Иван Великий. Первый «Государь всея Руси»
Шрифт:
Великий князь Иван Васильевич потерпел политическое поражение – первый и последний раз в жизни. Поражение на соборе и по крайней мере частичная утрата дееспособности вследствие тяжелой, неизлечимой болезни знаменовало конец реального правления первого государя всея Руси.
«Путь бо сей краток есть, им же течем. Дым есть житие сие», – учил мудрый Нил Сорский. Жизнь шла к концу.
21 сентября Иван Васильевич «с сыном своим, великим князем Василием и с прочими детьми» выехал из Москвы в дальний путь. Они объезжали монастыри. Побывали они и у Троицы в Сергиеве монастыре, и в Переяславле, и в Ростове, и в Ярославле, «всюду молитвы простирая». Только 9 ноября великокняжеский поезд вернулся в Москву. Иван Васильевич никогда не отличался демонстративной, показной набожностью, а монастырских старцев определенно недолюбливал. Резкое изменение настроения и поведения – косвенное свидетельство
244
ПСРЛ. Т. 28. С. 387.
Как когда-то слепой отец, Иван Васильевич нуждался теперь в реальном соправителе. Власть ускользала из рук. Великий князь временами еще принимал участие в делах. 18 апреля 1505 года «по его слову» белозерский писец В. Г. Наумов судил суд о тамошних землях. Это последнее упоминание имени Ивана III в судебных актах [245] . Великого князя продолжало интересовать каменное строительство, особенно в его любимом московском Кремле. Летописец сообщает о его распоряжениях по этому поводу. Последнее – 21 мая 1505 года. В этот день Иван Васильевич велел разобрать старый Архангельский собор и церковь Иоанна Лествичника «под колоколы» и заложить новые храмы.
245
ЛСВР. Т. 1. С. 581, № 658.
Не терял он из вида по мере возможности и другое свое любимое детище – посольскую службу. 27 февраля 1505 года датируются последние известные нам слова Ивана Васильевича. Обращаясь к послам Менгли-Гирея, «князь великий большой» велел передать хану: «…чтобы и меня для учинил так, при мне бы сына моего Василья учинил себе прямым другом и братом, да и грамоту бы ему свою шертную дал, а мои бы то очи видели. Зане же царь ведает сам, что всякой отец живет сыну…» [246]
246
Памятники дипломатических сношений… с Крымскою и Ногайскою ордами… Т. 1. С. 556, № 101.
В декабре 1504 года запылали костры: «сожгоша в клетке диака Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова, декабря 27. А Некрасу Руковову повелеша язык урезати и в Новгороде Великом сожгоша его». Сожжены были архимандрит Кассиан и его брат, и «иных многих еретиков сожгоша». Первый раз (и едва ли не последний) на Руси было совершено аутодафе – излюбленный Католической церковью бескровный и радикальный метод борьбы с еретиками [247] .
Кто был инициатором этого «гуманного» распоряжения? По сообщению летописца, это «князь великий Иван Васильевич и князь великий Василий Иванович всея Руси со отцем с своим с Симоном митрополитом и с епископы, и с всем собором обыскоша еретиков, повелеша их лихих смертною казнию казнити». На Руси теперь два великих князя. Кто из них сказал решающее слово? Так или иначе, декабрьские костры – прямое, неизбежное следствие победы клерикальной оппозиции на соборе 1503 года, тех сдвигов в политическом климате страны, которые были вызваны неудачей проекта секуляризации и тяжелой болезнью великого князя Ивана Васильевича.
247
ПСРЛ. Т. 28. С. 337.
Далеко ушел новый собор от мягкой политики 1490 года… Сила, спасшая тогда жизнь еретиков, теперь исчезла. Сожжен Иван Волк Курицын – сотрудник посольского ведомства, брат Федора Курицына, фактического руководителя этого ведомства на протяжении многих лет (последний раз упоминался в 1500 году). В зловещем пламени зимних костров просвечивали контуры новой эпохи. Кончалось время Ивана Васильевича, начиналось время Василия Ивановича.
«Всякой отец живет сыну…» Духовная грамота первого государя всея Руси сохранилась только в списке, хотя и близком по времени к подлиннику. Духовная была составлена в первые месяцы болезни великого князя – в июне 1504 года она была уже действующим документом, знаменуя отход от дел ее составителя [248] .
248
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.—Л., 1950. С. 353, Л., 89.
