Иван Шуйский
Шрифт:
«Вычислить» две эти группировки точно не представляется возможным, но гипотетически расстановку сил восстановить нетрудно.
Ни за что мириться с Иваном IV не стало бы католическое духовенство, едва ли — кальвинистское (впрочем, и то, и другое было немногочисленным, из всех храмов города католикам принадлежал лишь один бернардинский костел), никогда — польский гарнизон и вряд ли — полоцкая шляхта, а также верхушка посада. О полоцкой шляхте Стрыйковский писал однозначно как о людях, вместе с поляками оборонявших город до последней крайности. Посадские же богачи рисковали в случае падения Полоцка потерять все свое состояние. Так, всерьез опасаясь наступления Ивана IV, жители ливонских городов просто-напросто отправляли свое имущество в Пруссию. Московский государь мог рассчитывать на союзников в среде солидного по численности православного духовенства (более двух десятков церквей и монастырей, еписко- пия) — особенно если учесть торжественную
Еще один урок для будущего полководца. Через много лет, защищая Псков, князь Иван Шуйский будет знать наверняка: пока население города твердо в своем желании отстоять его, можно выдержать самую суровую осаду. Если же подобной твердости нет, если грозит «внутренняя смута», дело плохо. Очень важной с этой точки зрения будет позиция городского духовенства. Оно может и поддержать, и погубить воеводу…
Новые ценные сведения.
В дальнейших событиях решающую роль сыграли русские осадные пушки «большого» наряда. Один немец из Полоцка, очевидец осады, через 12 лет рассказывал императорскому послу в Москве X. Кобенцелю, что город был взят в три дня «…при таком пушечном громе, что, казалось, небо и вся земля обрушились на него». Пушки сокрушили городские, а затем и замковые стены, конечно, не в три дня: с перерывами артиллерия делала свое дело почти неделю: 8—14 февраля. Согласно упоминавшемуся уже виленскому «летучему листку», «открыл он (т. е.
Иван IV. —Д.В.)… такую сильную пальбу, что граждане оставили город (т. е. посад. —Д.В.)». Мощь огневого удара поразила и самих осаждающих: «Якоже от многого пушечного и пищалного стреляния земле дрогати и в царевых и великого князя полкех, бе бо ядра у болших пушек по двадцети пуд, а у иных пушек немногим того легче…» Сила огня была умножена близостью расстояния от туров до стен. Давала себя знать ошибка Довойны, подпустившего московские войска к самым стенам Великого посада, — орудия с короткой дистанции буквально взламывали их. Стрыйковский считал, что в эти дни (поставлена ошибочная дата 1 февраля, но по ходу событий — верно) был убит ротмистр Голубицкий202.
Еще два отличных урока для человека, который способен учиться на чужих ошибках. Во-первых, врага нельзя безнаказанно подпускать на близкое расстояние к стенам и башням. Обязательно следует вести жестокую контрбатарейную борьбу. Во-вторых, даже самые мощные укрепления могут не выдержать массированного удара осадной артиллерии. Это значит, что за каменными крепостными стенами следует сооружать временные оборонительные сооружения — когда от первой линии обороны не останется камня на камне, вторую еще можно будет удержать. Довойна не позаботился об этом…
Минет почти два десятилетия, и князь Шуйский покажет, чему научил его неудачливый полоцкий воевода.
Между другими ротмистрами — Хелмским, Верх- линским, Варшевским — и Довойной начался разлад. Ротмистры, а также участвовавший в обороне Полоцка виленский воеводич Ян Глебович настаивали на обороне посадских стен, но Довойна велел оставить стены и сжечь посад203. В результате начался страшный пожар, погубивший 3000 дворов.
Прямо посреди пламени начался жестокий бой между русскими стрельцами и детьми боярскими с одной стороны и поляками — с другой. Эту схватку можно расценивать как вторую попытку частного штурма. Князья Д.Ф. Овчинин и знаменитый впоследствии Дм. Ив. Хво- ростинин, придя на помощь бившимся за посад отрядам, отогнали поляков, «потоптали и в город вбили». На пожарище московские воинские люди завладели брошенным имуществом. Поляки полностью очистили посад, но отстояли замок. Тогда же к русским полкам вышло, по разным источникам, от 11 до 24 тыс. посадских людей и крестьян полоцкого повета. Они показали осаждающим большие запасы продовольствия, спрятанного в «лесных ямах»204.
Так закончился 9 февраля миттельшпиль полоцкой партии — вновь с ощутимым перевесом на стороне московских войск. Осажденные укрылись в замке и могли уповать теперь лишь на крепость его стен и на возможную помощь извне.
