Из племени кедра
Шрифт:
Услышав лай, Андрей вышел из дома. Югана, опираясь на весло, поднялась на бровку берега и стояла, спокойно поджидая неизвестного человека, нарушившего покой мертвой деревни.
– Здравствуй, Югана! – сказал Андрей, узнав старуху, и протянул руки.
Голова, повязанная стареньким побуревшим ситцевым платком, с достоинством кивнула подошедшему: здравствуй, мол. А глаза старухины засветились, затеплились радостью.
– Сын вождя племени Кедра вернулся на Юган. Это хорошо… – торжественно произнесла старая эвенкийка.
– Вернулся, Югана, из большого кочевья.
– Молодой лес быстро растет, каждое дерево не запомнишь. Но Югана всегда помнила и ждала Шамана.
Андрей смотрел в лицо Юганы. От подбородка расходились по щекам эвенкийки красивой вышивки оленьи рога – старинный
Рад Андрей встрече, очень рад. Но не бросился он обнимать Югану. Что поделаешь, он, как и Югана, вырос на кочевой тропе, где не в обычае при встрече с близкими целоваться, проявлять чувства радости внешне. Это считалось плохим признаком. Скупы таежные люди на слова и восклицания, но зато за столом, выпив по кружке крепко заваренного чая, обязательно вспомнят они всех близких людей из племени Кедра, которых уже нет в живых, пожелают им счастливой охоты в небесных урманах…
После долгого молчания Югана скажет Андрею:
– У молодого Шамана нет отца, нет матери. И Югана одинока, как сухая осина на береговой гриве. Ты был маленьким, и мы ели пищу, приготовленную на одном костре… Позади много потухших костров.
Сколько еще разожгу я костров Своими руками? Мало переходов осталось Югане сделать…
– Югана может считать меня сыном, – ответит Андрей, и старуха согласно кивнет головой.
– Скоро я потеряю мушку ружья и не смогу выходить в урман на промысел. Детское весло станет тяжелым моей руке. Тогда я буду нянчить детей Шамана.
Такой разговор у них произойдет, обязательно произойдет, а сейчас Югана, указав рукой на облас под яром, сказала:
– Карасей достану пойду. Варить будем. Жарить можно.
Она спустилась к воде, подошла к обласу, сбросила с кормы тальниковые ветки, прикрывавшие рыбу, выбрала самых крупных, еще живых карасей, тут же на лопасти весла очистила и распластала рыбу, сложила в закопченный котел-полуведерник, наполнив его водой.
Поставив котел с рыбой в печь, Андрей сел на топчан рядом с Юганой, вытащил из-за голенища рыбацкого бродня резиновый кисет, набил табаком самодельную трубку Юганы, вырезанную из витого корня березы, и протянул ее хозяйке.
– Зачем долго пропадал? – раскуривая трубку, спросила Югана.
– Это длинная история, Югана, расскажу в другой раз.
– Совсем пришел Шаман в край Вас-Югана?
Не сразу ответил Андрей. Задумался, глядя в окно, не замечая веселой игры Сильги со щенком, хотя и крутились они поблизости. Не видел он и приветливого покачивания ветвей низкорослого кедра, на верхушку которого любил забираться в детстве. Сердце тревожно защемило, а память принесла из прошлого яркую, почти осязаемую картину…
Белоснежное полотно аэродрома. Легкий ветерок метет тонкую пушистую перенову. Полярный
долговечный день. Часы показывают утро. Ревел «ИЛ» на стоянке – прогрев, проба моторов перед полетами. Потом тишина. Придут летчики – и тяжелый транспортный самолет уйдет в рейс. Он опять видел себя юным и счастливым. Борт-механиком полярной авиации…Не хотелось Андрею рассказывать Югане о своих неудачах. И для себя не решил он еще, как будет жить дальше. Пойти работать в улангаевскую школу? Но чему он научит детей, если сам в себя потерял веру?.. Ему хочется забыть о мытарствах и полечить душу в тайге, среди первобытной природы. Заняться охотничьим промыслом, как в юности, или уйти на баркасах с рыбаками, помериться силами с беспокойной весенней рекой.
