Июльская горячка = Неуловимый [СИ]

Витька метнул на Мазурова злой взгляд.

— Что, не веришь? — переспросил подполковник. Надо отдать должное, говорил он страстно, убедительно. — Именно так и будет, поверь мне. Знаешь, сколько я за двадцать своих милицейских лет таких вот молодых дурачков видел? У каждого второго, кто сидел на этом стуле, именно такая судьба, можешь не сомневаться! Да и ты будешь уже не такой, зона не сахар.

— Ну и что, — огрызнулся Ежов, — там, в зоне, тоже люди живут.

— Живут, Витя! Да еще как живут! Только ты не знаешь, как они там живут! Ты сказки слыхал про крутых воров, блатную развеселую жизнь, а на самом-то деле там все по-другому.

В этот момент дверь открылась, на пороге стоял невысокий, полноватый майор с седыми висками.

— Иду, вдруг слышу знакомый голос, — сказал он, подавая Мазурову руку. — Неужели, думаю, Михалыч! Не может быть! Он же на пенсии уже лет сто. Наверное, думаю, привидение его тоскует по работе.

— Может, Иван Фомич, может, — сказал, поднимаясь, Мазуров. — Привидение, говоришь? Хорошо ты это придумал.

— Ну, судя по рукопожатию, ты не привидение, — признал майор. — Сила еще есть.

Иван Фомич Городненко был старинным сослуживцем Мазурова. Они вместе начинали сержантами патрульной службы, да и потом их карьера развивалась параллельно. Последние пять лет Городненко был начальником изолятора временного содержания, должен был получить подполковника и выйти на пенсию, но прошлогодний массовый побег заключенных обернулся для него сердечным приступом и навеки замершей на погонах звездой майора.

— Что, снова призвали под знамена? — спросил Городненко.

— Да ребята попросили помочь, все в загоне, лето. А ты, смотрю, все никак на пенсию не уйдешь?

— Нет, желающих на мое место не могут найти. Особенно после прошлогоднего побега.

— Да, не повезло тебе. А чего это ты ночью по управлению шляешься?

— Приходил, проверял своих. Сам знаешь, обжегшись на молоке, на воду дуешь. Боюсь, как бы глупостей не наделали, большинство новенькие работают, молодежь. Одно дело, если там деньги или наркоту передадут, а вдруг впустят кого по знакомству? Бывало ведь, помнишь? Да, знаешь, кого к нам только что привезли? — оживился майор.

— Кого?

— Нашего старого знакомого, Тихоню.

— Да ты что! — удивился Мазуров.

— Вот и «что». Опять кого-то порезал, придурок. Я его велел сразу к нам определить, в «обезьяннике» ему делать нечего, людей пугать. Завтра народ пойдет, а он там, в неглиже на виду у всех.

— Да, а ведь это мы его с тобой тогда первый раз брали, — с ностальгической улыбкой припомнил Мазуров. — Сержантами еще были, на мотоцикле его везли, в коляске. Как он там, стриптиз показывает?

— Конечно, концерт в самом разгаре.

— Слушай, Фомич! — Мазурову пришла в голову интересная идея, он опасливо взглянул в сторону Ежова, затем подхватил майора под руку и буквально вытащил его в коридор, так чтобы можно, было, и поговорить с глазу на глаз, и не терять из виду своего «подопечного». Витька не понимал, что происходит, он только видел, что Мазуров очень упрашивает своего собеседника, а тот упирается.

— Да ты что, Михалыч, знаешь, сколько я инструкций нарушу! — донеслось до ушей пацана.

— Ну, Фомич, ты без пяти минут пенсионер, что тебе стоит! Ты начальник у себя или хвост собачий?

— Нет-нет! Ты что, а вдруг кто из начальства узнает? И эту-то, — Городненко ткнул пальцем в майорскую звезду, — на четыре маленьких поменяют!

Переговоры длились минут двадцать, Мазуров вогнал своего собеседника в жар и пот, но все же, похоже, уговорил.

— Пошли, — довольный Мазуров подхватил Витьку под руку и поволок из кабинета. Проходя мимо загородки дежурного, Ежов увидел давешнего майора, звонившего по телефону.

— Да, лейтенант! Пусть Журавлев покажет им все что надо, он в вашей смене самый опытный. Да все под мою личную ответственность, — донеслось до ушей Витьки.

Они вышли во двор, и подполковник свернул к новенькому зданию из белого кирпича. Кривовский изолятор временного содержания, сокращенно ИВС, сдали всего полгода назад, и среди уголовной среды его называли «курортом», за наличие в камере унитаза и раковины.

Подойдя к железной двери, подполковник стукнул в нее костяшкой пальца, и она тут же немного приоткрылась.

— Иван Михайлович? — удивленно вскрикнул охранник. — А мне сказали, но я не поверил сразу. Вы же вроде на пенсию уходили?

— Как уходил, так и пришел. Ты, что ли, это, Журавлев?

— Он самый. Что надо, товарищ подполковник?

— Экскурсию по заповедным местам. Парень вот не верит, что у нас в камерах кондиционеры и телевизоры стоят.

Охранник хохотнул и впустил их. Журавлев оказался толстым прапорщиком с круглой, как у снеговика, головой. Курносое лицо его было само добродушие, и как-то слабо верилось, что этот человек может сладить с наглыми и прожженными уголовниками.

— Журавлев, ты, сколько лет тут уже работаешь? — спросил Мазуров, входя в гостеприимно распахнутую дверь.

— Двенадцать стукнуло, — ответил прапор, поставил к стене Витьку и быстро обшарил карманы и всю одежду «экскурсанта».

— Тебе тут что, медом намазано? — продолжал допытываться подполковник. — Караваев вон месяца не продержался, сбежал в участковые.

Журавлев, открывая перегораживающую коридор железную решетку, засмеялся:

— Он просто все тут близко к сердцу принимал, а так нельзя. Мне вот лично все по барабану.

Тут сбоку донесся приглушенный дверью голос.

— Начальник! Прокурора желаю видеть. Хочу сделать чистосердечное признание, восстановить справедливость.

— Счас я тебе двух прокуроров приведу, паскуда! — неожиданно свирепо рявкнул прапорщик. — Они тебе напихают полную задницу справедливости!

Потом он обернулся к своим гостям и уже прежним, добродушным тоном пояснил:

— Николаев Колька. Сто двадцать вторая, злостное хулиганство. У него как ночь, так совесть просыпается. Берет на себя дела всех сокамерников. Надоел уже как собака! Скорее бы его судили.

Они прошли в комнату дежурного, где за пультом сигнализации сидел зевающий, с сонными глазами круглолицый лейтенант.

— Здорово, Сивцов, хватит спать, начальство только ушло, а он уже дремлет. Слушай, камера пустая есть? — спросил Михалыч. Он ткнул пальцем в своего гостя. — Надо показать ему, как тут у вас хорошо.

— Нету, Иван Михалыч. Сам знаешь, такого практически не бывает. Тут еще в Братском у КаПэЗэ стена завалилась, к нам их мазуриков привезли. Полна коробочка.

— Тогда дай нам на Тихоню посмотреть, — попросил Михалыч. — Старый мой знакомец, вместе начинали — он сидеть, а я служить.

— Это можно, он в изоляторе, хотя, кажется, уже успокоился. Проводи, Журавлев.