Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
Шрифт:

Уже во время предвыборной поездки Путина (Петрозаводск, Иркутск, Волгоград…) корреспондентам запретили задавать несогласованные заранее вопросы; им подсказывают, о чем спрашивать. Многие полагали, что это — временно, что после избрания президента строгости уменьшатся. Не тут-то было! После выборов репрессии против журналистов резко усилились. Пресс-секретарь по сути прямо объявил о цензуре. Сразу, в средине апреля 2000 г., еще до инавгурации, он устроил инструктаж (явка обязательна), на котором провозгласил новые правила работы. Первое из правил: администрация имеет право по собственному усмотрению, без объяснения причин, уволить любого журналиста; те могут писать всё, что угодно, но в следующий раз их не включат в список аккредитованных. Второе правило: во время поездок никто не имеет права задавать вопросы, не согласованные с пресс-секретарем. У Громова спросили: “ — Как поступать, если кто-либо из присутствующих сам подойдет к журналисту и захочет с ним поговорить?“. Ответ: “— Немедленно найти сотрудника президентской пресс-службы и согласовать с ним контакт». Послушных корреспондентов поощряли, «прикармливали», устраивали для них приемы, на которые одних приглашали, других (строптивых) нет. Уже тогда Трегубова, по ее словам, потребовала от редакции «Коммерсанта» заменить ее

в кремлевской журналистской группе. Замену нашли не сразу. Но после каждой опубликованной ее статьи о Путине в редакцию звонил Громов и сообщал о временном лишении Трегубовой аккредитации (Тр.с.270, 275-76,279).

Существенную роль в подавлении СМИ, в пропаганде правительственных доктрин сыграл Министр печати и информации М. Лесин. Своей задачей он считал не только обуздание СМИ, но и ориентировку их в нужном властям направлении. Последний раздел предпоследней, двенадцатой, главы книги Трегубовой полностью посвящен ему: «Когда был Лесин маленьким» (Тр.с. 366-70). На весь мир он прославился подписью на скандальном «Бутырском протоколе» (о нем ниже- ПР). В ближайшем окружении Лесина его называли «человек с добрым лицом детоубийцы», а большинство знавших его ограничивались краткой и емкой характеристикой: «Хамло». Последнее свое качество, по словам Трегубовой, Лесин продемонстрировал по отношению к ней еще при Ельцине, в Бишкеке, во время саммита «азиатской пятерки» (Россия, Китай, Киргизия, Казахстан, Таджикистан). По просьбе Китая Ельцин подписал там декларацию, где утверждалось, что нарушение прав человека — внутреннее дело государства: «Права человека не должны использоваться в качестве предлога вмешательства во внутренние дела государства» (Тр.с.366). Таким образом в Бишкеке прямо записали: нарушение прав человека не повод для какого-либо вмешательства. Трегубова выразила свое возмущение одному из членов делегации. Тот в ответ пробурчал: «таковы государственные интересы России». И тут в разговор вмешался Лесин: «Девушка! А вы вообще кто такая, чтобы говорить такие слова про нашу страну?!» — орал он (367). Можно бы добавить, что Ельцин согласился с такой постановкой вопроса не только «по просьбе Китая». Она выражала позицию самой России, критиковалась на Стамбульском саммите и Ельцин ожесточенно там ее защищал. Российские власти продолжают придерживаться такой концепции и ныне.

Вернемся к министерству Лесина. Именно оно приняло активное участие в разработке программ «по созданию положительного образа России на Западе», «патриотического воспитания населения» внутри страны. В интервью, записанном Трегубовой, Лесин, расслабившись, с любовью рассказывал о своем пионерском детстве, о том, как тогда было хорошо: гимн, военно-патриотические игры. «Что, вы нам теперь прикажете всю жизнь избегать тех слов, которые когда-то использовались при коммунистическом строе?! Патриотическое воспитание, уважение к своей стране, к национальному флагу, к армии, к защите Родины! Мы столкнулись с тем, что сейчас на Западе ведется планомерная работа по формированию негативного образа России. Поэтому пора перестать стесняться пропагандировать свою страну. Сегодня идет подготовка технического задания этого проекта». Лесин обвинял Трегубову в том, что она всё ненавидит, и таких журналистов самих «есть за что ненавидеть»: иногда они убивают хуже, чем военные (368). Лишь в одном Лесин был прав, говоря, что министерство пропаганды «всего лишь навсего — исполнительный орган! Мы исполняем те задачи, которые перед нами ставят» (369). Лесин преуменьшал свои «заслуги». Он был не только послушным исполнителем, но и выразителем самых сокровенных своих желаний (в других условиях он, конечно, действовал и говорил бы иначе, но сущность его от этого не изменилась бы). И тем не менее, задачи на самом деле ставил не он.

