Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
— Ишь, дороговизна какая! — проворчал Илейка, хотевший уж развязать свой кошель. — Сразу охоту отбило, поедим ужо в обители.
Но рыжебородый уже набивал себе рот блинами, запивая брагой.
Княжичи пошли было дальше, да слепец в это время зазвенел струнами гуслей и запел вдруг звучным голосом:
Вы, люди ученые, Книгами начитаны, Нас учить поставлены, Извествуйте, что есть раз?Порокотав немного струнами, он, кратко, нараспев ответил себе:
Един бог без греха.Княжичи невольно остановились и стали слушать, а слепец продолжал повторять вопрос за вопросом до двенадцати и, давая ответ, повторял
78
Семь вселенских соборов признавала православная церковь, отвергая как еретический восьмой собор во Флоренции, на котором была утверждена уния — объединение римско-католической и греко-православной церквей.
79
Православные признавали только восьмиконечный крест, в противоположность римско-католической церкви, признававшей только четырехконечный крест («крыж»).
Проведя рукой по всем струнам, положил слепец гусли себе на колени и, ощупав рукой вокруг себя, нашел глубокую деревянную миску и протянул ее вперед. Горячие жирные блины, капая маслом, повалились с разных сторон, наполнив миску доверху.
— Спаси Христос! — бормотал слепой. — Царство небесное вашим родителям, а вам дай бог здравия…
Но в этот миг все кругом зашумело вдруг, загоготало, загикало, и толпа, кружась и толкаясь, понеслась к соборной площади, ближе к подворью архиепископа. Кончилась служба у гроба Леонтия, и митрополит нареченный Иона, и владыка ростовский Ефим, и все архимандриты, игумны, иереи ростовские и приезжие, с иноками и служками, и почетные гости пошли в хоромы архиепископские на почестен пир и трапезу. Из погребов же епископских и монастырских служки владычные и монастырские сотни бочек пива пьяного вывезли на телегах пароконных, а со двора владыки по земле покатили бочищи великие. Вышибали тут из бочек затычки дубовые, подставляли все ковши и ведра, миски и чашки под струи хмельные и пенные, и пир пошел по всей площади.
— Не добро тут отрокам, — сказал Васюк, обращаясь к монастырским слугам, — пьянство и глум почнутся, сквернословие всяко, дерзости.
— Пойдем, — сказали служки монастырские, — на второй владычен двор, что к гостиному ближе. Там токмо гости приезжие да свои сироты домовые.
Кормленье им там в сей день, гостьба. Там и нам угощение будет…
На владычном дворе столы были простые тесовые, во много рядов расставлены, а круг них теснота на скамьях. Людьми скатерти белые, как мухами, со всех четырех сторон облеплены. Шум, гам, разговоры, смех, крики, а слуги владычные с ног сбились, подавая шти, кашу, пироги с капустой, пиво и квас. Почетным же гостям в правом углу двора и блины и мед стоялый в сулеях на столы ставили.
По двору шатались любопытные или очереди ждущие, да нищие в разных местах то «Лазаря», то стихиры пели. Жаркий день, душный, а солнце прямо над головой стоит, печет темя и плечи, и в поте лица все вкушают угощенье.
Слышно иногда сквозь шум и говор, как под окнами владычных покоев воркуют голуби, а потом, стаями снимаясь с навесов и крыш, носятся над подворьем, громко хлопая крыльями, сверкающими на солнце. Неизвестно откуда камнем срываются воробьи, падают на землю, у самых столов дерзко подхватывают крошки и с чиликаньем исчезают куда-то. Дворовые собаки, поджав хвосты, шныряют, как тени, под столами и скамейками, подбирают объедки и взвизгивают иногда под хохот охмелевших гостей от пинка сапогом в бок.
Пошептались служки монастырские со служкой архиепископским, с Никитой Хухаревым, что кормлением воем распоряжался,
и посадили княжичей со слугами и провожатыми за почетные столы. Подали им пирогов и блинов горячих, пива, и меда, и кваса сыченого.— Вот и мы, как бояре, — с довольной улыбкой сказал Илейка, — блины нам масленые и меды крепкие…
Васюк только крякнул в ответ, осушив добрую чарку меда и запихивая себе в рот жирный блин.
Княжичи весело переглядывались, поедая с жадностью пышные ноздристые блины, из которых под зубами текло горячее масло, мазало губы, щеки и пальцы.
