенно противоположную тенденцию.
Здесь рельефно выступают роль и фикции внешних приемов московской политики. Реформа имела только один прочный результат: она способствовала разложению тех независимых элементов, которые еще существовали в московском государстве. Политическая программа Ивана ставила своей задачей централизацию власти. Но осуществление ее встречало препятствие в лице владетелей наследственных вотчин. Они еще пользовались широкими правами и полнотой власти на своих землях. Молодой царь решил покончить с этими остатками прошлого времени. Средством для этого и явилась новая правительственная система, объединявшая разнородные элементы. Ее действия он сам направлял полновластной рукой хозяина. На Западе централизация опиралась на освобождавшиеся зависимые классы. Старые феодальные формы разрушались и уничтожался местный партикуляризм. На Руси классовых делений не существовало; город, монастырь, деревня со своим владельцем, уезд, населенный свободными крестьянами, представляли ряд не связанных друг с другом общими интересами мирков. Государственная власть делала попытку искусственно создать отсутствующее элементы. Оно образовало местные общины, между которыми распределяло повинности. Но указы бессильны создать подлинную жизнь. Задуманная реформа оказалась мертворожденной. Впрочем, она имела значение в том смысле, что она уничтожила следы старого и подготовила торжество нового порядка, при котором совершилось всеобщее порабощение.
Судебник 1550 г. с большой осторожностью касается вопроса о праве собственности на землю. Во всяком случае законодатель становился в оппозицию к передовым течениям того времени. Консервативные элементы могли быть удовлетворены его мероприятиями. Обычай, закреплявший право собственности на землю, приобретал теперь силу закона и получал некоторую устойчивость. Он признавал право выкупа наследственных владений, т. е. продавец, или, за его отсутствием, родственники могли во всякое время вернуть себе отчужденную недвижимость, возвратив купившему стоимость его. Правда, действие этого закона было ограничено сорокалетним сроком со времени его издания, и воспользоваться правом выкупа могли лишь только ближайшие родственники; но все же законодатель укреплял один из самых ненавистных пережитков, препятствовавших свободе обмена и экономическому развитию.