Иван IV «Кровавый». Что увидели иностранцы в Московии
Шрифт:
В числе первых жертв Ивана IV Шлихтинг называет князя Дмитрия Овчину Оболенского. Его якобы заставили выпить огромный кубок меда, а когда тот не смог – отправили в погреба, где его ждали псари. Они его и задушили. Причина немилости к князю была в том, что он осмелился попрекнуть Федора Басманова «за нечестные деяния с тираном».
В русских источниках никаких данных о гибели Дмитрия Овчины-Оболенского нет. Но с лета 1563 года его имя исчезает из разрядных книг. Причин могло быть много: старость, болезни, смерть от естественной причины, например, от распространившейся в то время эпидемии холеры. Можно предположить, что имя князя Овчины было включено в сочинение Шлихтинга потому, что его род знали в Литве – в 1534 году его отец находился в плену у короля. Кроме того, он сам принимал участие в осаде Полоцка. Там же был и Федор Басманов. После победы царь отправил его к княгине Евфросинии Старицкой для сообщения радостной вести.
А двухступенчатый способ умерщвления князя, очевидно, придумали, объединив обычай
Учреждение опричнины Шлихтинг объяснил желанием царя удалиться от дел. Но в действительности дела только начинались, и Иван IV хотел создать вокруг себя новое, более надежное окружение. (И потом, в точном соответствии с духом своего времени, с помощью верных людей расправиться с неугодными представителями знати). Характерно, что в «Сказании» нет ничего о таком важном событии, как отъезд царской семьи в Александрову слободу – первого шага к опричнине. Шлихтинг не был свидетелем этой демонстративной акции, поразившей всех москвичей. Царский врач, несомненно, должен был сопровождать царя во время его поездки в Александрову слободу, а с ним надлежало быть и переводчику. Об учреждении опричнины этот самый «переводчик» узнал с чужих слов. Потому, видимо, и решил, что опричники были набраны из подонков и разбойников, а общее их число было не велико.
Еще одной жертвой жестокости царя Ивана, по утверждению Шлихтинга, был князь Ростовский – воевода Нижнего Новгорода. В «Сказании» подробно описывается его зверское убийство опричниками.
ШЛИХТИНГ. КРАТКОЕ СКАЗАНИЕ
…Он повелел умертвить князя Ростовского, который жил в Нижнем Новгороде. Так как этот князь обычно обращался с пленными слишком милостиво и не слыл в отношении их свирепым и жестоким, то в силу этого он был заподозрен в желании якобы перебежать к королю польскому и воевода полоцкий обещал ему озаботиться о доставке его невредимым. К этому князю тиран послал 30 воинов из Опричнины с поручением отрубить ему голову и доставить к себе, что и было исполнено. Именно, когда Ростовский вошел в храм помолиться, вскоре в храм вбегают убийцы, и говорят ему: «Князь Ростовский, ты пленник велением великого князя». Несчастный, бросив палку, которой он пользовался в качестве отличительного признака занимаемой им должности, этим как бы сложил с себя должность. Именно, существует такой обычай, что те, кто находится, в должности, обычно носят палку, которую дает государь в знак власти и управления. Захватив таким образом несчастного, они вслед затем сняли с него платье, которое он носил, так что он остался голым; также и его рабов, в количестве более сорока, захваченных таким же образом, они бросили в тюрьму, и Ростовского связанного, положенного на повозку и одетого в грязное платье, увезли с собою. Отъехав от Новгорода на расстояние приблизительно, трех миль, подводчики остановились и начинают топорами разбивать лед на реке, чтобы образовать прорубь. Ростовский, как бы пробудившись ото сна, а он был привязан к повозке, и на его теле сверху сидели двое, спрашивает, что они хотят делать. Те отвечают, что собираются напоить коней. «Не коням, – сказал Ростовский, – готовится эта вода, а голове моей». И он не обманулся в этой догадке. Именно, один из убийц, слезши с коня, отрубил ему вслед затем голову, а обезображенное тело его велел бросить в реку, голову же взял с собою и отнес ее к самому тирану. Увидев ее, тиран как бы погрозил ей и, коснувшись пальцем, произнес следующие слова: «О, голова, голова, достаточно и с избытком пролила ты крови, пока была жива; это же сделаешь ты и теперь, раз имеешь крючковатый нос!» Затем, наступив на голову и оттолкнув ее ногою, он велел бросить ее в реку. Вслед за тем он умертвил весь род Ростовского, более 50 человек. Везде, где только он мог выловить или свойственника, или родственника его, он тотчас после самого тщательного розыска приказывал убить их. Из семейства Ростовских было приблизительно шестьдесят человек, которых всех он уничтожил до полного истребления.
Из Разрядных книг можно выяснить, что действительно в 1565 году в Нижнем Новгороде был воевода Иван Юрьевич Хохолков-Ростовский. Но в следующем году он был переведен в Чебоксары. В 1568 году продолжил благополучно служить в этом городе. Никак не мог он быть убит в Нижнем Новгороде за доброе отношение к ливонским пленникам. Шлихтинг все описанные ужасы просто выдумал.
Как и то, что при царском дворе нельзя было появляться ни с веселым, ни с унылым лицом. Таких людей опричники якобы сразу убивали… Будь так, двор царя Ивана через некоторое время должен был полностью обезлюдеть. Но интереснее другое. Ужасному деспоту «московиту» Шлихтинг противопоставил короля Сигизмунда, к которому все ехали с радостными лицами. Восхваление немцем польского короля представляется странным. Согласитесь, более естественным для него было бы прославлять немецких правителей.
