Из дневника 'Попаданца'. Необычный попаданец в 1941г.
Шрифт:
— Ну что Ивашин как тебе панцер четыре?
— Хороший танк, товарищ старший лейтенант, но первое; броня слабовата, против нашего КВ, да и тридцать четверки тоже, не катит. Второе; пушка тоже слабовата, даже немцы его окурком прозвали, но машинка комфортабельная.
— И что КВ или панцер VI?
— КВ, однозначно КВ, тем более мой КаВеша ждет меня в лесу, и хранит моторесурс, а этот поломается, новый отобьем.
Позавтракавшие первыми бойцы первой роты батальона Ахундова, уже вовсю стучат топорами, скрежещут пилами и стучат лопатами. У них же поручение строить зимовку номер 2, вот они и работают с утречка.
— Радиограмма, радиограмма, — кричит чеченец "дешифровщик", и бежит, не разбирая дороги к
— Нука Заурбек переводи, — говорю ему, тот берет бумагу и читает сразу, переводя в голове:
— У нас все нормально, переночевали в деревне, скоро идем обратно. Онищук.
— Ну, Заурбек беги к полковнику, порадуй командира, — говорю я, и тот упорхнул как орел с места в форсаж.
Глазею, как бежит чеченец, кто-то берет меня за руку:
— Милый, мне нужно человек пятьдесят, что бы перенести, имущество из шалашей в готовые землянки.
— Так, разве уже есть готовые землянки? — спрашиваю у Маши.
— Да Прибылов, сказал, что две большие землянки-склада готовы.
Как раз выходит с завтрака Гогнидзе со своим ЗАР, и я выхожу навстречу роте.
— Лейтенант Гогнидзе!
— На месте стой, раз, два. — командует Гогнидзе.
— Гогнидзе, службе тыла необходимы пятьдесят человек, для переноса имущества в стационарные склады, назначить сержанта, чтоб командовал сводной группой, выполнять!
Лицо Гогнидзе как-то окисломолочилось, но приказ есть приказ.
— Есть, — сказал Гогнидзе, и пошел искать полста крайних, Маша как надзиратель за ним, я ж развернулся и пошел к полковнику. Просто хочу с ним поговорить кое о чем.
— Анисимыч, к тебе можно?
— Да Фарход проходи, что-то срочное?
— Да нет, я просто хотел с вами поговорить, товарищ командир.
— О чем?
— Просто вы назначили меня начальником штаба дивизии, старшего лейтенанта. Я же в штабном деле понимаю как бык в авиации. Могу командовать взводом, ротой, но не более, а тут планировать операции дивизии. Это не мое, ну может лет через десять, опыта прибавится, поучусь тогда и потяну, а сейчас никак.
— И что теперь, мало того через десять лет война кончится. Да и начштаба нам сейчас нужен, на не десять лет спустя.
— Да я все понимаю, но я знаю, что не справлюсь, и вы знаете, что не справлюсь, зачем же мучать себя и дивизию? Отправьте меня в разведку, пусть в подчинение к Онищуку.
— Во первых все таки командир я, и мне решать куда тебя отправлять. Но обещаю подумать над твоими словами, есть в них рациональное зерно. Предположим, снимем тебя с начштаба, а кого назначить, Иванова-Затейника? Так во-первых он тоже не штабист, да и пока полностью я не считаю его реабилитировавшимся.
— Я бы Шлюпке предложил, у человека опыт службы, вон его однокашник до каких высот поднялся, пусть и в вермахте (я про фон Зада, ой нет, фон Паха, или нет фон Бока).
— Мне кажется ты прав, но у него бедного и так дел по горло, хотя мы-то знаем, что он справится, потому что старый большевик. Слушай, так у нас, что за воинское подразделение РККА да без комиссара?
— Нет, комиссара я не потяну, я не так хорошо в партийных делах понимаю товарищ Старыгин.
— А вот теперь сначала изучишь, младшего политрука Савельева назначу тебе в помощники, он тебя по политической части натаскает (Савельев единственный комиссар, остальных немцы поубивали). Тем более ты как настоящий комиссар умеешь говорить, да и убеждать тоже, ну и своим примером показать. Все решено иди, ищи Савельева, он в батальоне Иванова-Затейника взводом командует, пусть Затейник командиром взвода поставит какого-нибудь смышленого сержанта. Свободен, кругом шагооом марш!