Всю беседу Трегубова записала на диктофон и передала в редакцию «Коммерсанта». На следующее утро Лесин потребовал от Трегубовой аннулировать интервью. Когда она отказалась сделать это, Лесин связался с шеф-редактором газеты и уговорил его опубликовать урезанный, измененный текст.

Важная страница борьбы власти с независимыми СМИ — разгром телевизионной программы НТВ. Таких программ осталось к тому времени не так много. До этого арестовали, а затем освободили медиа-магната В. Гусинского, заставив его подписать скандальный «Бутырский протокол» (свобода Гусинского в обмен на его акции СМИ). Потом примерно то же проделали с Березовским. Ему предъявили ультиматум: «передать в течение двух недель в управление государству свой пакет акций ОРТ или отправится вслед за Гусинским» (Тр.с.366, 357). И всё же до поры Канал НТВ подвергался гонениям, но оставался относительно независимым.

К началу 90-х гг. прошлого века телевидение становится самым важным средством массовой информации, воздействия на население. Газеты, журналы явно отодвигаются на второй план. Тиражи их значительно сокращаются, цены их в несколько раз увеличиваются, их меньше читают. Можно ими и пренебречь. Даже радио в значительной степени утрачивает свое влияние. Телевизор становится главным, нередко единственным способом получения сведений о жизни в России, за рубежом. Он формирует и отношение телезрителей к происходящему, их точку зрения. Власти отлично понимают значение телевиденья и постепенно все более прибирают его к рукам.

Власти решили расправиться с каналом НТВ, с его строптивыми сотрудниками. Он завоевал большую популярность у телезрителя, стал лучшим каналом российского телевиденья, относительно смелым и независимым. Вокруг него собрались талантливые и популярные тележурналисты: Евгений Киселев — руководитель канала, автор еженедельных обзоров «Итоги», Виктор Шендерович — ведущий сатирических передач «Куклы», «Итого», Светлана Сорокина, Татьяна Миткова, Леонид Парфенов, многие другие. Передачи НТВ вызывали все большее раздражение начальства. Была сделана попытка заставить руководство канала переменить направление своих передач. Состоялась встреча Путина с сотрудниками канала. О содержании ее в СМИ почти ничего не говорилось. Сообщался лишь факт. О встрече позднее рассказал Шендерович (в книге «Здесь было НТВ». Изд. Захаров. М., 2002. Позднее были ее переиздания).

Автор излагает историю канала, дает характеристику сотрудников. Но главное — подробное повествование, с конкретными фактами, датами, о преследованиях, давлении на НТВ, его закрытии. Показывается, как люди, работающие на НТВ, постепенно вынуждены изменять своим принципам, переходить в официальный лагерь, кто ранее, кто позднее. Одни довольно легко уступают нажиму, подкупу, другие сопротивляются, но, в конечном итоге,

и они оказываются сломлены. С главным же редактором и директором НТВ Евг. Киселевым, по мнению Шендеровича, бывало по-всякому, он совершал ошибки, но в последний период вел себя безукоризненно.

Очень подробно рассказывается о встрече сотрудников НТВ с Путиным — центральный эпизод книги (с.31–37). Встреча — последняя возможность примирения с властями — состоялась в январе 2001-года. Предыстория ее такова. Татьяну Миткову вызвали на допрос в следственное управление по поводу полученных ею за 7 лет до того кредитов на квартиру (власти использовали любой повод, чтобы придраться к ведущим сотрудникам НТВ — ПР). Работники НТВ решили проводить ее в управление, чтобы высказать свое отношение «к этой мерзости“, известив о том и других журналистов. Там Сорокина сказала прямо в телекамеру: “ — Владимир Владимирович, мы, конечно, не олигархи, не акционеры, но НТВ это прежде всего именно мы; может, найдете время, встретитесь с нами?“ В тот же день Сорокиной позвонили из Кремля. В трубке мягкий голос Путина: “— Зачем же обращаться ко мне через телевизор? Могли бы просто позвонить“. Светлана в ответ: “ — Прошли те времена, когда до вас можно было дозвониться». И они договорились: встретиться в ближайший понедельник. 29 января 2001-го года встреча состоялась. Пока на улице ожидали приема, к Митковой пристала какая-то «информированная» тетка, которая потребовала от нее денег на шубу, т. к. та получила от Гусинского 70 тыс. (долларов?) Видимо, кто-тоне прочь был спровоцировать скандал. Не получилось. Затем пресс-секретарь привел их в президентскую библиотеку, попросил всех подождать, а Сорокину пригласил пройти к Путину. Через 40 минут к ним вышел Путин. Обошел всех, поздоровался с каждым. Затем, после протокольной съемки, сказал, что готов их выслушать. Шендерович спросил, будет ли разговор откровенным или в рамках взаимного пиара. — Какой пиар? — удивился Путин. — Я в этом ничего не понимаю. Он смотрел на пришедших голубыми глазами, с видом полной искренности. Журналисты прежде всего попросили отпустить заложника, Антона Титова, финансового директора «Медиа-моста», недавно арестованного. Его допрашивали по ночам (что противозаконно), стараясь получить показания, нужные для испанского процесса, который Россия позже проиграла (о выдаче Гусинского — ПР), для обвинения Киселева. Показаний Титов не дал, и к моменту написания книги Шендеровича, к лету 2002 г. (т. е. более чем через год после встречи сотрудников НТВ с Путиным), сидел в тюрьме без всякого приговора. Путин внимательно выслушал говоривших и с сожалением заметил, что помочь в этом деле никак не может, «потому что прокуратура в России — по Конституции — институт совершенно независимый». Шендерович предложил президенту позвонить Генеральному прокурору, В. Устинову, и поинтересоваться, почему держат в Бутырках на строгом режиме отца малолетнего ребенка, не убийцу, не насильника; он выразил уверенность, что после такого звонка независимая прокуратура совершенно независимо через полчаса выпустит Титова под подписку о невыезде. Президент выслушал Шендеровича и спросил: — Что же вы хотите, чтобы мы вернулись к телефонному праву? И серые глаза вновь сверкнули немыслимой чистоты голубым цветом.

