Из Питера в Питер
Шрифт:
После ноты Чичерина было принято наконец решение о немедленной переправе ребят через границу. Переправлять решено было группами по пятьдесят — сто человек.
Первая группа переходила границу еще в октябре. Джеральд Крук и Энн Крук
— Ты плакса! Мужчина называется! Как не стыдно!
Требовала:
— Прекратите эти отвратительные нежности! Уходите! Уходите скорей...
И в то же время одной рукой держала Мишу Дудина, а другой — Катю. Что-то в горле у нее клокотало, а губы дрожали.
— Чего вы? — спросил Миша Дудин, оглядываясь на мистера Крука. — Даешь с нами!
Катя шепнула миссис Крук:
— Может, это и не так глупо! Вам будет хорошо...
Миссис Крук еще выше вскинула голову и надменно усмехнулась:
— Что бы мы стали у вас делать? Ведь мы не революционеры...
— Мы не революционеры, — прошептал покорно мистер Крук.
И оба они взглянули на Ларьку, который стоял около Кати. У Ларьки в медленной улыбке поползли губы, показался знаменитый белоснежный оскал, но лицо оставалось растерянным.
— Вы не революционеры, правда, — удивляясь, сказал Ларька. — Но без таких,
как вы, было бы очень плохо жить. Не пойму, что вы за люди...И тогда миссис Крук громко всхлипнула и, хотя старалась еще выше закинуть голову, все равно по немолодым щекам покатились крупные слезы. Она неожиданно оставила Катю и Мишу, крепко обняла вконец удивленного Ларьку, толкнула его к мистеру Круку, по лицу которого, к ужасу Ларьки, тоже текли слезы, и тот в свою очередь стиснул Ларьку в объятиях.
— А теперь — марш! — хрипло скомандовала миссис Крук. — Уходите! Ну! Я больше не могу...
И ребята пошли. Сначала — кучей, оглядываясь. Ларька и сердитый Гусинский захлопотали, что-то скомандовали. Круки видели, как первый отряд неумело выстроился по пять человек в ряд. Они шли все скорее, потом побежали. Слезы еще не высохли, но ребята улыбались, протягивали руки... Впереди бежал Ларька. Он что-то шарил за пазухой.
Перед ними в длинных шинелях, в остроконечных шлемах с большими красными звездами расступались советские пограничники. Тогда Ларька обеими руками поднял над головой красное знамя краскома, на котором еще можно было разобрать: «Мир — хижинам, война — дворцам!» Иссеченное под Миассом, тонувшее в Тихом океане, накрывавшее погибшего под Нью-Йорком Аркашку...
Говорят, это знамя видели потом на Волховстрое.