Вот блин попал, а мне грешным делом хотелось в разведку, Анисимыч сделал блин комиссаром, единственного человека не из СССР. Ну, так он-то не знает, но
придется третью по порядку должность примерить за полмесяца, приказы не обсуждаются. Тем более чувствую из меня, с моим-то языком (если бы СССР не развалили некие ублюдки) офигенный замполит бы вышел.Савельев со своими бойцами сидели и изучали устав РККА (у ДОНцев уставов не было, какие уставы из плена, уставы из крепости). Как рассказывают крепостники, Савельев хорошо держался в крепости, ранен, вон рука до сих пор в повязке на шее висит. Показав жестом "не надо вставать" посмотрел на Савельева. Парень лет двадцати, рост около ста восьмидесяти сантиметров, худой, очки (само собой круглые как у Шандора Радо) кудрявые почти белокурые волосы. Короче вид у младшего политрука, как у классического ботана, правда чуть повыше, но тоже сгорбленный, хотя ему-то с чего, компами пока не пахнет.
Иду дальше, вон сидит Иванов с командирами своего батальона.
— Товарищ Иванов-Затейник, — тот встает и подходя:
— Товарищ начальник штаба дивизии, проводим совещание начсостава батальона.
— Проводите товарищ майор, правда теперь я комиссар дивизии, и согласно приказу полковника Старыгина, Савельев переходит в мое подчинение, его взводом поставьте командовать наиболее опытного сержанта. А Савельев будет теперь служить по специальности.
— Слушаюсь, товарищ комиссар дивизии, сержант Губаревич, переходишь командовать третьим взводом второй роты, передашь Савельеву, что переходит в распоряжение Каримова, нового комиссара дивизии, согласно приказу комдива.
Губаревич (белорус из Минска) улетел выполнять приказ, минуты через три вернулся вместо него Савельев.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, младший политрук Савельев Егор Николаевич, в ваше распоряжение прибыл.
— Ну, товарищ Иванов, продолжайте, а мы пойдем.
Идем с Савельевым, и болтаем.
— Как тебе служба Егорка?
— Да я только 15 июня прибыл, почти и не успел нормально начать службу. Неделю отслужил, как война, страшно было в начале. То утро 22 июня никогда не забуду, столько людей погибло, ладно бойцы и командиры, погибать за родину, их обязаность, но дети и женщины…
— Ничего Егор, отомстим мы Гитлеру и его ублюдкам, мало того кровавыми слезами умоются суки, так еще лет на 500 зарекутся даже смотреть косо, в сторону СССР.
— Но как же они так, товарищ старший лейтенант, там же большинство тоже рабочие и крестьяне, почему они не повернули оружие против Гитлера.
— Савельев, у нас коммунистическая идеология, у них националистическая. А в большинстве людей сидит животное националистическое чувство, вот Гитлер с рЫбентропами всякими и достучались до этого животного элемента человеческой души. Понимаешь, они уже не ощущают себя рабочими и крестьянами. Они делят мир на две части, первые это они, нордическая раса, арийцы, а вторая часть это все остальные. Народы "рожденные быть рабами арийцев", понимаешь весь мир, принадлежит им – "арийцам", а все мы можем в их мире быть всего лишь рабами. Все славяне, тюрки, семиты и хамиты, азиаты и африканцы, короче все остальные. Они в нас во время боя видят не противника, не человека воюющего за родину, а бунтующего раба, не желающего отдавать свое имущество и землю.
— Ого, товарищ старший лейтенант, вы точно раньше не комиссарили?
— Так вот Савельев, ты теперь заместитель комиссара дивизии по политической работе. И мы щас с тобой пойдем заниматься политической работой с пленными немцами, что бы они стали идейными союзниками РККА, а не подневольными попутчиками. Так в разговорах мы подошли к "месту дислокации" немцев (не фашистов, а наших немцев)
Шлюпке с оружейником Саркисяном (крепостник) и со своими новообращенными немцами занимались изучением оружия РККА, (ППШ, ППД и РПД), мы подождали сидя, когда окончится занятие, наблюдая за немцами.