В продолжении трехчасовой беседы невинность этих глаз, — пишет Шендерович, — смущала нас не однажды, пока не стало ясно, что президент «просто валяет с нами ваньку». Говорил он о том, что не назначал прокурора, что назначил его Совет Федерации, по представлению президента. И развел руками. Фокус такой подмены сути дела его формальной стороной Путин во время беседы демонстрировал несколько раз. Когда речь зашла о прокурорской квартире в полмиллиона долларов, предоставленной тому главой президентской администрации Бородиным, Путин воскликнул: — Устинов не получал квартиру от Бородина! Он получил ее от Управления делами президента! А ведь как раз в момент предоставления квартиры шло следствие по делу Бородина; российская прокуратура всячески тормозила его; отставленный со скандалом Скуратов, видимо, собирался всерьез заняться этим делом, за что и был наказан.

Умело «и даже как-то весело» Путин «валял ваньку». И только при слове «Гусинский» глаза его начинали светиться белым цветом ненависти. А потом снова небесный голубой цвет. Дескать президенту огромной страны некогда заниматься деталями, «спорами хозяйственных субъектов». А, между тем, все детали вопроса он знал назубок. Сорокина, приглашенная к Путину, столкнулась в дверях его кабинета с Генеральным прокурором, выходящим из него. Видимо, только что обсуждались детали предстоящей встречи. А во время нее, честно глядя в глаза Сорокиной, Путин рассуждал о «независимости бизнеса и прокуратуры». «Нам было неловко, а на президенте, в ясном свете зимнего дня, лившемся в просторные кремлевские окна, сверкала божья роса» (36). Все были подавлены, но не решались встать и уйти, как в другой ситуации сделал бы человек, «которому раз за разом лгут в лицо». Так и просидели три с половиной часа. «А Президент был бодр, корректен и обаятелен — и прощаясь, всех еще раз обошел и за руку попрощался. Симпатичный человек». Обратите внимание: встреча произошла в начале первого срока Путина- президента, когда он, казалось, еще не должен был привыкнуть к неограниченной власти, к полной безнаказанности. То ли будет в более поздние времена!

Еще в начале встрече Сорокина что-то написала в блокноте и показала автору. «Все бесполезно», — прочитал он. Это стало ей ясно за 35 минут интимной беседы с Президентом. До встречи в Кремле сотрудники НТВ еще питали какие-то надежды, 29 января они поняли, что приговорены. «Свет этих голубых глаз дал нам понять, что НТВ не жить. Могли бы понять и раньше» (37).

Ради объективности следует отметить, что материалы канала давали иногда веские основания, чтобы вызвать не только недоброжелательность, но и ненависть, вражду, которая не забывается. Как пример, можно привести передачу в «Куклах» о крошке Цахесе (см. в книге стр. 14, 16). Здесь было использовано имя главного персонажа рассказа немецкого писателя Гофмана «Крошка Цахес». Напомню его содержание: на жителей крохотного немецкого княжества нашло ослепление; в злобном, подлом, ничтожном, безобразном карлике они видят воплощение всяческих совершенств, идеал благородства, ума, красоты. В конце рассказа слепота проходит. Цахес предстает перед всеми в своем истинном виде (у него вырывают три волшебных золотых волоска, делающих его обольстительным). Он тонет в ночном горшке. Внимательному телезрителю нельзя было не понять, кто подразумевается под Цахесом. Маленький рост особенно подчеркивал ориентировку персонажа Гофмана на Путина, еще не президента, но уже кандидата в президенты.

Поделиться с друзьями: