Из чего созданы сны
Шрифт:
Отпущенный толстяк, задыхаясь от ярости смерил его презрительным взглядом:
— Кусок дерьма!
— Щас ище раз схлопочешь по репе, — пригрозил Кушке.
А магнитофон все записывал, все…
На комбинезоне Кушке, над животом, там, куда его ударил толстяк, был виден пыльный отпечаток ботинка. Кушке толкнул толстяка вперед. Тот уперся руками в стену и позволил Кушке себя обыскать. Охранник держал свою дубинку наготове. Берти фотографировал.
— Если у него нет разрешения, как он в таком случае попал в лагерь? — спросила фройляйн Луиза у охранника.
Его
— Ну! — требовательно произнесла фройляйн.
— Наша вина, фройляйн Луиза, — смущенно пролепетал тот. — «Германия — Албания».
— Что?
— Ну, международный матч. По телевизору. В бараках многие мальчики тоже смотрят.
— Прекрасно, — сказала фройляйн. — Так и происходит, когда люди думают только об удовольствиях, а не выполняют свои обязанности!
— Да, — с несчастным видом согласился усталый измученный охранник.
— Все четверо смотрели телевизор?
— Да, все четверо, фройляйн Луиза. Тут-то он, наверное, и прокрался.
— Хорошенькое дельце! — горячилась фройляйн Луиза. — А в это время может произойти что угодно!
— Нам очень жаль. Никогда раньше такого не было…
— Вот этт да! — шофер Кушке вытащил у толстяка из-за пояса пистолет и подал его лагерному полицейскому.
— «Вальтер». Семь-шестьдесят пять. — Охранник вынул магазин.
— Полнехонек, — оценил Кушке и вынул еще два из левого кармана брюк толстяка, от которого исходил удушающий запах мускуса. — Прям арсенал!
— У вас есть разрешение на ношение оружия? — спросил лагерный полицейский.
— Само собой, — нагло ответил толстяк.
— Где оно?
— В Гамбурге. Вы что же, думаете, я повсюду таскаю эту бумажку с собой?
— Во дает! — высказался Кушке. И тихо спросил у охранника:
— Какой там счет?
— Было ноль-ноль. Первый тайм. Тридцать пять минут, — так же тихо ответил тот. А потом громко объявил: — Пистолет конфискован.
Толстяк повернулся с поразительным проворством.
— Вы вообще не имеете права ничего конфисковывать, — взвизгнул он своим необычно высоким голосом. — Все, что здесь творится, абсолютно незаконно.
— Заткни пасть, слышь? — угрожающе-спокойно сказал Кушке, могучий мужчина в форменной фуражке и с огромными ручищами. — А то щас так размажу по стенке, что отскребать придется.
Когда Кушке нашел пистолет, Индиго страшно испугалась. Девушка стояла в растерянности и отводила глаза от взглядов фройляйн Луизы. Берти ходил вокруг толстяка, оглядывая его со всех сторон, и судорожно вспоминал, откуда тот ему знаком. Я улыбнулся Индиго, но она этого, кажется, не заметила.
— Документы! — потребовал лагерный полицейский.
— Зачем это?
— Ищё один такой дурацкий вопрос — и схлопочешь! — рявкнул Кушке.
Толстяк вздрогнул, потом достал из кармана пиджака паспорт. Охранник направился к письменному столу и начал записывать данные.
Неожиданно Ирина Индиго закричала:
— Этот господин оказался в лагере из-за меня! Я ему помахала!
Она еще кричала, а Берти уже поднял свой «Хасселблад» и фотографировал толстяка.
— Не имеете права! —
пронзительно завопил толстопузый и бросился на Берти.Я в одно мгновение оттолкнулся от стены, у которой стоял, пролетел через кабинет и так вмазал толстяку раз по ребрам и другой в живот, что тот заловил ртом воздух и свалился в кресло.
Берти снимал как бешеный. Здесь было главным ухватить действие! Индиго для разнообразия теперь закричала на меня:
— Что вы себе позволяете? Кто вы вообще такой?
— О’кей, крошка, — сказал я и закурил новую сигарету, — о’кей. Сейчас поговорим. — Я повернулся к Берти: — Все в порядке?
— Отлично, — сказал тот и сделал еще два снимка.
Я уже говорил: у меня чутье на людей, нюх на события. Меня охватил охотничий азарт. Сначала я думал, что мы напрасно приехали в это убогое захолустье, но с тех пор, как фройляйн Луиза заговорила со своими невидимками, все изменилось, полностью изменилось. Я подошел к полицейскому, который выписывал данные из паспорта.
— Как зовут парня?
— Карл Конкон, — ответил полицейский.
— Конкон, — повторил Берти. — Конкон…
Полицейский добавил:
— Профессия — портье в отеле.
— Портье в отеле! — скривился Кушке. — Шишка на улице Реепербан, не? Извините, фройляйн Луиза, разе этт не свинство? Они уж стадами к нам прут, эти сутенеры. Обещают этим дурехам собственную квартиру, гарантированных две штуки в месяц! А что они получают в самделе? Гонорею!
— Господин Конкон мне вообще ничего не обещал! — закричала Индиго. Теперь она встретилась с моим взглядом.
Я снова улыбнулся. Она негодующе посмотрела на меня.
Берти приложил ладонь ко лбу.
— Вспомнил! Теперь я знаю, кто вы такой, — сказал он с улыбкой. — Я никогда не забываю лица. Вас судили. В 1956 году. Нет, в пятьдесят седьмом. Я там был. Мы давали репортаж. В «Блице».
— У вас в голове сумбур, — засмеялся Конкон, но весьма неуверенно.
— Суд в Гамбурге, — повернулся ко мне Берти. — Был только фоторепортаж.
— И что он натворил? — спросил я. — Кто это?
— Свинья, — ответил, сияя, Берти. — Самая настоящая свинья. Педик. Хотя я ничего не имею против педиков.
— Я тоже, — сказал я. — Бог свидетель! У меня полно друзей педиков. Надежные ребята, лучше не придумаешь.
— Да-да, — кивнул Берти. — Только вот эта свинья не из их числа. Этот педераст шантажировал других педерастов. Среди них был один высокопоставленный немецкий офицер. Потому его и судили.
— Шантажировал на деньги? — спросил пастор.
— Нет. На разглашение военных секретов.
— Меня оправдали! — злобно выкрикнул Конкон и снова потрогал пальцами шишки на голове.
— За недостаточностью улик, — улыбнулся Берти.
— Разглашение военных секретов? Шантаж? — заволновалась фройляйн.
— Именно, — подтвердил Берти. — Шантаж. Разглашение военных секретов. Господин Карл Конкон. За это время вы еще немного потолстели, господин Конкон. Выпиши себе все данные, Вальтер, и номер паспорта, и дату выдачи. Раз уж нас сюда прислали, давай тут хорошенько покопаемся.