Из дневника 'Попаданца'. Необычный попаданец в 1941г.
Шрифт:
Всего выжило чуть больше 300 немцев, примерно батальон, остальные отравились к праотцам и к праматерям чертовым, то есть кончились. Начали прибывать наши с холма, и по моему приказу они стали загружать трофеи в грузовики. А с немцами беседовал наш командир немецкого взвода товарищ Хельмут. Около получаса (а может больше) продолжалась беседа, и в результате беседы к нам перешли еще 36 немцев, то есть теперь у нас будет два немецких взвода (первым само собой перешел Пауль, братец нашего Зигфрида).
Остальных немцев, без оружия, и без припасов, отправили восвояси, а что, убийствами мы насытились, тем более Хельмут
Все собираемся, теперь можно (да и нужно) уходить, и все заняты обшариванием мертвых немецких солдатов, погрузкой оружия на грузовики и т. д. как говорится победные хлопоты. Прошел час, и колонна вышла в сторону места дислокации, можно ехать, неспеша, вокруг боеспособного врага нет (и в ближайшие два-три дня не предвидится).
Тем, кому не хватило места в машинах, едут на повозках (отбитых у врага), но из-за разницы скоростей, гужевой обоз двигается самостоятельной колонной. Тем более пять повозк присобачены к грузовикам, так как их двигатели (невинных лошадок) мы угандошили во время атаки.
И дальше ехали, молча, каждый переживал заново эти дни, бои, смерти товарищей, тем более даже в нападении с холма, противниу умудрился убить пятерых и ранить восемь бойцов.
Вот, наконец, показался родной наш лагерь, где нас не было пол недели, Машуня наверно меня ждет, да и полковник какие-то новости обещал. Раздается скрежет тормозов, все приехали, нас встречает целая толпа, спрыгиваю с Ганомага через вверх, потому что Машуня стоит в первом ряду.
— Маша, как ты милая? — и я прижимаюсь к ней как пиявка, полковник и Шлюпке, два взрослых дядьки смахивают с ресниц слезинки, блин немцы понятно сентиментальны, а вот Старыгин – то куда? Ну и я сразу отпускаю Машу, котороя только рыдает от счастья, и нифига членораздельного сказать не может, и иду строевым шагом к Старыгину.
— Товарищ полковник, вверенное мне подразделение прибыло с выполнения порученной командованием операции. В ходе боев уничтожены 38 танков противника, эшелон боеприпасов, взорваны один железнодорожный и один автомобильный мост, полтора полка солдат и офицеров противника.
— Хватит, мы все знаем, теперь построй своих бойцов, у меня для вас правительственное сообщение.
Бойцам даже не пришлось команду давать, они сразу выстроились, и все конечно ждем новостей (ой не все, по лицам вижу, те, кто оставались в лагере, знают).
— За героическую борьбу против гитлеровских захватчиков, объединение остатков разбитых частей РККА, НКВД и погранчастей НКВД, под названием Дивизия Особого Назначения зачисляется Дивизией Особого Назначения при НКВД СССР.
У нас от радости, ролики за шарики заехали и начали оттуда параллелограммики параллелепипедиками закидывать. А полковник продолжает:
— Старшему лейтенанту погранвойск НКВД Каримов Фарход Расулович, присваивается очередное звание, капитана. За активное руководство, и героизм в боях против вероломных гитлеровских оккупантов капитан Каримов награждается
орденом "Боевого Красного Знамени".И я чуть не упал, блин это же первый советский орден! И меня им наградили, и я теперь капитан. ЭКСТАЗ.
Потом был торжественный ужин, и там я узнал остальные новости:
Старший лейтенант Онищук – Орден "Боевого Красного Знамени"
Старший лейтенант Гогнидзе – медаль "За отвагу"
Старший лейтенант Ивашин – медаль "За отвагу"
Старший лейтенант Кравцов – медаль "За отвагу"
Старший лейтенант Никифоров – медаль "За отвагу"
Военврач первого ранга Калиткин – медаль "За боевые заслуги"
Военинженер первого ранга Прибылов – медаль "За боевые заслуги"
Генерал-майор Старыгин – Орден "Боевого Красного Знамени"
Капитан Абдиев – медаль "За боевые заслуги"
Старший лейтенант Нечипоренко – медаль "За боевые заслуги"
Майор Шлюпке – Орден "Боевого Красного Знамени", обалдеть Шлюпке стал майором, за каких-то двадцать пять лет, в 1916 был капитаном, а теперь бац и в майоры, прям головокружительная карьера.
Ну, ведь классную карьеру ребятки сделали а? Медалями и орденами боевыми разжились, опять же звания повышены.
Кстати, а как центр про нас узнал?
— Товарищ полковник, а как центр про нас узнал?
— Вспомни капитана НКВД, ну которого ты с часовым в плен всей группой взяли, так вот они сюда, если помнишь по спец заданию заброшены были. Они (с Онищуками) задание выполнили и позавчера еще отбыли в центр, а с собой мой отчет о деятельности ДОН-16 прихватили, и отчет Елисеева ло кучи отвезли, кроме того о наших действиях они осведомлены и по перехватам немецких переговоров и сообщений. И сегодня в полдень пришла радиограмма обо все этом. Все капитан, свободен, иди, ты, что не видишь, как Мария тебя заждалась, эъ я б в твои годы…
Что бы полковник (ой генерал майор) в мои годы творил, я уже не слышал, а пошел к любимой, и с Маней мы… нет, не скажу, короче мы пошли спать, и… нет все равно не скажу. И день на этом закончился.
16 июля 1941 года где-то в Белоруссии (в 50–70 км от Бресткой крепости)
Просыпается целый капитан, рядом в обнимку, в чем отец зачал, ой нет, мать родила, лежит начтыл, она же любимая моя Машенька.
— Маш, вставай, уже утро.
Начтыл, на меня и на мои слова ноль внимания, ну пусть милая спит:
Мое сладкое чудо, нежно-вкусно спит. Береги ее сон, — мне сердечко говорит. Я ее люблю безумно, любовь – сила моя, Всего себя посвящу, Мария, для тебя. Спи спокойно, я с тобой, сберегу твой сон, Манечка, ведь в тебя, безумно, я влюблен, А когда проснешься ты, рядом я сижу, И в глаза твои, Маня, с любовью гляжуНу, где-то так, конечно согласен, не Пушкин, не Евтушенко, и не Жуковский, ну и что, зато это о ней. И читаю эти стишки уже вслух, как говориться "с чувством, с толком, с расстановкой", ну короче не как пономарь.