Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)

Павлов всегда отличался аккуратностью в работе и быту. В лабораторию он приходил точно в назначенную минуту (по его приходу можно было проверять часы), был очень строг к себе и не терпел расхлябанности в других, особенно когда это касалось науки. Если из-за небрежности сотрудника терпела ущерб научная работа, он негодовал, причем высказывал виновнику свое возмущение в весьма резких выражениях.

До глубокой старости в нем сохранились многие черты юноши. Разумеется, неумолимое время изменило облик очаровательного молодого человека, описанного в воспоминаниях Серафимы Васильевны. Теперь это был уже чудесный старик, убеленный сединами, среднего роста, несколько сгорбленный, худощавый, с бледно-розовым морщинистым лбом, с живыми, чистыми, несколько впавшими голубыми глазами — старик с выразительным и подвижным лицом, очень напоминающим Бернарда Шоу. Но этот старик оставался еще очень сильным,, энергия била в нем ключом, он имел выправку военного, был подвижен и физически вынослив, ходил долго и быстрыми шагами, заметно прихрамывая на левую ногу (в декабре 1916 г. Павлов, поскользнувшись, упал и сломал шейку бедренной кости).

Как и прежде, он очень любил физический труд. Но особенно ему нравилось работать с землей. Павлов видел в такой работе мощное средство для отдыха и восстановления сил после тяжелого умственного утомления. Он писал профессору М. Н. Шатерникову (июнь 1915 г.): «Отправляюсь на дачу и тем надеюсь восстановиться в общении с матушкой-землей, трудясь и потея около нее» [³⁹ «Летопись жизни и деятельности академика И. П. Павлова», стр. 165.]. В своих воспоминаниях Серафима Васильевна приводит весьма характерные его слова: «Не знаю, кем бы я чувствовал себя счастливей — земледельцем, истопником (он артистически топил печи: закрывал всегда печь, полную углей, наслаждался своим успехом и просил им полюбоваться других) или ученым» [⁴⁰ «Новый мир», 1946, № 3, стр. 129.].

Павлов во многом мог потягаться с молодыми людьми, а страстностью в работе, бодростью и выносливостью, феноменальной памятью, острым, ясным и проницательным умом, широкими научными и общественными интересами даже превосходил их. О неувядаемой молодости Павлова свидетельствовали и его особая любовь и привязанность к молодежи. Он всегда с особой теплотой и доброжелательностью относился к молодым сотрудникам своих лабораторий.

Павлов был горячим и даже увлекающимся человеком. Своим энтузиазмом он заражал всех окружающих. Его страстный темперамент чувствовался не только в научной работе — при операциях и экспериментах, в обсуждении научных вопросов, но и в спорте, в работе на огороде, в коллекционировании, в обыденной жизни. Павлов говорил четко, ясно, просто и образно, обладал приятным, звучным голосом и хорошей дикцией, в разговоре сильно жестикулировал. «Когда Павлов говорит,— писал американский ученый Дж. Келлог,— то не только голосом, но и мимикой стремится выразить свои мысли. Глаза его горят, мускулы лица непрестанно играют, изменяя ежесекундно выражение лица. Если бы он не был ведущим физиологом мира, он легко мог быть величайшим драматическим актером» [⁴¹ «И. П. Павлов в воспоминаниях современников», стр. 278.].

Ярко и полно охарактеризовал И. П. Павлова как человека известный художник М. В. Нестеров, автор двух знаменитых и широко известных портретов ученого: «Не успел я осмотреться, сказать несколько слов, ответить на приветствия супруги Ивана Петровича, как совершенно неожиданно, с какой-то стремительностью, прихрамывая на одну ногу и громко говоря, появился откуда-то, слева из-за угла, из-за рояля, сам «легендарный человек». Всего, чего угодно, а такого «выхода» я не ожидал. Поздоровались, и я вдруг почувствовал, что с этим необычайным человеком я век был знаком. Целый вихрь слов, жестов неслись, опережая друг друга. Более яркой особы я и представить себе не мог. Я был сразу им покорен, покорен навсегда.

Иван Петрович ни капельки не был похож на те «официальные» снимки, что я видел, и писание портрета тут же мысленно было решено. Иван Петрович был донельзя самобытен, непосредствен. Этот старик был «сам по себе», и это «сам по себе» было настолько чарующе, что я позабыл о том, что я не портретист, во мне исчез страх перед неудачей, проснулся художник, заглушивший все, осталась лишь неутолимая жажда написать этого дивного старика [...]

Страстная динамика, какой-то внутренний напор, ясность мысли, убежденность делали беседу с Иваном Петровичем увлекательной, и я не только слушал его с огромным интересом, но и вглядывался в моего собеседника. Он, несмотря на свой 81-й год, на седые волосы, бороду, выглядел цветущим, очень моложавым; его речь, жест (ох, уж этот мне «жест»), самый звук голоса, удивительная ясность и молодость мыслей, часто не согласных с моими, но таких убедительных,— все это увлекало меня! Казалось, что я начинаю видеть «своего Павлова», совсем иного, чем он представлялся до нашей встречи»[⁴² «И. П. Павлов в воспоминаниях современников», стр. 338.].