Решающие события эндшпиля заняли всего неделю. 9—10 февраля «большой» наряд был поставлен «на по- жженом месте», а также в Заполотье и Задвинье против замковых стен. 11 февраля туры и пушки были придвинуты ближе к укреплениям замка. На протяжении нескольких дней орудия сутками били без перерыва. Ядра разбивали одну замковую стену, а потом еще
и били в противоположную. Защитники терпели от них жестокий урон. По- лочане «…токмо крыяшеся в домох своих, в погребах и в ямах от пушечного и пищалного стреляния».Русской артиллерией использовались огненные ядра и, возможно, зажигательные смеси. В результате на территории замка вспыхнул пожар, запылало несколько десятков домов. Гарнизон вынужден был одновременно оборонять стены и тушить огонь. В ночь с 14 на 15 февраля усилиями московских пушкарей и стрельцов, посланных к стенам, укрепления были также подожжены. К тому времени ядрами было выбито 40 городень из 204, составлявших периметр полоцкого замка205.
Таким образом, в этой кампании артиллеристы Ивана IV показали немалое искусство. Сигизмунд Гербер- штейн, побывавший в Московском государстве в 1516–1517 гг. и в 1526 г., отмечал совершенное неумение русских использовать артиллерию. А уже Манштейн в широко известных своих «Исторических, политических и культурных записках о России с 1727 по 1744 гг.» напишет, что артиллерия очень немногих европейских стран могла бы сравниться с русской и еще менее того — превзойти ее; это была, по его мнению, единственная отрасль военного искусства, в которой Россия могла обеспечить себя отлично подготовленными командирами206. Так вот, опыт применения полевых и осадных орудий московские пушкари всерьез начали набирать именно в середине XVI в. Залпы русских пушек в ту пору весьма часто решали участь городов. Первостепенную роль артиллерия сыграла при осаде Казани, под Нарвой, Дерптом, Феллином. У стен Полоцка наряд Ивана IV уже располагал кадрами, отлично знавшими свое дело.
Защитникам Полоцка нельзя отказать в мужестве: Стрыйковский писал, что они тревожили осаждавших частыми вылазками. Русскими источниками действительно зафиксирована вылазка, имевшая место то ли в ночь с 9 на 10 февраля, то ли с 10 на II207. В ней приняли участие «Довойнов двор весь» (800 чел. конницы) «да пешие люди многие». Но в бою за контрвалационные укрепления с отрядом боярина И.В. Шереметева они потерпели поражение и с потерями отошли в замок. Сам Шереметев получил контузию пушечным ядром. За дерзость вылазки осажденным пришлось расплатиться пленниками — «языками».
Таким образом, к утру 15 февраля положение защитников замка стало катастрофическим. Радзивилл оказать помощи им не мог, укрепления были разбиты, силы таяли изо дня в день, в то время как настоящего урона московским войскам нанести не удавалось. За всю осаду армия Ивана IV потеряла, по русским данным, всего 86 человек208. Да и в самом городе, как видно, было достаточно сторонников сдачи. За несколько часов до рассвета московские полки начали подготовку к штурму, который должен был стать для Полоцка последним.
И тогда из города вышел епископ Арсений Шишка «со кресты и с собором», было сдано городское знамя, а воевода полоцкий запросил начать переговоры о сдаче. Иван IV потребовал прибытия в свой стан самого Довой- ны, и тому пришлось согласиться. Далее сведения источников противоречат друг другу: согласно официальной московской Лебедевской летописи, переговоры шли до вечера и закончились сдачей города на том условии, что царь обещает «показать милость» и «казней не учинить». Далее летопись в самом деле не отмечает никаких казней. Гарнизон и горожане были выведены из города, а затем разведены по двум станам. Виленский «летучий листок» дополняет летописное известие: солдатам оставили их оружие, а горожанам — нет; те и другие находились «под сильной стражей» и 5 дней не получали никакой провизии; все они были переписаны, и желающим, в особенности из числа наемных немецких артиллеристов, было предложено поступить на московскую службу — некоторые изъявили согласие209.
Хроника Стрыйковского дает совершенно иное описание происходивших событий. Уже после сдачи замка До- войной поляки и полоцкая шляхта во главе с ротмистром Верхлинским обороняли брешь в замковой стене. В результате переговоров между последними защитниками Полоцка и московским командованием было достигнуто соглашение: поляки и шляхтичи беспрепятственно выходят из замка с имуществом, им предоставляется возможность уйти «целыми и невредимыми» (что и было впоследствии исполнено). Но затем город был ограблен, монахов- бернардинов порубили татары, а евреев утопили в Двине. Официальная московская Лебедевская летопись ничего не говорит ни об обороне пролома, ни о дополнительных переговорах, ни о казнях евреев и бернардинов. Впрочем, о бое за брешь нет упоминаний более ни в одном другом источнике. Поэтому невозможно с точностью определить, имел ли он место в действительности, или это лишь публицистическое преувеличение Стрыйковского. О «массовых казнях», о гибели евреев и бернардинов стоит поговорить особо. Поляки, еще несколько дней остававшиеся в городе, должны были знать про эти казни, если они происходили на самом деле. Вопрос состоит в том, верить ли Стрыйковскому, располагавшему в качестве источников рассказами очевидцев, или не верить, ссылаясь на его тенденциозность.