Как отец и дед, прадед и прапрадед, Иван Васильевич «при своем
животе, в своем смысле» дает «ряд своим сыном». Юрий, Дмитрий, Семен, Андрей приказываются своему «брату старейшему» – они должны держать его «вместо своего отца» и слушать его «во всем». Правда, и Василий должен держать «свою братью молодшуго… во чти, без обиды». Василий – великий князь. Впервые за всю историю дома Калитичей он получает Москву целиком, без всякого деления на трети, «с волостьми, и с путми, и з станы, и з сели, и з дворы городцкими со всеми, и з слободами, и с тамгою…» Он единоличный повелитель столицы. Только он здесь держит постоянных наместников – большого и на бывшей «трети» серпуховских князей.В непосредственное управление нового великого князя переходят почти все города и земли великого княжения Московского. Он получает великое княжение Тверское и великое княжение Новгородское, до самого океана, «Вятскую землю всю» и «всю землю Псковскую», часть Рязанской земли – жребий в Переяславле Рязанском, в городе и на посаде, и Старую Рязань, и Перевитск.
Что же получают другие братья? Раз в несколько лет – право на часть московских доходов. Каждому из них новый великий князь ежегодно выплачивает по сто рублей. Каждому из них отводится по нескольку дворов в Кремле и по паре подмосковных сел. Получают они и земли в других местах. Юрий – Дмитров, Звенигород, Кашин, Рузу, Брянск и Серпейск. Дмитрий – Углич, Хлепень, Зубцов, Мезецк и Опаков. Семен – Бежецкой Верх, Калугу, Козельск. Андрей – Верею, Вышгород, Любутск и Старицу.
Итак, вновь появились княжества. Но как они не похожи на старые уделы…
Уделы новой формации разбросаны по лицу всей Русской земли. Они состоят из городов, городков, волостей и сел, там и сям вкрапленных в государственную территорию на большом расстоянии друг от друга. Они нигде не образуют сомкнутых, сколько-нибудь связанных между собой территориальных комплексов.
Новые князья «опричь того… ни во что не вступаются» – мысль о возможности какого бы то ни было «передела» отвергается с самого начала. Князья «по своим уделом… денег делати не велят, а деньги велит делати сын мой Василий… как было при мне», – устанавливает завещатель.
В своих городских дворах в Москве и подмосковных селах князья «торгов не держат, ни житом не велят торговати, ни лавок не ставят, ни гостей с товаром иноземцев, и из Московские земли, и из своих уделов, в своих дворех не велят ставити»: вся торговля в Москве ведется только на гостиных дворах, как было при самом Иване Васильевиче, а все торговые пошлины идут в казну великого князя. Князьям можно торговать только мелким «съестным товаром» – при условии выплаты полавочной пошлины.
В княжеских московских дворах и подмосковных селах уголовный суд принадлежит наместнику великого князя, и только татьбу с поличным между княжескими крестьянами судят их приказчики, да и то с обязательным докладом великокняжескому наместнику (т. е. с его утверждением). И холопьи грамоты, полные и докладные, на Москве оформляет только великокняжеский дьяк ямской, как было при Иване Васильевиче, «а опричь того… не пишет никто» – никакой князь не может принять на службу ни одного холопа. «А которого моего сына не станет, а не останется у него ни сына, ни внука, ино его удел весь… сыну моему Василью, и братья его у него в тот удел не вступаются», – произносит завещатель окончательный, бесповоротный приговор удельной системе. И дополняет: «А останутся у него дочери, и сын мой Василей, те его дочери наделив, подает замуж» – княжеские земли не переходят в женские руки. «А которой мой сын не учнет сына моего Васильа слушати во всем…» – тому угрожает проклятие «и в сей век и в будущий».
Бесправные в своих московских дворах и полуправные в разрозненных княжествах, братья Василия Ивановича поступали в зависимость от старшего брата, от его наместника и дьяка. Подданные государя всея Руси – вот кто они такие, эти титулярные князья, фактические вотчинники без права распоряжения своими землями. Их новое положение, установленное духовной, ярче всего отразило те фундаментальные, необратимые изменения в политическом строе Русской земли, которые были результатом долгого великокняжения Ивана Васильевича.
Наступили последние месяцы жизни старого великого князя. Еще в январе 1505 года немцы сообщали, что он «смертельно болен». Это не было секретом и на Востоке. Летом Мохаммед-Эмин, казанский вассал, русского посла и людей торговых «поймал», а «иных секл, а иных, пограбив, послал в Ногаи». В сентябре он появился под Нижним Новгородом. Впервые за несколько десятков лет русские люди увидели врага на своей земле. Войска хана были отбиты, «граду не сотвори ничто же», но новая эпоха с новыми людьми наступала неумолимо [249] .
249
ПСРЛ. Т. 28. С. 338.