Иван Шуйский

Московское государство находится на грани стратегической военной катастрофы.

Летом Иван IV готовит большое войско для нанесения контрудара по Баторию. И.П. Шуйского расписывают вторым воеводой полка Правой руки. Армия так и не начинает наступление, а князь Иван напарывается на большое местническое дело с князем В.Ю. Булгаковым- Голицыным304.

В июле 1579-го, когда Баторий осадил Полоцк, полк Шуйского передвинули поближе к неприятелю и велели расположиться в Острове, однако приказа к атаке ему так и не отдали305. В стане противника ходили слухи, что государь московский собрал 200 ООО бойцов, хотя в действительности он располагал менее чем 28 ООО. Из них лишь 10 300 были ратниками дворянской конницы306. Учитывая высокую активность шведов в русской Ливонии, Иван IV не пожелал бросать основные силы российской армии на Батория, — опасался, надо полагать, серьезной угрозы на фланге. Против поляков вышла лишь небольшая рать окольничего Бориса Шейна, впоследствии разгромленная неприятелем в крепости Сокол.

Во время осады Баторием Полоцка Иван IV концентрирует во Пскове новую крупную армию, но выйти для генерального сражения опять не решается. Среди его воевод — князь И.П. Шуйский, вновь второй воевода полка Правой руки307. Осенью, после падения Полоцка, русские полки продолжают стоять у Пскова. Царь разоряет вражескую часть Ливонии татарским набегом, затем отряжает подмогу Нарве, на которую напали шведы308, однако сам остается на месте.

До решающего сражения дело не доходит. Высшее русское командование, включая и самого царя, проявляет робость. В XVI столетии, говоря о бое лицом к лицу с неприятелем, называли его «прямым делом». Так вот, выйти на «прямое дело» с громадой польско-литовских сил Иван Грозный не решался. Более того, он не отдавал такого приказа своим военачальникам. Для этой пассивной манеры противодействия Баторию есть свой резон. Не напрасно государь больше уповал на крепость стен, нежели на искусство воевод и отвагу воинов. Во-первых, к тому времени у России для отпора осталось не столь уж много сил: еще одна разгромленная армия могла означать худшее — без защиты осталась бы сама русская столица. Во-вторых, войска пали духом и утратили стойкость, присущую им еще несколько лет назад. Они в большей степени способны были изображать сильный заслон, нежели на самом деле оказывать серьезное сопротивление оккупантам. Стоило ли предъявлять неприятелю степень деморализации полевых русских войск?

Позднее, когда наступление шведов захлебнулось, а Баторий, напротив, ушел с театра военных действий как победитель, царь отправился из прифронтового Пскова в Новгород.

Здесь он производит местнический суд по челобитью князя Голицына, поданному еще летом во Пскове. В ноябре 1579 г. Иван Петрович выигрывает дело вчистую. Иван IV велит его «…учинить больши князя Василья Юрьевича Г олицына»309. Боярский суд во главе со знатнейшим вельможей России, князем Иваном Федоровичем Мстиславским, высказался со всей определенностью: «Князь Иван Петрович ровен князю Ивану Юрьевичу Голицыну310, а князя Василья местом больши»311. Подобный успех в местнической тяжбе оценивался в ту пору как достижение не менее важное для карьеры служилого аристократа, нежели победа над опаснейшим неприятелем в бою.

Не позднее декабря 1579 г. Шуйский возвращается из Новгорода на псковское воеводство312.

На протяжении первой половины 1580 г. в Москве всерьез опасаются удара польских войск по русской Ливонии или по Смоленщине. Псковский воевода получает приказ возглавить трехполковую (затем пятиполковую) рать, которой ставится задача противодействовать Баторию на этих участках литовско-ливонского ТВД313. Армию И.П. Шуйского концентрируют весной и выдвигают к Порхову в конце июля 1580 г.31411 августа князю В.Д. Хил- кову, возглавлявшему легкую рать у города Холм на Тверской земле, приказали держать связь с порховской армией Шуйского315. Оттуда Хилков получил поддержку: отряды пяти воинских голов316. Следовательно, летом 1580 г. Иван Петрович получил самостоятельную оперативную задачу: заслонять Псков и Новгород. Это единственный кратковременный период — несколько месяцев, — когда Иван Петрович является главнокомандующим самостоятельным полевым соединением. Командармом, так сказать. Выше подобного поста в командной иерархии того времени ничего не предусматривалось.

