Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
— Пусть сначала снег обомнут, — сказал Илейка и, вставив другой кол в колесо между спицами, стал вертеть его.
Санки помчались по кругу, взметывая снежную пыль.
— Стой! — не выдержав, крикнул Иван. — Хочу кататься! Он нерешительно взглянул на Дарьюшку и тихо добавил: — Садись…
Княжич сел верхом впереди, уцепившись руками за передок санок, а за ним села Дарьюшка, тоже верхом, упираясь ногами в полозья. Когда санки понеслись опять по кругу и все перед глазами княжича слилось в непрерывную полосу, он почувствовал, как маленькие ручки туго охватили его сзади.
Васюк с Илейкой еще налегли на
Он крепче схватился за сани и закрыл глаза. Кажется ему, что летит он на крыльях, и радость сладким комком дрожит у самого горла…
Но вот сани замедляют и замедляют свой бег и, наконец, остановились…
— Меня, меня покатайте! — громко кричит Юрий.
Ульянушка усадила его на санки вместе с Данилкой.
— Мотри, Данилка, держись за передок саней. Охвати заодно и княжича, чтоб с саней-то не сбросило, — говорит она строго и добавляет, обращаясь к Илейке и Васюку: — А вы уже не вертите шибко-то!..
Вышла на двор и княгиня Марья Ярославна с Дуняхой, потянулись сюда же к колесу со всех сторон и дворские. Шум и смех пошли по двору. Прокатили Марью Ярославну с Ульянушкой, а с Дуняхой нарочно так устроили, что слетела девка с саней в самый сугроб, а может, и нарочно сама сорвалась для потехи — благо снегу-то много.
Под общий хохот вскочила она и, отряхаясь и смеясь, крикнула:
— Прокатилась я, словно по пуху лебяжьему!
Хотел было Иван опять сесть в санки вместе с Дарьюшкой, да при матери почему-то побоялся, заробел совсем, а тут как раз и позвал его дьяк Алексей Андреевич в хоромы на учение грамоте.
После рождества недели через две, когда уже хоромы начали рубить для великого князя, зашел утром к Ивану Васюк.
— Ну, княже, — сказал он, помолившись на образа и поздоровавшись, — великий князь из коней своих из ездовых повелел дать одного тобе…
— Коня? — радостно воскликнул Иван.
— Коня, — усмехнулся Васюк, — а я тобя учить стану и на конях ездить, и стрелять, и всем ратным хитростям, что вою и князю надобны…
— А доспехи надену? — с трепетом спросил княжич.
— Наденем потом и доспехи, — спокойно ответил Васюк, — а пока без доспехов. К им тоже привыкать надо…
Иван огорчился на миг, но радость, что у него свой конь теперь, заставила забыть и про доспехи. Он бросился скорей одеваться и из дверей крикнул Васюку:
— Пойдем на конюшенный двор!
Когда вернулся княжич, Васюк, поглаживая бороду, сказал важно:
— А знаешь ты, сколь за коня твоего плочено было? Шесть сороков белки, пятнадцать рублев московских! Дорогой конь! Ну идем, сам увидишь…
Когда сошли они с крыльца, Иван чуть не побежал к конюшенному двору, но Васюк шел степенно и тихо. С этого дня он стал не нянькой княжича, а учителем ратному делу. Это понял княжич и невольно стал послушней Васюку, чем раньше. Он пошел медленней, но молчать не мог.
— Какой же конь-то? — допрашивал он Васюка. — Скажи, молю тобя!
Васюк улыбнулся.
— Настоящий фарь угорской, [65] —
сказал он, — иноходец. Цены ему нет на походах. Хороши и баски, горячие скакуны для ратного дела, да не угнаться за иноходцем и скакуну. Ехать же на ем все едино, что в люльке, — спать можно, совсем не трясет, вперевалку бежит…— А какой он, — нетерпеливо перебил Иван своего нового наставника, — белый, вороной?
— Угорской-то! — возмутился Васюк. — Соловой, а навис [66] седой. Ничего еще в конях ты не разумеешь.
65
Ф а р ь у г о р с к о й — венгерский конь.
66
Н а в и с — грива, челка и хвост.
Княжич Иван смутился и больше не спрашивал, хотя не понимал, что значит «навис».
На конюшенном дворе Васюк тоже, как учитель княжича, стал важнее и крикнул подвернувшемуся на пути младшему конюху:
— Эй, Фомушка! А ну-ка покажи княжичу его Соловка угорского, он под государем ходил…
Конюх распахнул дверь конюшни, откуда овеяло Ивана запахом конского пота и навоза. Стоя рядом с Васюком, впился он глазами в темную пасть двери, из которой у притолоки слегка белел теплый парок, клубясь в морозном воздухе. Княжичу казалось, что время идет очень медленно.
— Но, но! — услышал он окрик Фомушки. — Ногу, ногу! Ишь, запутался…
Следом за этими словами четко застучали конские копыта по деревянному полу конюшни, и Фомушка вывел из тьмы на свет коня средней величины, изжелта-серой масти, с белесой челкой, гривой и хвостом. Застоявшаяся лошадка «играла» и, широко раздувая ноздри, жадно нюхала свежий воздух.
Иван залюбовался небольшой красивой головой коня с веселыми глазами.
Соловко косился на Васюка, разводя уши, и подрагивал мышцами стройных сухих ног.
— Мотри, Иванушка, — не выдержал Васюк, — постав-то какой! Ишь, как ноги стоят ладно и баско! Холка и поясница хороши, а шея — одно загляденье! А репица и хвост как лежат! Конь, княжич, редкой! И не злой, ласковый! Ишь, разбойник, глазами косит — разумеет, что о нем речь.
Выезжан был добре для родителя твоего…
Васюк, взяв узду у Фомушки, похлопал Соловка по крутой шее и погладил ему белесоватую морду.
— Накось узду-то, Иванушка, — сказал Васюк, — поводи коня. Коню к тобе, а тобе к коню привыкать надобно. Погладь рукой его по ноздрям, чтобы дух твой запомнил. Не бойсь, не укусит. Смирный конь, а ты вот коврижки дай с руки…
Васюк отломил кусок медовой коврижки и положил на ладонь княжичу Ивану. Соловко сразу наставил уши и потянулся к руке.
— Ишь? Что-что, а где сладкое, враз уразумеет! — рассмеялся Васюк. — Скорометлив на коврижки-то…
Соловко будто понял и обиделся, — прижав уши, он сверкнувшим глазом покосился на Васюка. Иван протянул руку к морде коня, тот опустил голову и, ласково шевеля нежными теплыми губами, коснулся ладони княжича.
Подобрав коврижку, он снова ткнулся в пустую ладонь, перебирая губами, как пальцами, но, ничего не найдя, наставил уши, взглянул на Ивана и слегка всхрапнул, потом тихо и коротко проржал.