Никита Хухарев около них стоял и, подавая ручник, чтобы руки обтирать, ласково приговаривал:
— Кушайте, милаи, кушайте собе во здравие.
В это время пьяный рыжебородый мужик, которого княжич Иван у блинной видел, шел прямо на них, мотаясь из стороны в сторону.
— Гришка Севастьянов идет! — кричал он зычно. — Каменщик посадской…
— Ишь, рыжий бес, — злобно буркнул Илейка, — жрал, жрал блины, да и сюда залез, пес!
Увидев Хухарева, Гришка заорал еще громче:
— Никишка! Угощай, живо!
— Держи карман, — насмешливо крикнул Никита, — много вас тут! Аль не ведаешь, что приезжих токмо да домовых кормим…
— Ах ты, кобылья задница! — изругался Гришка. — Корми бедных людей!
Захребетники мирские! Мы все вам, а нам и блина жаль, долгогривые жеребцы…
— Иди, иди, — крикнул Никита Хухарев, знаком подзывая слуг владычных, — иди, баю, добром!
Хухарев с другими слугами пошел навстречу Гришке Севастьянову и стал гнать его, а потом не утерпел, крикнул насмешливо:
— Ты что, Гришка, нищим притворяешься? У тобя, бают, жемчуга одного с осьмину будет да с деньгами не одна кадь!..
— Да я те за поносные речи твои, я те, кобель старой, — закричал в ярости Гришка и, рванувшись к Никите, вцепился ему в бороду.
Тотчас же около них образовался клубок тел, и покатилось все к воротам двора владычного, а за воротами сразу забушевало.
— Посадских бьют! — кричали там. — Выручай наших! Посадских бьют!..
Посадские валом валили на владычный двор, но слуги владычные, сироты домовые да из гостей многие, у коих кулаки зачесались, крепко приняли посадских. Княжич Иван, бледный, но с виду спокойный, стоял у своего стола и грозными глазами смотрел на драку. В памяти его проходили, как бы повторяясь здесь заново, пожар и смута московская. Дрожащей рукой он крепко держал Юрия, стоявшего рядом. Он видел, как слуги владычные, окружив Гришку Севастьянова, беспощадно совали в бока ему кулаки и били по шее, но тот, с налитыми кровью глазами, рычал по-зверьи и, что есть силы, рвал бороду у Никиты. Вдруг отлетел от него Никита и упал навзничь, и Гришка вместе с ним повалился наземь, зажав в руке большой клок бороды хухаревой. Тут бросились все Гришку топтать, бить прочих посадских и выбили вон со двора, погнали их к торговым рядам и к блинным.
— Ну, княжичи, — тихо сказал Васюк, — в монастырь нам возвращаться скорей от греха! Кто их знает, что они тут понатворят!..
Быстро перешли они опустевший владычный двор и вышли на соборную площадь. В конце ее, у гостиного двора, толпа бушевала, как море, теснясь меж лавок и блинных. Крики сплошным воем гудели там, трещали какие-то доски, доносились глухие удары и топот.
Княжичи и дядьки их невольно остановились. Вдруг, заскрипев и затрещав, словно скрежеща зубами, закачались и стали падать навесы у блинных. Женский визг просверлил воздух, и почти тотчас же во многих местах среди толпы показался огонь и дым. Верхние навесы блинных рухнули на очаги с горячими углями и запылали, как сухая солома. Сразу поднялся ветер, а пламя перекинулось на лавки торговых рядов, и казалось, занялся весь гостиный двор. На звоннице святой Екатерины забили в набат, в других церквах подхватили, и страшный звон всполошил весь град и посады. В ужасе забегали кругом люди в бестолковой суете, крестясь и призывая бога на помощь. И вот в это время, когда и Васюк, и Илейка, и слуги монастырские, и Юрий стояли бледные и растерянные, Иван почуял, будто весь страх его проходит, а мысли ясней и ясней становятся.
Видел он, как пробежали через площадь приставы княжии со стражей и приставники церковные со служками. Видел, как покой в толпе сразу устанавливается там, где появляется стража. Видел потом, как стража вела Гришку Севастьянова и Никиту Хухарева в срубы тюремные сажать, и усмехнулся.
— Видишь, — сказал он Юрию, — когда много разных людей, много и беспорядку. Придет же хоть и мало людей, но таких, как стража с приставами, — и враз все тихо…
— Так и в ратном деле, — радостно подтвердил Васюк, — едино мнение и едино деяние во всем надобны. Ишь, вон и бочки с водой везут и с ведрами бегут!