Баторий оперировал в районе Велиж — Усвят — Великие Луки на протяжении августа — сентября 1580 г., а в первой половине октября, завершив кампанию, отбыл к Невелю317. На протяжении октября польский полководец Ян Замойский осаждал крепость Заволочье. Примерно к середине месяца относится следующий эпизод: «Замойский… узнав… что воевода… Иван Петрович Шуйский находится с войском при Порхове, он отправил туда старого полковника Мартина Вольского с легкой конницей для рекогносцировки. Шуйский, услышав об отъезде короля и не ожидая в продолжение этого времени другого войска, распустил свое ополчение и возвращался в Псков»318. После этого князь Шуйский подвергся неожиданному нападению Вольского, но потерял лишь нескольких дворян. Следовательно, армия Шуйского пребывала у Порхова с августа до середины октября 1580 г.

Итак, русское контрнаступление в Ливонии не состоялось: польский монарх предпочел ударить на Великие Луки. Соответственно корпус Шуйского, исполнявший роль заслона для Пскова, Новгорода и в какой-то степени русской Ливонии, не понадобился и не получил приказа к нападению на короля. Под Смоленском же литовским ратям противостояли другие наши воеводы.

Шуйский готов был в любой момент сцепиться с Ба- торием. В случае неожиданного наступления поляков на

Псков Москва планирует держать его в городе на воеводстве319. Этот расчет в конечном итоге и реализуется…

Псковские воеводы спешно приводят в порядок обветшавшие укрепления. В воспоминаниях псковичей до середины XVII в. удержалось рачительное отношение Шуйского к городским припасам на случай осады. С 1578 г. Иван Петрович копит провизию в закромах: «…с Москвы, из Замосковных городов и из Великого Новгорода рожь и всякой хлеб, муку и сухари и толокно и крупы и свиные полти и соль и всякой съедобный запас в твою государеву вотчину во град Псков в… государевы житницы в кремль привозили».

Баторий, выбирая объект для нового удара, останавливается на Пскове, — быть может, приняв в расчет соблазнительные показания перебежчика. В мае 1581 г. к нему бежал стольник Давыд Вельский, племянник Малюты Скуратова, царского «выдвиженца». Вельский убеждал польского короля ударить на Псков: «Людей во Пскове нет и наряд вывезен и здадут тебе Псков тотчас».

Летом 1581 г. польско-литовская армия опять вторгается на русские земли. Ведет ее сам король. Третий большой поход на Северо-Западную Русь начинался для интервентов превосходно: 21 августа, после долгого артиллерийского поединка, им сдалась крепость Остров — древний псковский «пригород».

