Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
Как замечает метко в первом томе своего сочинения месье Шарль Вьенер, мужественный путешественник, не знающий себе равных и занявший одно из первых мест среди самых знаменитых французских исследователей, разгружаться в этих местах не очень-то приятно. Огромный плот, подогнанный к пакетботу [609] , пританцовывает вместе с ним на волнах, то поднимаясь до уровня палубы, то опускаясь вниз на четыре метра. В стоящую вертикально бочку, обхваченную крепко цепью, помещают пассажира, скрипит судовая лебедка — и человек уже над плотом.
609
Пакетбот — устарелое название торгово-пассажирского судна.
Моряки делают все от них зависящее, чтобы как можно мягче опустить этот «груз» на плот, для чего выбирается момент, когда сие транспортное средство находится на наинизшей отметке. Однако, несмотря на подобные ухищрения, как правило, бочка ударяется о плот с такой силой, что бедолагу, отважившегося
Когда все пассажиры оказываются на плоту, он вместе с нагруженным доверху тяжелым пакетботом направляется к берегу, раскачиваемый волнами, накатывающими на путешественников и на товары на борту корабля.
И судно, и бревенчатое сооружение, несущее на себе доверившихся ему людей, врезаются чуть ли не одновременно в песок. Моряки, тщетно пытавшиеся смягчить толчок, вежливо призывают пассажиров не волноваться. Но волны Тихого океана, никак не оправдывающего своего названия, подпихивают и подбрасывают и плот и пакетбот, так что уговоры тут не достигают своей цели.
Моряки бросают с обоих плавсредств грузчикам, уже ожидающим на берегу, огромные канаты, которые те тут же закручивают вокруг высоких каменных столбов, вбитых в землю на недосягаемое для самого большого прилива расстояние. Затем на сцену выходят добры молодцы. У каждой пары — носилки с бочкой — вроде тех, что спускались с пассажирами с судна на плот. Богатыри почтительно приглашают путешественников снова занять свои места в цилиндрических сосудах, и те через пять минут, вымокнув до костей, оказываются наконец на твердой земле — в Салаверри.
Примерно такие же сценки, красочно описанные месье Вьенером, лицезрели и наши друзья: Жюльен — с видом человека, и не такое видавшего, а Жак — с эгоистической радостью закоренелого сторонника путешествий по суше и убежденного гидрофоба, которому нечего опасаться подобных испытаний.
— Подумать только, — шептал противник водных прогулок с каждой волной, подкидывавшей плот, — что бы было, если бы я сел на пароход в Гуаякиле! Достаточно только поглядеть на этот спектакль, чтобы чувство неприязни к океану вспыхнуло во мне с прежней силой.
— Однако ты обещал мне, что мы вернемся в Европу морем, — напомнил с улыбкой Жюльен.
— Атлантический океан — не Тихий, и бразильское побережье не столь негостеприимно, как перуанское.
Между тем на корабле начало разыгрываться самое настоящее представление — благодаря появлению на палубе английской семьи, состоявшей из отца, матери, трех мисс и юноши примерно пятнадцати лет. Милорд, точь-в-точь Фальстаф [610] , не способный держаться на ногах, свалился на спину да и остался так лежать, заблокированный тюками, спасавшими его от резких толчков. Миледи, высокая, стройная, изящная, одетая со вкусом, отличающим женщин по ту сторону Ла-Манша, соперничающих расцветкой своих нарядов с пестро окрашенными матерью-природой попугаями, жалобно кричала на англо-испанском наречии, называя обстановку, в которой они очутились, «просто отвратительной». Мисс, в нанковых [611] одеяниях, с розовыми галстуками, голубыми головными уборами и зелеными зонтиками в руках, время от времени теряли равновесие, чем немало потешали зевак, стоявших на набережной небольшими группами или поодиночке. Рядом с девицами маячила фигура долговязого юноши на длинных паучьих ногах в не по возрасту коротких штанишках.
610
Фальстаф — здесь: полный, безмятежный человек (по имени Фальстафа — жизнерадостного и неразборчивого в средствах толстяка рыцаря, одного из персонажей пьес Шекспира «Генрих IV» и «Виндзорские проказницы»).
611
Нанковый — здесь: сшитый из нанки — хлопчатобумажной ткани из толстой пряжи, обычно желтого цвета.
В общем, подобная, не поддающаяся описанию сцена пользовалась бы бешеным успехом на любых театральных подмостках.
— Какого черта делают здесь эти англичане? Что они потеряли в сих местах? — не без резона заметил Жак.
— Англичане — это своего рода одна из статей британского экспорта, — ответил Жюльен. — Их находят в Китае и на берегах Нила, у водопадов и в кратерах вулканов…
— Но чтобы они оказались здесь, в Салаверри!.. Решительно, жизнь полна несуразностей!
Тут к друзьям подбежал метис Эстебан и сообщил, что обещанный сеньором экипаж уже прибыл и стоит у «Grand Hotel de la Patria, у de los estrangueros» [612] .
612
«Гранд-отель» для соотечественников и иностранцев (шт.).
Друзья с сожалением покинули набережную в тот момент, когда миледи, в одеянии всех цветов радуги, осторожно опущенная матросами в бочку, двигалась, положась на лебедку, над сероватыми волнами, напоминая всем видом своим Амфитриту стиля барокко [613] , стоящую на плечах четырех тритонов [614] с эбеновыми [615] торсами, лохматыми шевелюрами и зубами кайманов.
— Мне бы очень хотелось досмотреть картину, — не удержался Жак, садясь в экипаж, который вскоре понесла на рысях
пара крепких коней чилийской породы.613
Барокко — стиль в европейском искусстве конца XVI — конца XVIII веков, отличался декоративной пышностью и вычурностью форм. Наиболее яркое выражение барокко получило в архитектуре.
614
Тритон — в древнегреческой мифологии — сын Посейдона и Амфитриты, морской бог с человеческим туловищем и рыбьим хвостом.
615
Эбеновый — здесь: сделанный из древесины тропического черного дерева и родственных ему пород.
Четверть часа спустя повозка уже въезжала в Трухильо [616] , административный центр провинции Либертад, тихий, чистенький городок, в облике которого сохранилось немало черт средневековья.
Лошади немного попридержали свой бег, и коляска плавно вкатила на просторную улицу, протянувшуюся между двумя высокими стенами — без единого выступа или оконца, но с видневшимися то здесь, то там дверьми в грозных панцирях из гвоздей.
За подобными оградами обычно укрываются монастыри, которых в Трухильо бесчисленное множество, о чем можно судить хотя бы по толпам монахов, красочно описанных Шарлем Вьенером: «Брюнеты и блондины, с черными, голубыми или цвета речной воды глазами, босоногие, бритоголовые, святые отцы, восседая на осликах, шествующих важной поступью и покорно повинующихся своим хозяевам с требником [617] в руках и зонтиком от солнца, приветливо улыбаются женщинам, благословляют детей и собирают подаваемые им прихожанами толстые медные и небольшие серебряные монеты, а также птицу, овощи, фрукты. Деньги они прячут в рукавах, а все остальное — в огромных тюках». Весь этот живописный католицизм, не известный французам, придает архаическую окраску стране и накладывает самобытный отпечаток на общество, в котором кишмя кишат иностранцы, принадлежащие к самым различным социальным слоям и придерживающиеся подчас диаметрально противоположных взглядов по вопросам нравственности и морали.
616
В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар счел нужным сообщить читателю следующие сведения: «Трухильо расположен на 8°5' южной широты и 8Г30' западной долготы, в 580 километрах к северу от Лимы. Основанный в 1535 году Писарро, давшим ему имя своего родного города, он насчитывает примерно 15 тысяч жителей». Писарро Франсиско (между 1470 и 1475 — 1541) — испанский конкистадор (завоеватель), участвовал в завоевании Панамы и Перу, разграбил и уничтожил государство инков — Туантинсуйу, основал город Лима, погиб в борьбе с другими конкистадорами.
617
Требник — книга с молитвами для треб — богослужебных обрядов, совершаемых по просьбе самих верующих (например, крестины, брак или панихида).
Затем экипаж шагом пересек довольно многолюдную и весьма привлекательную на вид улицу с домами под низки-mi плоскими крышами, с верандами и балконами и с маленькой фигуркой святого в нише у самой двери или в простенке между окнами, проехал по площади и, поднявшись по боковому проулку вверх, на что ушло еще несколько минут, нырнул под свод ворот, вделанных в глухую, как у монастырей, и столь же мрачную стену. Ворота закрылись за французами в тот самый миг, когда они увидели спешившего к ним навстречу своего друга-перуанца, объявившего им с улыбкой, что апартаменты для них уже готовы. И не успели наши путешественники и слова сказать, как к ним по знаку хозяина подошел атлетического сложения негр, одетый в нечто вроде ливреи, и друзья, сопровождаемые верным метисом, прошествовали за ним следом по длинному коридору в достаточно просторную, с побеленными известью стенами комнату, с толстыми коврами на полу и с одним-единственным окном, помещенным по странному капризу архитектора под самый потолок и забранным мощной решеткой. Через проемы во внутренних стенах из твердых пород дерева помещение соединялось с двумя другими, но меньшего размера.
— Квартира их высочеств сеньоров! — глухим голосом отрапортовал негр и тотчас исчез, захлопнув с шумом за собой огромную дверь, тут же из излишней осторожности закрытую им снаружи на засов.
Жак и Жюльен, решив, что это какая-то мистификация [618] , и найдя, что подобная шутка — плохого вкуса, забарабанили в дверь, громогласно требуя немедленно же отпереть их.
Маленькое окошко в двери приоткрылось, и друзья разглядели в нем своего попутчика, попросившего их не устраивать попусту шума.
618
Мистификация — обман, намеренное введение кого-либо в заблуждение.
— Будьте любезны сообщить, — вскричал Жюльен с негодованием, — где мы и что вообще означает эта ловушка, в которую вы так подло заманили нас?
— Никакой ловушки тут нет. Просто вы в городской тюрьме. Страна, находясь в состоянии войны, вынуждена защищать себя поелику возможно от различных авантюристов, пытающихся подорвать ее мощь…
— Но вам хорошо известно, что мы — французские путешественники и держимся в стороне от политики…
— Как бы не так! Хватит лгать! Хоть вы и великолепно говорите по-французски, но не пытайтесь больше убедить меня в том, что вы французы.