Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)

— Право баишь, государь! Отнял Бог у меня разум-то. Пошел яз на обман Канута Поссе. Жестокой и грозной сечей заманил он полки наши к ветхой башне, которая порохом набита была полным-полнехонька, да и под стенами порох был заложен. Дерзко вои наши бились, заняли стены круг ветхой башни, зачали лестницы со стен во град спускать. Тут Канут пушкарю своему рукой махнул, и ударил он ядром в башню.

Князь Данила Щеня-Патрикеев смолк и, пересилив волнение, добавил:

— Гром потряс кругом всю землю. Взлетела башня, и стены вместе с воями нашими грохнулись оземь. Токмо и тут вои наши не устрашились. Другие, которые живы остались, ворвались в пробоину, нещадно пищалями и рушницами били со всех сторон, но свеи под ними землю взорвали…

Князь Щеня опять замолчал и вдруг, упав на колени перед государем, зарыдал и горестно воскликнул:

— Наилучших воев мы там потеряли! Всего, государь, у града проклятого девять тысяч людей погубили… Зато, государь, много более того свеев насмерть перебили и в полон взяли. Мы бы, государь, потом все же взяли Выборг… Вельми ослаб град сей, и людей у них мало стало…

Иван Васильевич зло усмехнулся и резко спросил:

— Пошто же вы его свеям подарили?

Измученный и беспощадно оскорбляемый, князь Щеня не выдержал, вскочил на ноги и крикнул:

— По то, государь, что Господь не весь разум у меня тогда отнял. Разведчики наши сведали, что уж близко идет свейская рать более ста тысяч, а ведет ее князь Карл Кантакузен.

В покоях стало тихо. Иван Васильевич сдержал себя и спокойно спросил:

— А скажи, князь Данила, король данемаркский присылал свои корабли в помочь нам?

— Был гонец от короля Ганса с грамотой, в которой сказывал, что у берегов Выборга столь подводных скал, а в заливе столь скалистых островов, яко маком насыпано, что большим кораблям не токмо воевать, но развернуться негде…

— Добре, — громко сказал Иван Васильевич неожиданно бодро, почти весело. — Ну, давайте, гости мои, разговляться! Иван Михалыч, угощай, ты сей часец хозяин… И ты, Данила, вместе со своими воеводами садись с нами за стол. Не горюй, Карлу Кантакузену крылья обрежем! Но сие впереди, еще устроим свеям святки!..

После Васильева дня, в первых числах января, дня за два до Крещенья, Иван Васильевич с дьяком Курицыным и набольшим воеводой Иваном Юрьевичем думу думали о казанских нестроеньях, которые начались еще осенью прошлого года.

— Мыслю яз, — говорил Иван Васильевич, — что с пьяницей сим и грабителем Махмет-Эминем толку в Казани не будет. Не царь, а садовая голова и забулдыга. До баб, до вина и до грабежа жаден. Надо сменить его! Мыслю послать все же урок казанцам, дабы силу нашей руки чуяли, а Махмета снять. Токмо решить надо, когда лучше нам полки на Казань послать? Да и по рукам шибанцев ударить, дабы они в казанские дела не встревали.

— Млад еще Махмет-то, государь, — начал Курицын.

— Дурня годы лечат, — резко перебил дьяка Иван Васильевич.

— А поход, — сказал Патрикеев, — по моему разумению, государь, лучше на весну отложить, вслед за ледоходом большую судовую рать послать.

— Верно, — одобрил Иван Васильевич. — Судовой-то рати добре за льдом идти. Лед-то ломать и топить татарские ладьи будет, а наши — оберегать.

— Верно, государь, против льда не пойдешь! — подтвердил Патрикеев.

— Ну вот ты, Иване Юрьич, и подумай с воеводами, как сие все снарядить, да подумай, не добавить ли им некои конные полки? Ведь не все им на воде биться. С погаными-то придется и в поле встретиться.

— Все успеем, государь, к ледоходу пошлем, — молвил Патрикеев.

Взглянув на князя Данилу Щеню и воевод его, молвил Иван Васильевич:

— Думал яз о ваших делах с маэстро Альберти, который о пищалях для людей и для перевозки пушек на дровнях в зимние походы нешто новое измыслил. Ты, князь Данила, из грамоты короля Ганса сказывал, что его большие корабли не могут приступать к приморским городам из-за мелководья, множества скал и вельми узких проливов. Там можно речные мелкие суда к морскому бою приспособить. Тогда наши рати будут легко отбивать от берегов свейские корабли с приправой, и с ратными людьми, и с харчем для них. Мыслю, весной у финских берегов и наши судовые рати уже биться смогут…

— Сие много нам поможет, государь! — заговорили Щеня и его воеводы. — Как важна берегу помощь с моря, мы уже на своей шкуре изведали. Тогда с судовыми ратями и у берегов, и на озерцах, и на реках свеев бить будем…

— Все сие добре изделать надобно, ибо всегда для всякой рати пригодится, — продолжал старый государь. — Токмо мыслю, в ближние дни по крещенским морозам увидим, какая зима будет.

Может, пошлем токмо конные рати и лыжные, а новые пушки маэстро на особых дровнях так укрепит, что с дровней сих с любого места из тяжелых пушек можно будет бить, — предложил Иван Юрьевич.

— А яз, государь, мыслю на крещенские морозы особо не надеяться, — вдруг и потеплеет почему-либо! — сказал Курицын. — Лучше подождать афанасьевских!

— Подождать можно, афанасьевские-то верней, — согласился государь. — Нам сие лучше, чем свеям-то. Тем свои рати доржать на чужой земле, всякие припасы и приправы через море им слать, а мы же у собя дома, да и воям нашим передохнуть надо.

Государь обернулся к Щене-Патрикееву и сказал:

— А ты, князь Данила, и в беде добру учись! Полки свои готовь к крещенским морозам, дабы афанасьевские врасплох тобя не застали. Яз же много вам полков дам на подмогу. Не устоит никакой Кантакузен.

— Спасибо, государь великий, — заговорили радостно все воеводы.

— Ведайте, — возвысив голос, продолжал государь, — и всех своих вразумляйте, что бьемся мы за Варяжское море, за Русь святую, за выход ее на вольный свет… Для сего яз не токмо ништо, но и собя не пожалею!

Дня через три в одном из своих докладов о разных вестях по «борзым грамотам» из Москвы Курицын доложил государю, что шведский воевода Стен Стур начал по суше и по морю стягивать свои войска к крепости Або, как к исходному месту отправки своих войск для защиты Остерботнийской равнины, и к крепости Улеаборгу для борьбы с русскими на каяньской земле.

— А скажи, Федор Василич, — спросил государь, — сыскал ли Стен Стур-то собе союзников? Помогает ли ему Ганза?

— Ганза иной раз и помогает, как купцы помогать могут. У них на многое глаза убытками и барышами завешены, а ратного дела по-настоящему не разумеют. Других союзников Стур еще не нашел. Король же Ганс силы своих сторонников среди членов государственного совета хитро усиливает, и свейский государственный Рат не разделяет замыслов Стен Стура.

— Добре, — молвил государь, — добре, Феденька! Ты побай и подумай с дьяком приказа Большой казны Ховриным, составьте вместе грамоту Гансу и пошлите некую толику злата, дабы мог он своих доброхотов в свейском Рате более укрепить. Как нам известно у Стен Стура своей казны нет, а свейский Рат денег ему не даст. А опричь того, к нужному времени у нас маэстро Альберти с новогородским Плотницким концом и с нашей помощью настроит морских ладей легких с пищалями. Чаю, на своих ладьях в морские походы ходить будем…