Один из участников вторжения оставил нейтральное по тону и весьма информативное описание этого события: «[17 августа] Гетман [Ян Замойский] объехал замок на близком расстоянии, назначил место для лагеря и для батарей, и в тот же день возвратился к королю. По собранным сведениям полагали, что Островом легко овладеть и обещали взять его для забавы и ради присутствия короля, но когда увидели место, занимаемое крепостью, со всех сторон окруженное водою, — так как две реки обтекают его, — то сейчас поняли, что труднее взять его видя, чем не видавши; король с гетманом в тот же день отправились к крепости; приехавши туда за час до вечера, они осмотрели положение крепости и возвратились в лагерь, когда уже наступила ночь… [18 августа] мы двинулись под крепость. Король не поехал; воевода Брацлавский уже прошел Остров и стал в миле от крепости; литовские паны в 3 милях. Замок построен на острове, среди реки; он большой, каменный и имеет четыре каменные башни. Доступ легкий, но нужно идти по воде, пешим по пояс. Стены не очень крепкие, но вероятно за ними русские построили деревянные срубы засыпав промежуток землею. Гетман послал к осажденным грамоту в ласковых выражениях, чтобы сдавались; но они не ответили ни слова и хотят защищаться320… Когда русские нас увидели, то сейчас же стали стрелять из пушек; нам пришлось проходить так близко от крепости, что ядра перелетали через нас, пока не направили орудий как следует. Рота Гостомского поплатилась двумя пахолками и отличною лошадью. Бог спас, что злодейское ядро попало в последний ряд, когда уже рота прошла, иначе было бы порядочное отверстие, если б попало в средину отряда. Мы расположились близко к замку, на выстрел из гаковницы; но осажденным предстояла забава стрелять не по лагерю, а по окопам, которые уже начали вооружать; сегодня, ночью, насыпали туры, при чем погибло около 40 человек пеших пана Ухровец- кого; между ними также 3 дворянина — из товарищей. Гетман везде присутствовал сам: он подъезжает близко к замку и беспрестанно бывает в окопах… [19 августа] пан Ухровецкий плохо устроил окопы и туры, так что в эту ночь должны были поставить их иначе. Ухровецкий до полудня стрелял хорошо, но постоянно попадал в верхи башни. Велено исправить окопы и туры, чтобы попадать в средину башен, так как стена легко осыпается. Из замка стреляют не очень сильно, но и не слабо. Гетманскому пушкарю прострелили руку из ружья. Венгры также окопались по другую сторону против Ухровецкого; сегодня, ночью, привезли орудия и насыпавши ночью туры, открыли огонь по крепости… [20 августа] наши удачно стреляют по крепости. Они пробили немалое отверстие в башне, но за стеною должны быть другие укрепления. Как только справимся с Островом, поспешим к Пскову, который отсюда в 10 милях. Мне кажется, там хорошо приготовляются к нашей встрече… [21 августа] вечером, около 21 часа, крепость Остров, не будучи в состоянии выдержать долее огня нашей артиллерии, сдалась. Против венгерских окопов и наших польских, сбиты две крайние башни и при каждой, в каменной стене, выбито отверстие, так что можно было идти на приступ. Русские сдались на милость короля; им позволено в целости выйти из замка, а вещи и одежду всю оставить; тех, которые захотят отправиться к князю, отведут на несколько миль и дадут пропускные листы, а которые захотят остаться в своих деревнях, тем это будет дозволено. В крепости всех вообще было около 1500 человек; детей боярских 100, а стрельцов 200, пять орудий, гаковниц и ружей не мало, а также и пороху. Наш порох, который мы израсходовали, воротился с излишком. Стены толщиною без малого в 2 сажени, сложены из белого камня (тесаной плиты); однако наши орудия разбили их; это превосходные орудия, хотя их у нас всего 20»321. Несмотря на великодушное королевское позволение уйти с вещами, наемники ограбили русских ратников до нитки.

Сообщение это наводит на размышления об относительной слабости и силе сторон, вступивших в борьбу за Псковщину. Во-первых, стены Острова, пусть и солидной толщины, сложены были из известняка, а потому долгой пальбы из тяжелых орудий не выдержали. Псковское командование, очевидно, скоро узнало об этом. А значит, князь Иван должен был разумно усомниться в надежности собственно псковских стен: при их возведении как строительный материал использовались те же известняковые плиты. А местный известник от природы — камень мягкий и колкий. Во-вторых, Пиотровский не напрасно беспокоится о порохе и радуется тому, что удалось компенсировать его расход: поляки, надеясь на военное счастье своего короля, запасли его явно маловато. Наконец, в-третьих, армия Батория начала терять людей еще до подхода к Пскову — не напрасно сопротивлялся Остров.

24 августа Стефан Баторий с армией является под древние стены Пскова. Через бойницу за строительством вражеского лагеря наблюдает князь Иван Петрович Шуйский, второй воевода городского гарнизона. В ближайшие месяцы его ждет великое испытание…

Русская аристократия того времени жила богато, имела всё, что душа пожелает. А персоны из высшего ее слоя, самые «сливки», получали к тому же полное преобладание над остальным дворянством в делах службы. По биографии Ивана Петровича видно, насколько он легче и быстрее выходит в чины, нежели все тот же заслуженный Д.И. Хворостинин — аристократ «второго ранга». Но вот настает час, когда за хорошую жизнь, за право на господство, за непререкаемую власть надо платить. Требуется в жестоком противоборстве одолеть сильного и опасного врага. Само время проверяет на прочность национальную политическую элиту. Она выращена своим народом органично, поколение за поколением, и обязана постоянно доказывать право на существование всего народа. Если надо — кровью, а если потребуется — то и жизнью своей. Чего она стоит? Крепка ли? Является ли она сама сильным и опасным врагом? Или превратилась в сборище баловней судьбы? Если она даст слабину, то все общественное здание может рассыпаться, погребая под собой знатных и незнатных, воевод, дворян, стрельцов… и последних бедняков вместе с ними.