Иван Сусанин
Шрифт:
Затем Годунов велел проводить Сусанну и Ванятку в горницу.
— Пусть отдохнут, а мы малость с Оськой потолкуем. Давай-ка еще по чарочке.
— Благодарствую, барин. Век твоих щедрот не забуду, — заплетающим языком произнес Оська.
— Коль захочешь, завалю тебя щедротами. Я — милостив. Избу тебе выделю, доброй землицы нарежу, жита на посев подкину, на два года от барщины избавлю. Вольготно заживешь, Оська.
Оська бухнулся на колени.
— Дык, мне лучшего барина и не сыскать, милостивец!
— Фалей! Неси бумагу. Рядную грамоту будем писать. Горазд в грамоте?
— Господь не упремудрил, милостивец.
— Не велика беда. Крестиком подпишешь.
Глава 3
ВИДЕЛ
«Добрая» изба оказалась «курной» [15] и ветхой. Покосилась, утонула в сугробах. Бревенчатые стены настолько почернели и закоптели, словно по ним голик век не гулял. Да и дворишко для лошади выглядел убогим.
15
Курная изба — отапливаемая печью, не имеющей трубы.
— Наградил же тебя барин хоромами. И как ты мог грамоту подписать?
— Дык…
— Назюзюкался на дармовщинку, глупендяй! — костерила непутевого муженька Сусанна.
— Барин, кажись, добрый, не проманет.
— Обещал бычка, а даст тычка. У-у!
Сусанна даже на мужа замахнулась. Села на лавку и горестно подперла ладонью голову, повязанную зимним убрусом [16] . Ушли от беды, а оно тебе встречу, как репей вцепилось. Ну и муженек!
Судьба свела их тринадцать лет назад. Видная лицом Сусанна никогда и не чаяла, что ее суженым станет невзрачный Оська, но судьбу даже на кривой оглобле не объедешь.
16
Убрус — женский головной убор, платок.
Погожим майским вечером ехали по деревеньке трое холопов помещика Коротаева. Дерзкие, наглые, наподгуле. Подъехали к колодцу, увидели пригожую девку с бадейками, заухмылялись.
— Смачная. Прокатим, робяты!
Сусанна и глазом не успела моргнуть, как очутилась поперек седла. Холопы умчали в лесок за околицу, стянули девку с лошади и принялись охальничать. Один из холопов разорвал сарафан. При виде упругого, оголенного тела, у холопов и вовсе ударил хмель в голову.
— Полакомимся, хе!
Сусанна отчаянно выуживалась, но холопы молоды и дюжи. Где уж там вырваться?
Но тут вдруг оказался невысокий рябой парень с крепкой орясиной [17] — и давай колошматить срамников. Тех, как ветром сдуло.
— Беги домой, Сусанна!
Девка побежала, было, в избу, но тут услышала громкие крики из леска. Никак, холопы вернулись и принялись бить Оську.
Сусанна, что есть духу, кинулась на выручку. Холопы жестоко избивали парня плетьми и ногами. Девка подхватила Оськину орясину и воинственно набежала на насильников. Шибала по спинам, угрожающе восклицала:
17
Орясина — жердь, кол, дубина.
— Мужиков кликнула! Пересчитают вам косточки!
Холопы опомнились. Мир поднимется — живым не уйдешь. Белками в седла взметнулись — и деру.
— Как ты, Оська?
Всё лицо парня было разбито, глаз не видать. С трудом выдавил:
— Ничо… Тебя не осрамили?
— Не успели, нехристи.
— Слава Богу.
— Ты молчи, Оська. Ишь, как поиздевались, ироды треклятые! Ни ногой, ни рукой не шевельнуть. Помогу тебе, бедолаге.
Обтерла кровь с лица, посидела чуток, а затем подняла парня на ноги.
— Обними
меня за плечо, и пойдем полегоньку.Оська едва ковылял, но душа его пела. Он давно заглядывался на соседскую девушку, но никаких надежд на нее не лелеял. К такой красной девице даже парни справных мужиков сватаются, а его отец — самый захудалый крестьянин, у него в сусеке даже мыши перевелись. Где уж там о Сусанне мнить? Да еще — рябой, и ростом с пенек. Не видать тебе, Оська, пригляды, как собственных ушей.
Мужики, изведав о бесчинстве холопов, направились к дворянину Коротаеву. Тот долго не выходил, наконец, чинно подошел к воротам, выслушал речи крестьян и посулил нещадно наказать повинных.
Мужики уверовали и вернулись в избы. А дворянин лишь посмеялся над смердами.
За неделю до Покрова Свадебника [18] дочь молвила отцу:
— Ты меня, тятенька, другой год сватаешь, но никто мне не мил.
— Других женихов у меня нет. Аль тебе прынца заморского? Так я еще ковер-самолет не смастерил.
— Далече искать не надо, тятенька. Я за Оську пойду.
Матвей аж рот раззявил.
— Умишком помешалась, дочка. Самого неказистого парня предпочла!
18
Покров — 1 октября.
— С лица не воду пить. Он добрый и работящий, и меня от сраму спас.
— На Оську благословения не дам!
— Тогда в вековухах останусь! И слово мое крепкое, тятенька.
— Да уж ведаю твой норов.
День кумекал Матвей, другой, а на третий пошел к соседу.
Пока был жив отец, Сусанна и блаженный от счастья Оська беды не ведали. А когда Матвея на рубке барского леса древом на смерть пришибло, начались всякие напасти. Вскоре мать Богу душу отдала, первенец Мишутка в пруду утонул, а затем и корова пала. Остались молодые, чуть ли не у разбитого корыта.
Вскоре Ванятка народился. Многие дела легли на плечи Оськи. Он усердствовал до седьмого поту, но силенок его не хватало. Маломощным был Оська. Другой мужик за час управится, а Оське и дня мало. И тогда, забыв про ухваты и зыбку, оставив избу на старенькую тещу, Сусанна сама за дела принялась. И на соху налегла, и за литовку [19] схватилась… Всё-то у ней ладилось. А когда Ванятка подрос и он стал заправским помощником. Чуть стало полегче. Зато господа-баре наседали, старясь выжать из крестьян все соки. Только Юрьевым днем и спасались…
19
Литовка — коса.
Кое-как пережили зиму, а как нагрянул Егорий Вешний [20] , тиун в избу.
— Надо бы, Оська, на барской пашне подсобить.
— Дык, милостивец наш, Федор Иваныч, два года сулил меня не пронимать. На своем наделе горбачусь.
— А кто тебе жита дал? Кто овсом снабдил? Кабы ни Федор Иваныч, околевать бы тебе, Оська. Допрежь на барском поле с лошаденкой походи, а засим и за свой надел примешься.
— А вдруг поморок [21] навалится? Доводилось!
20
Егорий Вешний — 23 апреля. «На Егория запахивают пашню».
21
Поморок — длительная ненастная погода.