Из Багдада в Стамбул

– Он? Мне? Дэвиду Линдсею? Лошадь? Сначала я сержусь, что воришка похитил лучшую, потом я сержусь, что он ее не брал, а теперь он сердит меня тем, что хочет купить мне лошадь. Бездушная страна. Надо возвращаться в добрую старую Англию. Здесь уже не осталось благоразумных людей!

Я поймал себя на том, что думаю о том же. До утра все равно нечего было делать, и мы легли спать.

Линдсей попросил Коджа-пашу нанять человека с двумя лошадьми, тот согласился и уехал. Потом мы заснули.

Вскоре после полуночи мы проснулись от возгласов. Снаружи стоял Коджа с нанятым мужчиной и лошадьми. Мы поднялись. Якуб оплатил заботу доброго служащего, и мы поехали, не лелея в душе приятные воспоминания о Баальбеке. Пока мы собирались, уже начало светать. Оставив позади зеленую равнину Баальбека, мы двигались по малоприятной местности, в которой, впрочем, попадались вкрапления виноградников. Вскоре мы были в деревне Джеад. Чужак здесь не ночевал, но человек, прибывший из АйнАты, сказал, что встретил одинокого всадника, ехавшего к этой деревне. В Айн-Ате мы узнали, что он действительно побывал здесь, встретился с кем-то и выведал самый короткий путь на Триполи. Мы взяли с собой подходящего проводника и тут же поехали дальше.

Так, постоянно расспрашивая о преследуемом, мы поднялись вверх на восточные склоны Ливанских гор и спустились по западным, отдохнув немного только ночью. Свою поездку по известнейшим горам христианского мира я представлял себе явно иначе! Никогда больше не видать мне знаменитых рощ ливанского кедра!..

Наконец, мы увидели светлую голубизну Средиземного моря. Внизу, у подножья гор, на берегу лежал Триполи, который арабы называют Тараблус. Сам город расположен в основном на некотором удалении от берега, а к морю выходит лишь портовая часть Эль-Мина, между первым и вторым раскинулись роскошные сады.

Подъезжая к городу, мы заметили, как в море вышел красивый парусник. Неужели опоздали? Мы пришпорили лошадей и припустили в Эль-Мину. Там я взял подзорную трубу и направил на судно. Оно было достаточно близко, чтобы я смог разглядеть его палубу, людей на ней. Один человек меня особенно заинтересовал… Я гневно топнул ногой. Рядом со мной стоял грязный турецкий матрос.

– Что это за судно? – спросил я.

– Машалла, парусник! – ответил он, презрительно оглядывая меня с головы до ног.

Немного в стороне я заметил лимандера (портового начальника), узнав его по знакам отличия. Ему я задал тот же вопрос и узнал, что это «Бутез» из Марселя.

– А куда он идет?

– В Стамбул.

– А еще какое-нибудь судно идет туда?

– Больше никакое.

Что же делать? Мы влипли. Англичанин ругался по-английски, ирландцы вторили ему, Якуб сквернословил по-курдски, а я помогал им всем. Но это нам не поможет!

– Надо ехать в Бейрут, там мы найдем корабль, следующий в Стамбул! – предложил я.

– Ты думаешь? – с надеждой спросил Якуб Афара.

– Я убежден.

– Но ты же хотел в Иерусалим!

– Для этого еще будет время. Я все равно не найду места, пока не смогу убедиться, что драгоценности вернулись к законному хозяину.

Халеф спросил меня, возьму ли я его с собой. Это подразумевалось само собой. А что Линдсей не оставит нас – об этом не приходилось и говорить. Якуб рассчитал своего владельца лошадей, Линдсей – своего. Были наняты новые лошади, и на следующий день наш караван тронулся в путь.

Прибыв в порт, мы узнали, что там стоит на якоре американский парусник, собирающийся отбыть в Стамбул. Он был тяжеловат, но нам вполне подходил, если, конечно, не попадет в шторм. Мы договорились с капитаном. Прощайте, Ливанские горы! На этот раз я без сожаления расстаюсь с вами – до следующего раза.

Глава 7 В СТАМБУЛЕ

Двое сидели в комнате «Отеля де Пест» в Пера, пили знаменитый рустер, преподнесенный добродушным хозяином господином Тотфалуши, курили и откровенно скучали.

Выглядели они явно не для светского приема – о нарядах и глаженой одежде не могло быть и речи. Одежда одного человека с обожженным солнцем лицом и бурыми руками бедуина состояла из высоких сапог, коричневых штанов, такой же куртки. Внешний вид другого был выдержан в серых тонах. Был заметен нос с видимым покраснением. Они пили и курили, курили и пили, сохраняя при этом молчание. Скука ли то была или просто они обдумывали какую-то важную проблему, которую трудно было выразить словами?..

Внезапно человек в сером открыл рот, тряхнул носом и закрыл глаза. Больше уже он противиться не мог: одна из его крупных мыслей высвободилась из плена и вылезла наружу.

– Мистер, что вы думаете о восточном вопросе?

– То, что в нем надо поменять знак с вопросительного на восклицательный, – таков был ответ «коричневого».

«Серый» снова закрыл рот, раскрыл глаза и скорчил мину, будто только что проглотил том большого формата в переплете из свиной кожи.

«Серым» был сэр Дэвид Линдсей, а «коричневым» – я. Для меня политика не представляла никакого интереса, а восточный вопрос тем более. Кто его задавал, пусть тот его и решает. «Больной человек на Босфоре», то есть Турция, – не мой пациент, я не изучал политическую медицину, чтобы его лечить.

Единственное, чему я радовался и чем интересовался, так это нашими делами, приведшими нас в Стамбул, правда, на сутки позже того парусника, за которым мы гнались. Едва мы ступили на берег, мой первый визит был на «Бутез», стоявший на якоре в Золотом Роге. Капитан принял меня с обезоруживающей улыбкой, присущей французам в самых разных ситуациях.

– Вы хотите осмотреть мое судно? – спросил он.

– Нет, капитан, мне нужно разузнать кое-что о вашем недавнем пассажире.

– Я к вашим услугам!

– В Триполи к вам на борт взошел один…

– Да, он был единственный.

– Можно поинтересоваться, под каким именем?

– Ах, вы полицейский?

– Нет, я просто немец, а человек, о котором я спрашиваю, украл в Дамаске у моего друга значительные ценности. Мы преследовали его, но опоздали с приездом в Триполи, он уже отплыл на вашем корабле. Плыть за ним мы смогли лишь из Бейрута. Это привело меня к вам на борт.

Капитан задумчиво потер лоб.

– Я сочувствую вашему другу, но не представляю, чем могу быть полезен.

– Этот мужчина сразу же сошел с корабля?

– Сразу. И он тут же позвал на корабль хаммаля (носильщика), и тот взял вещи – это был только сверток. Я узнал бы этого хаммаля. А человека звали Афрак бен Хулам.

– Это вымышленное имя.

– Может быть. Зайдите как-нибудь на борт. Я обещаю показать вам этого хаммаля, когда он окажется рядом.

Я ушел. Друзья ждали на берегу. Якуб Афара собирался отвести нас в дом своего брата. Ни я, ни Линдсей не предполагали воспользоваться его гостеприимством, но познакомиться все же следовало. Мафлей, крупный торговец, жил вблизи Ени-Джами, Новой мечети, и внутреннее убранство его дома отнюдь не говорило о величине его богатства. Нас, не спрашивая ни о чем, провели в селамлык, где мы какое-то время прождали хозяина.