Из книги 'Безумец, Его притчи и стихи'

"Неужели ты похож на меня, дитя моего темнейшего сердца? И мыслишь моими неукротимыми мыслями и говоришь на моем безмерном языке?" "Да, мы близнецы, о Ночь, брат и сестра; ибо ты приоткрываешь пространство, а я открываю свою душу".

ЛИЦА

Я видел лицо -- тысяча выражений играли на нем, и другое лицо, которое словно литое хранило одно-един-ственное, застывшее на нем выражение. Я видел лицо, сквозь маску которого проступало таимое под нею уродство, и другое -лишь сняв с него маску, можно было разглядеть, сколь оно прекрасно.

Я видел старое лицо, сквозь морщины которого проглядывало ничто, и другое, нежное, в чертах которого напе-чатлелось все. Я читаю по лицам и прозреваю подлинность, сокрытую в их глубине, потому что смотрю сквозь пелену, сотканную собственными глазами.

ВЕЛИЧАЙШЕЕ МОРЕ

Мы с моей душой отправились искупаться в великом море. Выйдя на берег, мы решили приискать скрытый от чужих взоров уединенный уголок.

Дорогой мы встретили человека, сидевшего на сером утесе, который доставал соль из мешка и по щепотке бросал ее в море.

– - Это пессимист,-- сказала мне душа.-- Мы не станем здесь купаться. Поищем другое место.

Мы двинулись дальше и дошли до небольшой бухты, где увидели человека, стоявшего на белом утесе. В руках у него был ларец, украшенный драгоценными каменьями, из которого он доставал кусочки сахару и бросал в море.

– - Это оптимист,-- заметила душа.-- Он тоже не должен видеть нас голыми.

Мы пошли дальше и на отмели увидели человека, который подбирал дохлых рыб и бережно опускал их в воду.

– - Не будем купаться на глазах у него,-- сказала мне душа.-- Он филантроп.

И мы прошли мимо.

ЧУТЬ дальше мы увидели человека, который обводил контур своей тени на песке. Высокая волна смывала рисунок. Но он без устали продолжал свое занятие.

– - Он мистик,-- вымолвила душа.-- Оставим его. И мы шли дальше по взморью, пока не увидели человека, который, укрывшись в прибрежной пещере, собирал пену и наполнял ею алавастровую чашу.

– - Это идеалист,-- шепнула мне душа.-- Уж он-то никак не должен видеть нашей наготы!

И мы отправились дальше. Вдруг мы услышали чей-то крик: "Вот море. Вот глубокое море. Вот неоглядное могучее море!"

Когда же мы вышли к тому месту, откуда доносился голос, нашим глазам предстал человек, стоявший к морю спиною, который, приложив к уху раковину, вслушивался в ее глухой гул.

– - Пойдем дальше,-- предложила мне душа.-- Он реалист -- тот, что поворачивается спиною к целому, которого ему не объять, и пробавляется какой-нибудь частицей.

И опять нам пришлось пуститься в путь. На покрытом водорослями берегу среди скал мы приметили человека, который лежал, зарывшись в песок с головой. И тут я сказал моей душе:

– - Вот где мы можем искупаться -- уж он-то нас не увидит.

– - Нет! ни за что!
– - воскликнула душа.-- Ведь он из них самый зловредный. Это же святоша.

И великая грусть легла на лицо моей души и проникла в ее голос.

– - Уйдем отсюда,-- промолвила она.-- Здесь нам все равно не найти уединенного, укромного места для купания. Я не хочу, чтобы этот ветер развевал мои золотистые волосы, чтобы струп этого воздуха коснулись моей белой груди, и не позволю солнечному свету обнажить мою святую наготу.

И мы покинули те берега и отправились на поиски Величайшего Моря.

РАСПЯТЫЙ

– - Распните меня!
– - молил я людей.

– - Зачем нам брать грех на душу?
– - возразили они мне.

– - Что как не распятие безумцев поможет вам возвыситься?
– - сказал я.

Они вняли моим словам и распяли меня. И это дало мне покой.

И вот, когда я висел между землею и небом, они подняли головы и посмотрели на меня. И возвысились, ибо никогда прежде не подымали головы.

Вдруг из толпы раздался чей-то голос:

– - Какую вину ты хочешь искупить?

– - Ради чего приносишь себя в жертву?
– - допытывался другой.

– - Не льстишь ли ты себя надеждой такой ценою приобресть мирскую славу?
– - спросил третий. Тут четвертый воскликнул:

– - Смотрите-ка, он улыбается! Возможно ли, чтоб он простил такую боль? И я ответил всем им:

– - Пусть только одно останется в вашей памяти -- что я улыбался. Я не искупаю вину, не жертвую собой, не ищу славы; и мне нечего прощать. Меня томила жажда и я молил вас дать мне моей крови, чтобы напиться. Ибо что еще может утолить жажду безумца, как не его собственная кровь? Я немотствовал и просил, чтобы вы ранили меня и раны те стали мне устами. Я был в узилище ваших дней и ночей и искал врата в безмерно большие дни и ночи.

И теперь я ухожу, как ушли доселе распятые. Но не думайте, что распятие истощает наши силы. Ибо нас должны распинать все большие и большие люди между все более великими землями и великими небесами.

АСТРОНОМ

В тени храма мы с другом увидели сидевшего в одиночестве слепца.

– - Вот мудрейший человек в нашей стране,-- сказал мне друг.

Простившись с ним, я подошел к слепцу и приветствовал его. Мы разговорились и немного погодя я спросил:

– - Прости мне мой вопрос, с коих пор ты перестал видеть?

– - Я родился слепым,-- промолвил он.

– - И какую же тропу мудрости ты избрал?
– - поинтересовался я.

– - Я астроном,-- ответил слепец, и, приложив руку к груди, добавил: -Вот за этими солнцами, лунами и звездами я наблюдаю!

СКАЗАЛ ТРАВЯНОЙ СТЕБЕЛЬ

Сказал травяной стебель осеннему листу:

– - Ты так шумишь, когда падаешь! Ведь ты все мои зимние сны разгонишь.

Лист возмутился и сказал:

– - Ах ты презренное ничтожество! Безголосая брюзга! Ты не жил в вышине -- где тебе знать, как звучит песня.

После этих слов осенний лист опустился на землю и заснул. Наступившая весна разбудила его -- но теперь он уже был травяным стеблем.

А когда пришла осень и стала навевать на него зимний сон, а в воздухе над ним закружилась облетающая листва, он пробормотал:

– - Ох уж эти осенние листья! Ну и шуму от них! Они разгонят все мои зимние сны.

ГЛАЗ

Однажды Глаз сказал:

– - За этими долинами я вижу гору в синеватой дымке тумана. До чего же она красива!

Его слова долетели до Уха, которое напрягло свой слух, а потом удивленно спросило: