Июль 1942 года. Падение Севастополя

С 30 июня тылы армии и флота прекратили работу и перешли к самообороне, уничтожению запасов и объектов хранения, а по принятии решения на эвакуацию в ночь на 1 июля все оставшиеся запасы продфуража, топлива, обозно-вещевого снабжения были уничтожены. Станочное оборудование артиллерийского завода, технические мастерские и запасы материалов были утоплены в море [93] .

В войсках знали о приказе командующего Северо-Кавказским фронтом Маршала Советского Союза С. М. Буденного, что эвакуации из Севастополя не будет, и поэтому героические защитники Севастополя не помышляли об эвакуации, яростно сражаясь на фронте, неся тяжелые потери. Подвоз снарядов и других боеприпасов в последние дни июня самолетами, подводными лодками, сумевшими прорваться в Севастополь, составил: 28 июня 180 т, 29 июня 160 т, 30 июня 25 т.

93

Отд. ЦВМАф. 10. д. 1952. л. 32, л. 186.

В ночь на 30 июня три самолета У-2 вылетали из Севастополя в Крымские горы и сбросили продукты партизанам, а к вечеру все исправные самолеты СОРа — шесть ЯК-1, семь ИЛ-2, один И-15 бис, два И-153, один ЛАГГ-3 — перелетели с Херсонесского аэродрома в Анапу [94] .

Потери личного состава Приморской армии и Береговой обороны не поддавались учету, так как была нарушена связь, организация и управление войсками. Отдельные дивизии и бригады потеряли убитыми и ранеными до 50–60 процентов личного состава от имевшегося на утро этого дня.

94

ЦВМА Указ. хроника, л. 329.

Авиация противника за 30 июня произвела свыше 1000 самолето-вылетов, нанося сильные удары по боевым порядкам СОРа. Днем подвоз материальных средств к линии фронта был невозможен из-за непрерывно летающих бреющим полетом вражеских истребителей, уничтожавших все, что движется. Наша зенитная артиллерия из-за отсутствия снарядов не действовала.

Разрозненные части СОРа правого фланга обороны с боями отходили в направлении хутора Пятницкого и слободу Рудольфа, а левого фланга — в направлений на ж.-д. вокзал станции Севастополь.

Наступил тот самый критический момент, когда командованию СОРа надо было решать: либо остатками войск стоять на занимаемых рубежах и сражаться до последнего, стараясь нанести противнику максимальный урон, выполняя приказ командующего Северо-Кавказским фронтом, либо принимать иное решение. Позади море, отступать некуда. Положение, в котором оказались героические части Приморской армии и Береговой обороны Черноморского флота, было трагическим, так как практически были израсходованы все средства отражения, а плотная вражеская блокада на море не позволяла помочь вооружением и боеприпасами, не говоря уже о других материальных средствах. В то же время не было средств и условий, чтобы эвакуировать всех на кавказский берег.

Какое решение было принято командованием СОРа тогда? Как уже упоминалось, в мае 1961 года в Севастополе проходила военно-историческая конференция, посвященная 20-летию начала героической обороны Севастополя 1941–1942 годов. Ее участник Д. И. Пискунов написал об этом событии в своей работе «Заключительный этап обороны Севастополя 1941–42 гг.», отметив в ней следующее:

«В работе конференции приняли участие 800 человек, 80 процентов которых прошли плен. В своем докладе о партийно-политической работе за период обороны член Военного совета ЧФ вице-адмирал Н. М. Кулаков отметил, что „в июне стало очевидным, что никакой эвакуации не будет“. Ответы на записки — попытки объяснить обстановку под Севастополем в конце июня 1942 года и причины, по которым не была эвакуирована Приморская армия, адмирал Ф. С. Октябрьский сделал в своем заключительном сообщении после закрытия конференции, когда ушел президиум.

Объясняя причину несостоявшейся эвакуации Приморской армии, он сказал следующее:

„Товарищи, обстановка тогда сложилась трудная. Севастополь был блокирован с земли, с воздуха и моря. В конце июня при помощи воздушных сил блокада достигла наивысшего предела. Даже подводные лодки не были в состоянии достигнуть берегов Севастополя, а о достижении их надводными кораблями и говорить не приходилось. В этих условиях встал вопрос, как быть? Если эвакуировать армию, то были бы потеряны армия и флот, оказавшийся сильно преуменынившимся из-за потерь в боях. В конечном счете была потеряна армия, но сохранен флот“.

Ясней, пожалуй, не скажешь, почему защитники Севастополя оказались в плену у немцев. Но он обошел молчанием главное — кем было принято решение поступиться армией ради сохранения флота» [95] .

95

Пискунов Д. И.Указ. рукопись, л. 15.

Ответ на этот вопрос в какой-то степени, и не только на этот, можно попытаться найти в заключительном слове Ф. С. Октябрьского:

«И последнее. Выступившие товарищи Хомич и Пискунов „болезненно“ рисовали картину трагедии на Херсонесе. Трагедию, в которой погибали наши люди, оставшись без оружия, как бы брошенные на произвол судьбы… Естественно, что всех находившихся на Херсонесском пятачке мы не могли вывезти. У нас остались десятки тысяч раненых, сотни медперсонала. Разве мы этого не знали? Мы не имели сил преодолеть врага в воздухе. Это главная причина, почему наши люди погибали и попади в плен к немцу» [96] .

96

Октябрьский Ф. С.Доклад на воен. ист. конф. 1961 г. Морская библиотека, т. 1. стр. 1102.

Один из ветеранов обороны, представитель Особого отдела Приморской армии при госпиталях капитан B. Л. Смуриков, прошедший плен, запомнил слова Ф. С. Октябрьского, сказанные на одном из последних совещаний в июне 1942 года. Он сказал «Не дам больше топить корабли» [97] .

Конечно, обстоятельства, с одной стороны, диктовали сохранить флот, который в ходе военных действий на Черном море заметно уменьшился, а конца им не было видно. Но нужно ли было бросать упреки в «болезненности» переживания за херсонесскую трагедию Хомичу и Пискунову, которые выступили на конференции от имени находившихся там участников обороны, прошедших плен? Все они честно выполнили свой воинский долг перед Родиной и не заслужили этих упреков. Ведь это были наши советские люди, которых вырастила советская власть, и обида их была справедливой, так как в те тяжелые июльские дни 1942 года и до этой конференции они не знали, почему флот не смог их вывезти.

97

Смуриков B. Л.Воспом. Фонд музея КЧФ. д. НВМ. л. 150.

Д. И. Пискунов по этому поводу сказал так:

«Я хочу поделиться общим настроением наших участников обороны, которые оказались в плену. Общее настроение было такое — нас сдали в плен. Мы бы еще воевали и дрались. Я наблюдал людей. Ведь многие люди плакали от обиды и горечи, что так бесславно кончилась их жизнь, вернее служба в армии» [98] .

К сожалению, Ф. С. Октябрьским не были освещены не только вопросы эвакуации, но не было сказано о моральной стороне херсонесской трагедии. В его ответе была видна только беспощадная логика войны. Можно только сожалеть, что на этой конференции не нашлось доброго слова благодарности в адрес командиров армии и флота, прошедших плен, за их подвиг по защите Севастополя, извинения за случившееся. Но тогда было другое время.

98

Маношин И. С.Запись на пленку беседы с Д. И. Пискуновым 2.11.83 г. г. Калинин. Фонд музея КЧФ.

Продолжим анализ дальнейших событий. Проанализировав критическую обстановку с обороной к утру 30 июня, командование СОРа, помня о майской директиве Буденного, что переправы на Кавказ не будет, приняло решение доложить не напрямую в Ставку, а своему непосредственному начальству Кузнецову и Буденному о невозможности более удерживать Севастополь и просить разрешения в ночь на 1 июля вывезти самолетами 200–500 ответственных работников и командиров на Кавказ. Фактически это была просьба об эвакуации.

В 9.00 30 июня за подписью Октябрьского и Кулакова была послана телеграмма, которая другим лицам из руководящего состава СОРа не была известна вплоть до последнего заседания Военного совета флота. Вот ее текст:

«Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска устали (дрогнули), хотя большинство продолжает героически драться. Противник усилил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2–3 дня. Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова» [99] .

99

Моргунов П. А.Указ. соч. стр. 440. Отд. ЦВМА. ф. 72. д. 12564. л. 104.

«Об этой телеграмме, — писал Н. Г. Кузнецов, — мне доложили в 14.00 30 июня. Армейское командование в Краснодаре еще болезненно переживало недавнюю катастрофу на Керченском полуострове. Я полагал, что Главком направления вряд ли сам примет решение, не запросив Ставку. Времени для согласования и запросов уже не оставалось. Было ясно, Севастополь придется оставить. Поэтому, еще не имея согласия Ставки, я приказал немедленно ответить вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому: „Нарком Ваше предложение целиком поддерживает“. Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал военному совету ЧФ вторую телеграмму: „Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены“.