Из морга в дурдом и обратно

— А ты, оказывается, умеешь говорить тосты, — похвалила Елена, поддевая вилкой креветку.

— Я много чего умею.

Некоторое время они молча ели.

— Слушай, а у тебя нет такого ощущения, как будто ты играешь в прятки с самим собой? — вдруг спросила Елена.

Неожиданный вопрос озадачил Данилова.

— Почему — в прятки? — спросил он. — Я играл в прятки только в детстве.

— Тебя не посещает ощущение бессмыслицы? Бессмысленные дни бессмысленно проходят… Неужели тебя не тянет обратно к людям? Почему ты решил, что всю оставшуюся жизнь должен возиться с трупами?

— Лена, не надо, — попросил Данилов.

— Но мы же просто разговариваем, разве не так? Мне казалось, что между нами нет запретных тем. Или они есть?

— Запретных тем нет, — медленно сказал Данилов. — Но есть ненужные…

— Ненужные кому? Тебе? Или мне?

— Это темы, которые не нужно затрагивать. Я, кажется, понятно объяснил тебе мотивы…

— Данилов! Ты раздул в нерешаемую проблему — осложнение от наркоза, которое никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить! Ты возвел его в абсолют! — заметив, как сильно дрожат в ее руках нож и вилка, Елена положила приборы на край тарелки. — Ты выдумал невесть что и принял совершенно абсурдное, абсолютно не подходящее, в корне неверное решение!

Елена говорила громко, но зал был пуст, и ее не слышал никто, кроме официантки и бармена — а они профессионально делали вид, что заняты своим делом и ни на что не обращают внимания. Бармен протирал полотенцем стаканы, а официантка неторопливо сервировала один из столиков.

— Ты хоронишь себя заживо. У меня, например, именно такое ощущение!

— Но ведь ты соглашалась со мной…

— Попробовала бы я с тобой не согласиться! Ты о чем, Данилов? Я пыталась мягко, исподволь наставить тебя на путь истинный, но ты же упрям как осел. Нет — как сто ослов!

— Интересно, по каким критериям ты выбираешь истинный путь для меня, — Владимир выделил голосом последние слова.

— Когда-то мне казалось, что я хорошо тебя знаю, — Елена достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку.

— Ты продолжаешь курить? — поразился Данилов. — Ну и ну! А я и не замечал!

— Ты много чего не замечал, — Елена щелкнула зажигалкой и с видимым наслаждением затянулась. — Недавно начала опять. С вами и спиться недолго!

— С нами — это с кем?

— Неважно. Закажи, пожалуйста, кофе.

Дым Елена выпускала в сторону, чтобы не слишком травмировать некурящего Данилова.

Владимир подозвал официантку и заказал ей два кофе. В ожидании выпил еще водки и закусил ломтиком картофеля. Елена молча курила. Докурив сигарету чуть ли не до самого фильтра, она загасила ее в пепельнице и задумчиво сказала:

— Все было так романтично, а я все испортила…

— Будем считать, что ничего не было.

— Нет, так еще хуже, — покачала головой жена. — Я уже сказала половину того, что хотела сказать. Даже немного больше. Сейчас я наберусь смелости и скажу остальное. Вечер ведь все равно испорчен…

— Как хочешь, — Данилов почувствовал жжение в затылке. — Надо — так скажи. Вернее — если хочешь сказать, то скажи.

Он перелил остатки водки из графинчика в рюмку и выпил.

— Вот это тоже, — сказала Елена.

— Что — это? — Данилову уже надоели загадки.

— Ты стал много пить. Напиваешься в стельку перед сном, чего раньше я за тобой не замечала.

— Можно подумать, что я делаю это каждый день, — попробовал возмутиться Данилов.

— Скоро начнешь, — пообещала Елена. — Это, кстати говоря, один из признаков душевного разлада…

— Да нет у меня никакого душевного разлада!

— Есть, иначе бы ты сейчас не злился, а смеялся.

Владимир не нашелся с ответом.

— Знаешь, на кого ты похож в последнее время? — продолжила Елена. — На отца Федора из «Двенадцати стульев». Помнишь, как там? — она прикрыла глаза и по памяти процитировала: — Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.

— И какая тут взаимосвязь? — нахмурился Данилов.

Официантка принесла кофе.

— Счет, пожалуйста, — попросил Данилов, взглянув на часы.

— Простая, — Елена достала из пачки новую сигарету. — Ты тоже взалкал. Тебе захотелось химер, и тебя тоже понесло. Ну, признайся, неужели у тебя нет ощущения того, что ты поступаешь неправильно? Что вся эта затея с ординатурой не стоит и выеденного яйца? Что вместо ординатуры по патологоанатомии можно пойти в ординатуру по кардиологии, в конце концов! Кардиология плюс реаниматология — отличная перспектива для такого врача, как ты!

— Ты говоришь так, как будто я — маленький ребенок. Можно подумать, что мне не тяжело было уйти из лечебной медицины, — Данилов осторожно отпил обжигающий кофе и разочарованно отодвинул от себя чашку — напиток чрезмерно горчил и слегка отдавал гарью. — Но я не мог заставить себя продолжить работать анестезиологом. — Каждая пациентка ввергала меня в ступор. Я терялся, я сомневался, я боялся упустить что-нибудь и в то же время понимал, что в таком состоянии я непременно пропущу нечто важное или недооценю его и приму неверное решение. Тебе ли не знать, чем это чревато! Да меня просто трясло от сомнений, волнений и растущего с каждым днем неверия в себя!

Официантка принесла счет.

— Подождите, пожалуйста, — Данилов расплатился, не забыв про чаевые.

— Спасибо, — поблагодарила официантка и ушла, давая клиентам возможность спокойно допить кофе.

— Хочу на свежий воздух! — Елена пригубила свой кофе и тоже не стала его допивать.

— Пошли, — Данилов подал Елене дубленку, а потом накинул куртку и вышел, не застегиваясь.

Подышать свежим воздухом не получилось — машина уже ждала их напротив входа в ресторан.

В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.

— Я хочу чаю, — сказала Елена. — Ты как?

— Я — кофе, — ответил Данилов.

После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.

Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать:

«Чтобы я ни делал, я всегда…» — нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот!