Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
— А телеграф на что?..
— Как, здесь есть телеграф?!
— Конечно! И если тебе, к примеру, захочется связаться с твоей конторой на улице Люксембург и спросить у своего бывшего патрона, кто теперь сидит в твоем кресле, то это очень просто: шестьдесят сантимов за слово — и никаких проблем!
— Шестьдесят сантимов! Это же совсем дешево!
— Англо-американский кабель доходит до Бреста [283] . Так что из Ричфилда, где мы с вами сейчас находимся, я телеграфирую своему банкиру в Париже и попрошу его поручить честному и смышленому торговому агенту приобрести пять промывочных аппаратов Базена и большой грязеотделитель системы «Сен-Морис», являющийся лучшим на сегодняшний день [284] . Я, также попрошу его купить кузнечный горн со всем необходимым, то есть со стальной формой для формования слитков, сорока металлоприемниками из молибденита [285] для отливки золота и двумя отражательными печами [286] . Через четыре дня, включая день отправки послания, эти предметы
283
Имеется в виду портовый город на западе Франции, на полуострове Бретань.
284
В примечании к парижскому изданию этого романа Л. А. Буссенар пишет: «Грязеотделитель системы „Сен-Морис“, выпускаемый в Нейи-сюр-Сен, является, вероятно, самым лучшим приспособлением для промывки золотоносных пород. Я убедился в этом на собственном опыте».
285
Молибденит, или молибденовый блеск — минерал, из которого выплавляют молибден — твердый металл с серебристо-белым блеском в изломе, широко применяемый в технике.
286
Отражательная печь — плавильная печь, в которой теплота передается материалу от газообразных продуктов сгорания топлива, а также излучением от раскаленной внутренней поверхности огнеупорной кладки.
287
Ливерпуль — портовый город на западном побережье Англии.
288
Портсмут — здесь: портовый город в Англии, у пролива Ла-Манш.
289
Поднебесная империя — старое название Китая, употребляемое в данном контексте иронически.
— Он просто превосходен! — заявил Алексей. — Уверен, что вы, с вашей энергией, непременно уложитесь в намеченный срок. Я же со своей стороны приложу все усилия, чтобы сделать наступающий теплый сезон весьма прибыльным…
— Черт побери! — перебил Алексея долго молчавший Жак. — Где это наш друг выучил названия различных там механизмов, применяемых для добычи золота?
— Твой вопрос меня удивляет, — ответил Жюльен. — Ты что же, считаешь что путешествие для меня — это лишь движение вперед, километр за километром? Или думаешь, что я брожу по земле единственно потому, что меня охватила страсть к бродяжничеству, и все, что я хочу, — это чтобы дорога никогда не кончалась? Нет, черт возьми, я смотрю по сторонам. Хоть и на лету, но я стремлюсь — и иногда весьма успешно — получить представление о местной промышленности, — разумеется, там, где она есть, — изучить географию тех мест, которые посещаю, знакомиться с людьми. В своих странствиях мне приходилось встречаться и с золотоискателями, бывать на приисках. Добыча золота интересовала меня, впрочем, не более чем поле, где, к примеру, растут картофель, сахарный тростник или табак. Увиденное и услышанное там я отложил в одну из ячеек своей памяти, чтобы, когда придет время, извлечь оттуда соответствующие знания… Но довольно болтать о пустяках. Если нам приходится расставаться, то сделаем это немедленно.
— Как, уже?! — воскликнул Алексей изменившимся голосом. — Подождите, по крайней мере, до завтра.
— Ни в коем случае: для меня нет ничего мучительнее ожидания неминуемой разлуки. Лучше уж сразу покончить с этим, нежели часами грустить о предстоящем расставании.
— Согласен, — произнес Жак.
— Позвольте же подвести некоторые итоги, — продолжил Жюльен. — Вот деньги на первые расходы, вам их, Алексей, должно хватить до получения первой прибыли. На них вы сможете приобрести у компании право на повторное использование золотоносных пород, оплачивать рабочих, закупить провиант… Оба юных Перро — Эсташ и Андре — вернутся отсюда в Нулато, если только не пожелают остаться с вами.
— Они бы не прочь, сударь! — произнес вместо них семейный вожак Перро-старший. — Сезон охоты на пушного зверя, с позволения сказать, окончен, так что ребята не прочь подзаработать несколько су, задержавшись в этом городишке. К тому же, честно говоря, вокруг приисков всегда ошивается много всякого сброда. А уж мои-то мальчики сумеют защитить вас, месье Алексей!
— Вы же, Перро, надеюсь, отправитесь с нами в Сан-Франциско?
— Куда угодно, только назовите место. Никогда еще я не был так доволен, как сейчас: ведь мне довелось путешествовать с настоящими французами —
из нашей старой доброй Франции! День, когда мы распрощаемся, будет для меня черным днем.— И для нас, отважный и благородный наш соотечественник.
— Ну да что поделаешь! Разве вся наша жизнь — не одно большое путешествие, где удача сменяется неудачей, и так на всем пути, и никто ничего не может изменить?