Еще одно свидетельство того, что писалось «Сказание» по воле Сигизмунда II.Ярко и образно в этом произведении описана гибель еще одного видного боярина И.П. Челяднина-Федорова. Сначала царь его ограбил, а потом практически голого отправил на борьбу с татарами. После возвращения боярина со службы Иван IV пригласил его во дворец, посадил в роскошных одеждах на трон и зарезал. Затем с опричниками поехал во владения Челяднина-Федорова и целый год их грабил.
Исследователи не высказали сомнений в том, что такая казнь могла быть в действительности. Им показалось лишь неправдоподобным, что царь целый год грабил владения убитого боярина, поскольку его земли были не столь велики.
Но в русских источниках нет никаких данных о том, что Иван IV лично расправился с И.П. Челядниным-Федоровым. О последних годах службы этого боярина известно лишь, что в 1566 году он «ведал Москвой» во время отъезда полков береговой охраны на Оку и что в 1567 году был воеводой Полоцка.
В это время к нему, И.Ф. Мстиславскому и И.Д. Бельскому обратился с личным письмом Сигизмунд II. В этом послании король пытался убедить видных представителей русской знати, что Иван IV – деспот и тиран. Но, как известно, эти письма попали в руки царя. Королю от лица своих подданных Грозный написал сам. Копии этих писем хранятся в РГАДА.
Вряд ли Сигизмунд всерьез рассчитывал, что вызовет недовольство против царя у трех столпов режима. Король решил скомпрометировать видных бояр и воевод его в глазах и вызвать репрессии в их адрес. Относительно Челяднина-Федорова ему это, видимо, сделать удалось. Его имя исчезает из разрядных книг. Но Мстиславский и Бельский не пострадали.
В «Сказании» Шлихтинга именно эта троица – Мстиславский, Бельский и Челяднин-Федоров – названа главными царскими боярами и опорой государства. Трудно, зная обстоятельства появления данного произведения, не сделать вывод о его связи с письмом короля!
Провокационные письма польского короля заставили Ивана IV подозревать подданных в измене. Но Мстиславскому и Бельскому, входящих в число царских родственников, видимо, удалось оправдаться. Челяднин же попал в опалу. Об этом свидетельствует царская грамота от 20 апреля 1568 года о разделе белозерских владений боярина. Исследователи предполагают, что Челяднину принадлежали и ряд других сел, в которых опричники учинили расправу над местными жителями. Их имена были включены в некую «Тетрадь» с перечнем имен опальных людей.
Шлихтинг знал о письмах Сигизмунда, поэтому назвал имена тех лиц, которым тот их посылал. Знал он и о результате этой акции короля. А узнать обо всем этом он мог только в Польше, поскольку в России о царской переписке вряд ли было известно всем придворным, особенно переводчику врача-иностранца.
Сочинение Шлихтинга предназначалось для европейцев. При этом читатели не должны были усомниться в правдивости автора. Желая показать свою осведомленность в том, что происходило при царском дворе, Шлихтинг сообщил об особой любви Ивана IV к Михаилу Темрюковичу. Но при этом допустил ряд ошибок. Во-первых, Михаил был не зятем, а шурином царя. Зятем он был для боярина В.М. Юрьева. Во-вторых, он носил титул не графа, а князя. Графских титулов в то время у представителей русской знати вообще не было. Допустить такие грубые ошибки не мог человек, вращавшийся при царском дворе [10] .
10
Есть в «Сказании» и другие фактические ошибки – многочисленные. Царского казначея звали не Хозяин Дубровский, а Хозяин Юрьевич Тютин. Казарин Дубровский никогда не был канцлером. По данным разрядных книг в 1568 году он был дьяком в Астрахани. В Новгороде никогда не было 170 монастырей. Общее их количество с окрестностями доходило до 40. Их обитатели не были так богаты, чтобы выплатить царю от 300 до 2000 золотых. К тому же золотые монеты вообще не использовались в Русском государстве – в ходу были серебряные деньги.
Недостоверным выглядит и рассказ Шлихтинга о наказании новгородского архиепископа. Его якобы женили на кобыле и дали в руки лиру. Ни в одном источнике нет данных о таком наказании новгородского архиепископа, который в русской церкви был вторым по значимости после митрополита. Кроме того, лиры в качестве музыкальных инструментов в России не использовались.
К числу выдумок Шлихтинга с чистой совестью можно отнести повествование о казни Федора Ширкова, якобы построившего 12 монастырей. В русских источниках никаких данных об этом человеке нет. И даже царь был не в состоянии построить столько монастырей.
Не находит подтверждения рассказ о разорении Нарвы и Пскова. В источниках есть только Тверь и Новгород. Но даже в Новгородской летописи говорится, что карательный поход на Новгород объяснялся не природной жестокостью царя, а тем, что какие-то люди умышленно оболгали новгородского архиепископа и новгородских представителей знати.
В «Сказании» подробно описаны издевательства царя Ивана над женщинами – свидетельство его особой жестокости и злобного нрава. Однако одна деталь заставляет усомниться в правдивости этого повествования – указание на то, что женщин якобы носили в носилках. Такого способа передвижения на Руси никогда не было. Женщины ездили либо верхом, либо в повозках.