Павлов изумительно читал лекции. Они всегда отличались предельной ясностью, четкостью и носили характер живой беседы со студентами. Не удивительно, что послушать лекции Павлова приходили многие преподаватели других кафедр академии, а также многочисленные почитатели его лекторского таланта.

Иван Петрович слыл не только прекрасным собеседником, но и остроумным спорщиком. В совершенстве владея законами логики, он еще в молодости пользовался репутацией непобедимого спорщика среди своих сверстников, хотя и прибегающего нередко к резкостям. Жаркие споры возникали даже между ним и родителями. Павлов до глубокой старости сохранил свежесть своего редкого полемического дарования, ярко выражающегося не только в личных беседах и на еженедельных лабораторных конференциях по средам, но и во многих научных докладах и статьях ученого. Блестящим образцом научно-исследовательской полемической статьи стала его статья «Ответ физиолога психологам», которую Павлов написал в возрасте 83 лет.

На лыжной прогулке

Современники всегда отмечали жизнерадостность характера Павлова. Действительно, он был веселым человеком и если смеялся, то громко, искренне и заразительно. В свое время его заразительный смех очаровал Серафиму Васильевну. «Поразил меня чей-то смех, совершенно детский, закатистый. Я подумала тогда, что только чистая душа может так смеяться. Это смеялся Иван Петрович» [⁴³ «Новый мир», 1946, № 3, стр. 97.]. Правда, в последние годы жизни Павлова можно было увидеть его и в хмуром настроении, размышляющим о жизни и смерти.

Павлов умел мастерски организовать свой отдых. В летние месяцы он почти совсем отходил от науки. По свидетельству жены, ни одна научная книга не имела права выезда на дачу! Иван Петрович находил нужным совершенно освобождать свой мозг от всяких лабораторных мыслей, читал только художественную литературу. Ученого особенно привлекали классики русской и мировой литературы, в частности Л. Н. Толстой, А. С. Пушкин, В. Шекспир, Ж. Мольер, Г. Гейне и др. Эту любовь он также сохранил до глубокой старости. Он писал жене 15 июня 1935 г.: «А затем читаю Мольера и моего возлюбленного Шекспира» [⁴⁴ «Переписка И. П. Павлова», стр. 442.]. Кроме того, Павлов работал на огороде и в саду, купался, увлекался спортивными играми, а также неазартными карточными, раскладывал пасьянсы.

Физическая работа и спорт, как уже говорилось, доставляли ему подлинное наслаждение. Не удивительно, что Павлов являлся организатором Гимнастического общества врачей и одним из наиболее активных его членов на протяжении многих лет.

Человек огромной внутренней культуры, глубокого образования и обширных жизненных интересов, он серьезно увлекался и коллекционированием. Объекты его увлечения менялись: он собирал бабочек, растения, марки, а в последний период жизни — картины русских художников. Коллекция картин Павлова, пожалуй, одна из ценных среди такого рода индивидуальных собраний в Ленинграде. Павлов вообще считался хорошим знатоком и тонким ценителем живописи. Особенно близки его сердцу были полотна великих русских художников, в частности Васнецова, Репина. По свидетельству Л. А. Орбели, одно время Павлов систематически посещал все художественные выставки.

Павлов любил музыку, особенно классическую русскую. У него на квартире организовывались небольшие концерты, в которых принимали участие его ученики, умеющие играть на музыкальных инструментах (в частности, А. Д. Сперанский, П. С. Купалов, Н. И. Красногорский), и также профессиональные артисты — П. 3. Андреев, С. П. Преображенская и др. На протяжении многих лет Павлов общался со многими видными деятелями русской культуры — А. М. Горьким, И. Е. Репиным, М. В. Нестеровым, С. Т. Коненковым, И. Я. Гинзбургом, П. 3. Андреевым, С. П. Преображенской, К. С. Станиславским и др. Поздравляя 12 января 1934 г. П. 3. Андреева с 30-летием его артистической деятельности, Павлов телеграфировал: «Сердечное спасибо дорогому Павлу Захаровичу за звуки, исходящие из души и потрясающие душу» [⁴⁵ «Переписка И. П. Павлова», стр. 360.].

Некоторое время он занимался наблюдением за небесными телами при помощи любительских телескопов.

Иван Петрович не курил, не пил спиртных напитков и вел очень простои образ жизни. В этом, бесспорно, сказывалось хорошее воспитание, полученное им в детские годы в доме родителей и у крестного. Его негативное отношение к спиртным напиткам в значительной мере связано и с одной смешной историей. Как-то в годы учебы в университете Иван Петрович решил на самом себе испытать влияние алкоголя в дозе, способной вызвать состояние опьянения. Он купил бутылку рома, заперся у себя в комнате, сел за стол перед зеркалом, положил перед собой тетрадь с карандашом, чтобы описать ожидаемые после выпивки изменения как в выражениях лица, так и в субъективных переживаниях и ощущениях. После одного стакана он успел лишь записать, что глаза посоловели и что его клонит ко сну. Павлов очнулся на мокром полу, с сильной головной болью и противным вкусом во рту. У него наступило состояние такого тяжелого угнетения, какого он никогда не испытывал. После этого «опыта» Иван Петрович ни разу в жизни не был пьян, да и вообще никогда не употреблял алкоголя.