— Итак, мы расстанемся с вами, Перро, в Сан-Франциско. На обратном пути в Ричфилд вы присмотрите за грузом, который вместе с китайскими рабочими мы отправим сюда тотчас же после его прибытия из Европы… Не забудьте, дорогой Алексей, вот телеграмма, пошлите ее в Париж от моего имени. И помните, телеграфная связь проложена отсюда до самой Панамы, так что мы сможем часто общаться с вами. А теперь, друг мой, прощайте! Наша дружба, зародившаяся при весьма драматических обстоятельствах, окрепла в общей борьбе с опасностями, встретившимися на пути, в изнурительных переходах, и я уверен, что никакая разлука ей не страшна. Наше расставание временное: скоро мы снова увидимся.
Французы обнялись с Алексеем, словно братья, крепко пожали руки Эсташу и Андре, сели на лошадей и в сопровождении Перро покинули золотые прииски Карибу.
От Ричфилда, расположенного чуть выше пятьдесят третьей параллели, они направились на восток, к селению Кенель, раскинувшемуся у места впадения реки того же названия в реку Фрейзер.
Ночь друзья провели в дрянной гостинице, заставившей их пожалеть о ночевках в сосновом лесу. Проснулись они, искусанные клопами. Впрочем, на завтрак была подана превосходная рыба. Закусив, путешественники двинулись по берегу Фрейзера и дошли до одного из его притоков — Сода-Крик.
Через эту водную преграду, достаточно узкую, но весьма глубокую, ходил паром. Жак, все еще разъяренный от совместной ночевки с кучей кровососущих насекомых, машинально последовал за Жюльеном, въехавшим на плоскодонное суденышко прямо на коне, и, лишь когда паром уже отошел от берега, заметил вдруг, что находится посреди коварной стихии, к коей питал непримиримую ненависть.
— Ой! — удивленно вскрикнул он. — Я отплываю! Жюльен не смог сдержать хохота.
— Если бы не сегодня, то это случилось бы завтра, милый мой гидрофоб! [290] — весело рассмеялся он. — В такой стране, как эта, рек — великое множество, мосты же встречаются крайне редко.
290
Гидрофоб — человек, ненавидящий воду.
— Выходит, я плыву… по собственной оплошности?..
— Ты что, жалеешь об этом?
— Да, коль скоро речь идет о принципе.
— Признайся честно, ты же сам предпочитаешь пересекать подобные речушки таким вот образом, вместо того чтобы пустить вплавь своего коня и промокнуть при этом до самого пояса.
— Уф!.. Наконец-то мы прибыли!
— Надеюсь, сие плавание протяженностью в шестьдесят метров не вызвало у тебя морской болезни?
— Нет, черт побери! И, говоря по правде, я очень этим удивлен.
— Вот как? Прими же мои искренние поздравления! В Сода-Крике, поселке, расположенном в семидесяти километрах от Кенеля, путешественникам снова пришлось воспользоваться гостеприимством столь же отвратительной гостиницы.
Оставив позади реку Фрейзер, они поехали из Сода-Крика по дороге на Бридж-Крик и в конце дня остановились на ночь в одном из постоялых дворов под названием «Сотая миля».
Эти временные прибежища для людей, находящихся вдали от домашнего очага, выглядят весьма непрезентабельно [291] . Построенные вдоль прекрасной, оживленной дороги, они ни в коей мере не украшают ее. Живут в них исключительно старатели, которые, богаты ли они или бедны, в равной степени мало заботятся о комфорте: первые — зная, что скоро смогут воспользоваться всеми удобствами, предоставляемыми большим городом, другие же — по причине крайней нужды.
291
Непрезентабельно — невзрачно.
По сути, это просто хижины, сложенные из плохо оструганных бревен и обычно имеющие всего одну комнату. В глубине подобного заведения помещается огромный камин, у противоположной стены возвышается грубо сколоченная стойка, за которой виднеются полки, уставленные рядами бутылок, с сивушным [292] пойлом.
В зависимости от сезона старатели, отправляющиеся на прииск или, наоборот, возвращающиеся оттуда, приходят вечером по двое, по трое, снимают со спины скатки из одеяла и кладут на пол — вместо сидений: стульев в этих лачугах очень мало или даже нет совсем. Пришедшие сразу же требуют выпивки. Тот, кто оказывается побогаче, обычно угощает соседей, после чего все едят, курят и снова пьют. Затем постояльцы, в той или иной стадии опьянения, раскатывают одеяла и устраиваются кто где: на стойке, на мешках с мукой, стоящих тут же, в этой единственной комнате, или же на полу, подошвами ботинок к камину. Но есть и такие, кто сну предпочитает картежную игру: сопровождаемая бранью и изрядной выпивкой, она нередко продолжается до утра.
292
Сивушный — прилагательное от слова «сивуха», означающего плохо очищенную хлебную водку.
Эти жалкие придорожные пристанища находятся на расстоянии десяти миль друг от друга и могут служить одновременно своего рода верстовыми столбами [293] , откуда и берутся их названия типа «Сотая миля».
Нашим друзьям не раз пришлось ночевать в таких развалюхах, прежде чем они добрались до Клинтона, поселка, расположенного немного выше пятьдесят первой параллели. Начиная с этого пункта, гостиницы стали более комфортабельными.
Выехав из Клинтона, путешественники следовали около двадцати километров вдоль речушки, носящей громкое имя Бонапарта, и у места слияния ее с рекой Томпсон вышли на проложенный по берегу Фрейзера тракт, соединяющий форт Камлупс с Ялой, Хоупом и, наконец, с самим Нью-Вестминстером.
293
Верстовые столбы — придорожные столбы, указывающие расстояние в верстах; здесь — в более широком смысле, безотносительно системы измерения расстояния.