Иван Молодой. "Власть полынная"

– Перехватим! Огромную силу хан на Русь двинул. Выстоять надо.

– Выстоим, князь Даниил. Иначе не жить нам.

– У хана сила изрядная, да и мы не лыком шиты. Великий князь Иван Молодой согласился с ним:

– Бой решительный предстоит. Одолеем Орду, скинем ярмо…

– Предвижу, кровушки много прольётся… Добрались до Угры и уже издали увидели, как от края и до края орда укрыла степь. Стройными порядками расположились тумены, ждут властного взмаха ханской руки.

Иван Молодой придержал коня, поднялся в стременах. Его зоркие глаза разглядели на противоположном берегу Угры в толпе татар хана Ахмата.

Он сидел на коне в окружении своих темников, а позади замерли нукеры - тысяча бессмертных.

На хане простой чапан и лисья бурая шапка, и, если бы не столь значительные воеводы толпились вокруг Ахмата, его вполне можно было бы принять за рядового татарина.

«О чём думает этот грозный хан?
– спрашивал себя молодой князь Иван.
– Вероятно, он не ожидал, что здесь, на Угре, ему перекроют дорогу».

Великий князь был доволен выбором места…

За ханом уже изготовились в боевом порядке бесчисленное множество воинов. В ширину и в глубину своего построения они выглядели устрашающе. И молодой князь вновь спросил себя: «Сколько же ордынцев привёл Ахмат на Русь? »

Даже мысленно не мог представить себе великий князь Иван, какое разорение принесут ордынцы русскому люду, как будут гореть города и сколько прольётся крови.

Повернувшись к воеводам полков и ополчения, он громко крикнул:

– Вознесите хоругви! Поднимите ввысь наши святыни, пусть зрят ордынцы, что встала на врага православная Русь!

Подозвав воеводу пушкарного наряда, худого, как жердь, иноземца, наречённого русичами по православному Савелием, князь коротко бросил:

– Покажите басурманам, чем наши пушицы им грозны!

Савелий побежал исполнять приказание, а над полками взметнулись знамёна с ликами святых. Лучники пустили стрелы и отогнали от противоположного берега конных ордынцев…

Пушкари направили «пушицы» зевами на врага, заложили в стволы мешочки с пороховыми зарядами, затолкали ядра, ждут, когда Савелий подаст команду. А тот высматривает, когда ордынцы скучатся.

Увидел, поднял руку в кожаной рукавице, взмахнул ею и крикнул по-русски:

– С Богом!

Одна за другой выпалили пушки, выплюнули ядра. Обволокло всё вокруг пороховым дымом, а когда развеялось, увидели ратники, как взрыхлили землю на том берегу ядра, вздыбились ордынские кони и татары стали отъезжать от берега.

Торжествующе закричали ратники:

– Что, аль не по нраву?

– Айда на наш берег!

Князь Андрей Меньшой сказал боярину Тютчеву:

– Пусть лучники поберегут стрелы, не то колчаны быстро опустеют!

Ополченец Мирон голос подал:

– Рак клешнёй пугает, пока в кипятке не окажется. А конные ордынцы от берега не отъехали, русских ратников продолжали задирать:

– Эгей, урусы, долг везите! Им ответно:

– Приходите, берите! Наши пушкари вам вернули!

– В рабство угоним!

– Ещё одолейте! Улусники немытые! Иван Молодой сказал Холмскому:

– Надобно караулы усилить. Ненароком татары в потёмках через Угру переправятся.

– Навряд ли, берег обрывистый, - ответил князь Даниил.
– Однако татарин хитрый, чего-нибудь примозгует.

Увидев, что Ахмат уезжает, молодой великий князь промолвил:

– Не грех полки и ратников кормить, время к обеду подбирается.

Весь август и часть сентября стояли рати в бездействии. Ни татары Угру не переходят, ни русские. Тем и другим уже и задирать друг друга надоело. Лишь иногда пушкари залп дадут, если татары близко к берегу Угры подступят, либо лучники примутся стрелы пускать, а так всё больше тишина среди ордынцев и русского воинства.

Выставив надёжные заслоны, ополченцы только и знают, что едят и спят.

Мирон зло подшучивал:

– Во сне и рать окончим!

К вечеру, едва спадала жара, государь с Холмским объезжали ратное поле. У берега придержали коней. С высоты седла видели, степь загоралась огнями. Там недосягаемые глазу кибитки и вежи, бесчисленные табуны. А чуть ближе тумены. Сколько же ордынцев привёл Ахмат, двести, триста тысяч? А может, и того больше? Что будет, если они ворвутся на Русь?

Эта мысль засела в голове Ивана Третьего. Иногда он думал, не лучше ли было по-мирному урядиться. Эвон, Ахмат сызнова ярлык прислал, дань требует и отправки к нему если не сына, то кого-нибудь из братьев или хотя бы боярина Холмского…

Тронули коней. Холмский поехал чуть поодаль. Не обронив ни слова, у великокняжеского шатра сошли с коней. Уже откинув полог, Иван Третий бросил:

– Скажи великому князю молодому, жду его.

В шатре горела свеча, жужжала последняя муха. Государь сел на широкую лавку, потёр лоб. Мысль точит, как быть? У кого совета спросить?

Иван Молодой явился вскоре, в шатёр вошёл, сел с отцом рядом.

– Ахмат желает миром разойтись. Ярлык шлёт, дань требует.

– Аль от сражения ты отказался, отец? Не данница Русь, на мир с Ахматом не пойдём!

– Но ты, сын, видишь, какую силу привёл на нас хан?

– И мы готовы с ним сразиться! Нет, не хотим и не будем выход давать!

– Я в Москву отъеду, совет на Думе держать. На тебя, Иван, рать оставлю.

От Ивана Третьего молодой князь отправился к князю Андрею. Тот к столу садился. Позвал молодого великого князя.

Ели молча, запили квасом, после чего Иван сказал:

– Только что от государя. В Москву намерился. Мысль у него - с Ахматом мириться.

Андрей усмехнулся:

– Догадывался, зачем позвал. Мрачный все эти дни государь. Однако я с ним не согласен. А как ты, Иван?

У молодого великого князя зло блеснули глаза:

– Если государь вздумает мир с Ахматом заключить, я против воли отца пойду. Не бывать мира с Ордой!

Князь Андрей приобнял Ивана:

– В таком разе стоять будем до конца. Верю, иные воеводы с нами согласны… Спасибо тебе, великий князь Иван, ратников не покинем, заодно держаться будем и гнева государева не страшиться.

В тишине дворцовых покоев Ивану Третьему совсем тяжко. В Москве надеялся успокоение найти, ан нет. Велел позвать князя Холмского.

– Воротись на Угру, Даниил, скажи молодому князю Ивану, чтобы срочно ехал в Москву. Будем сообща думать, как с ханом урядиться…

Весь оставшийся день и ночь Холмский провёл в седле. Устал, и сон морил. Когда в шатёр Ивана Молодого вошёл, едва не упал.

Князь открыл глаза - перед ним стоял воевода Холмский. У князя Ивана мысль одна: ведь Холмский с государем в Москву отъехал!

Спросил:

– Что стряслось, князь Даниил?

– Княже Иван, государь велит тебе в Москву ворочаться.