Июнь. 1941. Запрограммированное поражение.

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

21.6.41 г.» [13]. Тимошенко. Жуков.

Странно, что Жуков, рассказывая об этом эпизоде, нигде не называет время, когда он получил известие о перебежчике и когда он и Тимошенко приехали к Сталину. Это важный вопрос, ведь счет в это время шел уже не на часы, а на минуты. Если судить по «Журналу посещений» кабинета Сталина вечером 21 июня, то Тимошенко, Жуков вошли в кабинет Сталина в 20.50. Там уже находились еще четыре человека: члены Политбюро Молотов, Берия, Маленков и Ворошилов. Через пять минут туда же вошел Мехлис [14]. Тимошенко и Жуков вышли из кабинета в 22.20.

Но передавать директиву в войска почему-то начали только в 0.25 22 июня. Задержка с передачей составила более двух часов (Ватутин уехал раньше 22.20). Поэтому и довести ее до большей части соединений своевременно не удалось. Например, в штабе 4-й армии расшифровывать директиву начали уже под бомбами врага. Если бы войска о возможном внезапном нападении немцев предупредили раньше, то они смогли бы организованно вступить в бой, и жертв внезапного нападения было бы намного меньше.

Возникает естественный вопрос: что помешало дать войскам установленный сигнал (шифрованную телеграмму) на перевод их в боевую готовность? На это даже при последовательном доведении ее до дивизий включительно ушло бы минимальное время — в среднем не более 30 минут. Почему не использовали циркулярный способ оповещения непосредственно из центра — сразу всем, до дивизии включительно? Вместо этого в войска начали передавать документ с перечислением того, что НУЖНО и МОЖНО делать в соответствии с директивой, с многозначительным указанием, что НИКАКИХ других мероприятий без особого распоряжения не проводить [5] . Чем это было вызвано? И какие меры предлагали Тимошенко и Жуков в ответ на явную угрозу нападения немцев, которые Сталин назвал преждевременными? Почему Сталин не согласился с военными и почему так боялся спровоцировать немцев? Противоречив и сам текст директивы: войскам округов быть в полной боевой готовности и в то же время — части привести в боевую готовность. Продолжать вопросы по этому поводу можно до бесконечности. В своих мемуарах Жуков ответов на эти вопросы не дал, да и не мог дать по понятным причинам. В момент первой их публикации многие вещи были скрыты от общественности в закромах советских архивов. Да и сейчас для нас многое все еще скрыто плотной завесой секретности.

5

На расшифровку директивы, последующее шифрование и передачу ее содержания в каждой инстанции до дивизии включительно потребовалось в общей сложности не менее 4–5 часов.

Мы оставляем за собой право вернуться к этим вопросам, чтобы ответить на них на основе анализа документов, касающихся прикрытия госграницы. А пока отметим, что в мемуарах маршала, по нашему мнению, явно просматривается желание лишний раз подчеркнуть, что Сталин не дал ему и наркому в полной мере подготовить войска к отражению возможного нападения противника, и тем самым снять с себя ответственность за их неготовность.

Мемуары — вещь ненадежная. Об этом можно судить хотя бы по следующей ошибке, которую пропустили в книге маршала многочисленные редакторы и консультанты. Он пишет (теперь указывая время с точностью до минут):

«В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа доложил о налете авиации на города Украины ‹…›» [15].

Утверждение Жукова противоречит документам, в том числе данным первой оперсводки нашего Генерального штаба на 10.00 22.6.1941 г.:

«‹…› в 4.00 немцы без всякого повода совершили налет на наши аэродромы и города и перешли границу наземными войсками.

‹…› на СЗФ в 4.00 открыли артогонь и одновременно бомбили аэродромы и города ‹…›

‹…› на ЗапФ в 4.20 начали бомбить города Гродно и Брест и одновременно открыли артогонь‹…›

‹…› на ЮЗФ с 4.30 началась бомбежка городов Ковель и Луцк‹…›

В 4.35 наземные войска перешли границу и начали наступать в направлении Владимир-Волынский» [16].

Мы не хотим сказать, что Г.К. Жуков не знал, когда началась война. Видимо, смещение по времени на один час вперед в его мемуарах произошло в связи с докладом в 3.17 командующего Черноморским флотом адмирала Ф.С. Октябрьского Жукову о подходе со стороны моря к базе флота в Севастополе большого количества неизвестных самолетов [6] . Действительно, немцы за час до назначенного времени вторжения сбрасыванием неконтактных мин попытались закупорить корабли в Северной бухте [7] . Зенитный огонь помешал немцам выполнить минные постановки. Две мины, сброшенные на парашютах, разорвались в черте города.