– Пошто долго молчит Шаман? – ровным голосом спросила Югана. – Он не хочет остаться на земле своих отцов?..
– Я вернулся совсем, – медленно произнес Андрей.
Старуха долго смотрела на Андрея и потом довольно кивнула головой. После выпитого чая, когда сердце Юганы стало говорливым, уселась она поудобнее на топчане, рассказывала про то, как хорошо летать человеку рядом с птицами. Нисколько не страшно ездить по небу на воздушной нарте. Югана знает теперь, что облако – пустой пар, а тучи – мешки с мелкими капельками воды. Зачем не верит ей Шаман, улыбается? Она сама нюхала облака, брала на язык кусочки туч. А духи неба, оказывается, живут еще выше, под звездами. Югана часто просила, чтобы Костя пролетел низко над утренним Улангаем. Она бы ребятишкам и женщинам, перепуганным страшным гулом мотора, кинула свою трубку. А потом пришла бы в деревню и спросила, будто невзначай: «В небе я трубку потеряла. Тут она где-то, в деревне на улицу шлепнулась. Сидела я, курила. Увидела, как весь народ головы поднял на наш самолет. Смешно стало. Смеяться – рот разевать. Вот и выпала трубка из зубов». Ей отдадут трубку, а она спокойно и молча пойдет по своим делам. Такая картина не дает покоя Югане, но не захотел Костя над деревней лететь.
Костя, однако, не только Улангай, а и незнакомые заимки обходил далеко стороной. Высадил он Югану на ливе около веретья, возле дороги на Улангай, выгрузил вещи из багажников и улетел обратно на Соболиный, так же крадучись, облетая даже заброшенные деревни. Югана перебралась в обласок, который Сашка Гулов оставил здесь по договоренности с Костей, и направила лодку в сторону родной деревни. Проплывала она мимо карасевого озера – просто грех сеть не кинуть. Четыре года ела озерных щук да окуней.
Карасем захотелось полакомиться старухе. Очень язык соскучился по сладкому карасевому мясу, по рассыпчатой икре, отдающей илком. В Улангай чего торопиться: трубка-то вот она, за пазухой. А Сашке-председателю успеет Югана сказать, чтоб он был на веретье через неделю, во вторник, до восхода солнца и вывесил на жерди черный флаг-ветряк. Сигнал такой направление ветра покажет. Костя посадит самолет на щукастые поплавки. Сашка-председатель схватится за голову, когда из больших подвесных сигар-багажников под нижними крыльями выложит Костя на береговую мягкую траву мертвых соболей. Начнет Сашка кричать: «Загубил меня! Привез пропастину!» Костя неторопливо закурит магазинную крючковатую трубку и подмигнет хитровато: «Они спят…» У Кости лекарства много всякого в ящике со стеклянными дверцами. Может он иглой-соломинкой в соболиную кровь сон запустить на целый день. А может с мясом сонный порошок дать. Крепко спать звери будут, не чихнут. Югана сама пила-ела порошок, когда голова болела и сон уходил. Обрадуется Сашка. Обнимать, хвалить станет Костю. Потом сонных соболей положит на телегу, на мягкую траву, и увезет в Улангай.
– О-о, Югана все знает! Большой секрет Югана знает! Только тебе, Шаман, расскажет Югана, последнему из племени Кедра…
Пять суток жила Югана в доме Андрея. Не раз наполнялся котел вкусными сладкими карасями, не раз шипели караси на сковороде, поджариваясь, румянясь в печи. Отвела душу Югана – вдоволь насытилась сырой, чуть присоленной икрой. А сколько новостей пересказала она! Много. Десять лет рассказала Шаману.