Из хроники кладбища «Шмерли»

Шейна показала записку. Ее могла написать только сама Лида-Зельда: каждая буква была высотой в сантиметр.

«ХОЙНА Ю.»

— «Ю»?

Внезапно он начал понимать.

— А полное имя? Юдит?

— Да, Юдит.

— Молодая?

Шейна покачала головой.

— Ей хорошо за сорок…

Он старался, чтобы интерес его был не очень заметен:

— Часто бывает тут?

— Нет. Я видела ее только однажды. Обычно Влада несколько раз в году сама ездит в Питер.

— Юдит была одна? Какая она из себя?

— Одна. Внешне она немножко напоминает Владу…

«Дочь!»

— …Мне она понравилась. Открытая, веселая…

«Вот кого Влада Вайнтрауб так боялась потерять! В кого вложила жизнь. Кому дала имя преданной ею сестры, чтобы постоянно терзать себя. Из-за которой убила сестру во второй раз — уже в прямом смысле, а вместе с нею и другую свою сестру и сестру мужа — всех, кому стало известно о существовании второй Юдит и позорном прошлом ее матери…»

Поистине шекспировские страсти до последнего дня бушевали за стенами штэтла!

— Я пойду? — спросила Шейна.

— Да, да…

Денисов прислушался.

За домом, на половине Вайнтрауба, раздались пока еще негромкие, но явственно слышимые причитания. Это толстая Лида-Зельда резким фальцетом уже заводила вечный высокий плач по душам усопших.