6

Во втором, дополненном издании 1974 г. знаменитых воспоминаний маршала на странице 265 уже указано другое, точное время — 3.07.

7

В налете участвовало 9 самолетов Не 111 из состава 4-й бомбардировочной эскадры 4-го авиакорпуса. (Хазанов Д.Б. Указ. соч. С. 110.)

К сожалению, и в воспоминаниях других советских военачальников встречается много подобных случайных, а иногда и преднамеренных несоответствий фактам. Не рассчитывали они, что советские архивы когда-нибудь раскроют свои тайны для широкой общественности.

Однако вернемся к событиям на фронте. Лишь около 6 часов 22 июня в штабе Западного фронта получили телеграмму, на которой было проставлено время отправления — 5.25:

«Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому» [17].

Распоряжение было продублировано армиям. Только тогда дали сигнал на ввод в действие планов прикрытия госграницы и вскрытие пресловутых «красных пакетов», на теме которых не раз спекулировал небезызвестный Резун [8] . Командармы и командиры дивизий в первые часы пытались действовать согласно планам, хотя они уже не соответствовали сложившейся обстановке. Однако попытки уточнения задач из-за отсутствия связи успеха не имели. Для уничтожения телефонно-телеграфных линий связи противник, кроме диверсионных групп, выделял специальные самолеты. Уже в первые сутки военных действий штаб Западного фронта потерял связь с 3-й и 10-й армиями. На вторые сутки войны была прервана телеграфная и проводная связь штаба Северо-Западного фронта со штабами 8-й и 11-й армий. Управление войсками было нарушено. Тем не менее после некоторого замешательства Красная Армия оказала врагу ожесточенное сопротивление.

8

В.Б. Резун, бывший советский военный разведчик, работавший в аппарате военного атташе в Швейцарии, перебежал на Запад в 1978 г. Этот предатель не постеснялся присвоить себе псевдоним «Суворов». Он утверждал, что приказ на вскрытие «красных пакетов» так никогда отдан и не был.

Соединения и части, за редким исключением, не успели занять подготовленные полевые позиции, и усилить гарнизоны укрепрайонов у границы. Они вступили в бой с превосходящими силами противника в крайне невыгодных для себя условиях, на необорудованной местности без должной артиллерийской поддержки и прикрытия от ударов с воздуха. Попытки же отразить атаки превосходящих сил противника огнем с неподготовленных рубежей успеха не имели.

Вот как оценивало сложившуюся обстановку партийное руководство Брестской области. Выдержки из письма (документ имеет гриф «Сов. секретно. Особая папка») секретаря обкома КП(б)Б М.Н. Тупицына от 25 июня 1941 года, адресованного в ЦК ВКП(б) т. Сталину и в ЦК КП(б) Белоруссии т. Пономаренко:

«Обком КП(б)Б считает, что руководство 4 Армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями ‹…›

Вторжение немецких войск на нашу территорию произошло так легко потому, что ни одна часть и соединение не были готовы принять боя, поэтому вынуждены были или в беспорядке отступать, или погибнуть. В таком положении оказались 6 и 42 стр. дивизии в Бресте и 49 с.д. — в Высоковском районе.

В Брестской крепости на самой границе держали две стр. дивизии, которым даже в мирных условиях требовалось много времени для того, чтобы выйти из этой крепости и развернуться для военных операций. Кроме того, несмотря на сигнал военной опасности, командный состав жил в городе на квартирах. Естественно, при первых выстрелах среди красноармейцев создалась паника, а мощный шквал огня немецкой артиллерии быстро уничтожил обе дивизии ‹…›

В Коссовском районе был расположен отдельный [120-й] полк ЛРГК. 22 июня, когда областное руководство переехало туда, мы застали этот полк в таком состоянии: материальная часть находилась в г. Коссово, бойцы же находились в лагерях под Барановичами (в 150 км от Коссово [9] ), а боеприпасы отсутствовали. Чтобы вывезти материальную часть из Коссово, у командира полка не хватало шоферов и трактористов. Обком КП(б)Б помог мобилизовать эти кадры на месте в гражданских организациях. Но пока сумели перебросить часть орудий, было уже поздно — они были разбиты бомбами, и, по существу, все ценные орудия остались у немцев [10] .

9

Явное преувеличение: от Коссово до полигона по прямой около 60 км, по дороге через Ивацевичи 80–85 км.

10

120-й гап БМ РГК в полном составе находился в лагере на полигоне Обуз-Лесьна юго-западнее Барановичей. На складе «НЗ» в Коссово находились 12 гаубиц Б-4 для 612-го гап БМ РГК, формируемого с объявлением мобилизации. На ст. Коссово-Полесское находилось еще 6 таких орудий, даже не сгруженных с железнодорожных платформ.