Из племени кедра
Шрифт:
– Сам, Шаман, руку лечи.
– А ты, Югана? – спросил Андрей тоже по-эвенкийски.
– Стара я стала, – схитрила Югана, – духи не слушают моих заклинаний. – Она не расспрашивала Андрея, для чего тот привез сюда эту молодую и красивую докторшу.
Лене интересно узнать, как в старину лечили шаманы свой народ. Когда Андрей объяснил, в чем дело, девушка догадалась, что Шаманов с Юганой знают немало секретов целебных трав. Такие секреты обычно передаются из поколения в поколение.
Югана молчком ушла на улицу и развела костер на старом огнище. Когда огонь разгорелся, пришли Андрей с Леной. Сели у костра на трухлявую плаху, прибитую к двум вкопанным чурбакам. Андрей принялся точить на оселке охотничий нож. Через несколько минут, когда нож будет наточен,
– А мне можно присутствовать при исцелении?
Югана не ответила, но Андрей молча кивнул: мол, присутствуй. Тамила же так и осталась в избе, не пошла со всеми на берег. Началось изгнание бородавок. Андрей тихо говорил что-то по-эвенкийски. Лена ничего не понимала, зато Югана одобрительно качала головой после каждого слова Андрея.
– У тебя, Дух Болот, много жаб. Зачем Кучуму бородавки? Отдай их самой молодой жабе. Они ей на пользу и красоту пойдут. Зачем Дух Болот обидел Кучума? Кучум знает обычай предков. Он никогда не топтал жаб ногами, не брал руками. Я не очень прошу тебя, Дух Болот. Жертву тебе давать нынче не буду, потому что я сильнее. Я – сын большого Шамана из племени Кедра. В дальней избушке на берегу круглого озера у меня лежит тугой бубен и священная шуба моего деда. Но зачем на малька ставить режевку?..
– Шаман все правильно говорит, – шепотом одобрила Югана.
– Клади, Илья, руку мне на колено. Если больно станет, не кричи, – Андрей обвел концом ножа ладонь, заросшую бородавками.
– Говори, Шаман, с Духом Болот, – попросила Югана.
– Кожу надо отодрать с ладони. Ножом подрезать корни каждой бородавки, – на эвенкийском языке продолжал Андрей. – Потом кожу обратно приложу. Она скова прирастет. С подрезанными корнями любое дерево засохнет, исчахнет и развеется трухой по ветру. Так будет и с бородавками…
– Ты уверен, что бородавки сойдут? – спросила Лена, когда Илья с забинтованной рукой ушел в избу.
– Испытано столетиями.
– А зачем забинтовал руку?
– Я ведь ему кожу «отдирал», – улыбнувшись ответил Андрей. – Внушение – великая сила…
– Да…
Лене вспомнилось, как в медицинском институте рассказывал старенький профессор о методах лечения, которые применял в молодости: поставил в кабинете магнето – электричество тогда только входило в моду-и «убивал» бородавки током…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дом с облупившейся от времени вывеской стоит в центре деревни. На вывеске еще можно прочитать ровные желтые буквы: «Сельпо». Пятистенник рублен всего шесть лет назад. В большой половине дома – магазин, а в меньшей живет Соня Трегубова. Очень удобно Соне. Да и жителей Улангая устраивает такое положение. В любое время дня и ночи приди к Соне – всегда какой надо товар отпустит. Долго ли к прилавку пройти, если есть внутренняя дверь в магазин прямо из комнаты. Накинет Соня на скорую руку халат, сходит в магазин, и получи запоздалый покупатель, что нужно… Правда, обычно под рукой у Сони мелочи не находится на сдачу. Но кто на это обижается! Не станет же продавщица в потемках копейки отсчитывать. Рыбаки и охотники народ такой: вернутся ночью домой – харч, глядишь, надо закупить либо сапоги. Ждать некогда – утром чуть свет снова отправляться на промысел. А сколько проходных катеров останавливается – команде и пассажирам перекусить требуется. Случается, к кому-нибудь запоздалый гость нагрянет. Где гость, там угощенье – снова не миновать магазин. А бывает, хозяева и гости меру забудут: ночь-полночь стукают Соне в окошко, бутылочку просят.
Вот за эту-то безотказность уважают Соню улангаевцы. Но на всех не угодишь, вот и перемывают старухи Сонины косточки от безделья. Соберутся на завалинке, пощелкивают кедровые орехи, у которых зубы есть, вьют веревочку из разных разговоров: «Сахар-то в продаже нынче шибко мокрый… С чего бы это? У склада крыша без дыр…» Только начнет одна, а там, глядишь, припомнят, что было и не было. Но если разобраться,
Соня опять тут ни при чем. Завозят продукты за тысячу километров, из самого Томска. Дорога все водой идет. Отчего тут сахару сухим быть? Или еще, взять такой пример: к апрелю обычно полки магазина лысеют. За зиму водка и вино выпивается, махорка искуривается. Курильщики переходят на самосад, а о выпивке к весне ближе, к распутице, и говорить мужики забывают. К такому-то времени приберегала обязательно Соня бочку спирта. Мужики и рады, а острые на язык бабы поговаривали вполголоса, что разбавляет Соня спирт колодезной водичкой… шибко разбавляет. Сказал ей однажды об этом Костя при всем честном народе. Какой шум Соня подняла.– Ты за кого меня принимаешь? Выкидывайтесь из магазина, приводите председателя артели, будем опечатывать бочку и экспертизу вызывать.
А какую и откуда вызовешь экспертизу, если на Югане лед колотым сахаром лежит, распутица кругом. Мужики приперли Костю к прилавку, заставили слова свои обратно взять. Посмотрел Костя на мужиков, видит по глазам: знают все, да помалкивают. Не ко времени такой разговор.
Но недолюбливала Соня с тех пор парня, при каждом удобном случае старалась насолить Косте Волнорезову. Однако в торговле осторожнее стала.
Очень любит Соня деревенских ребятишек. И любовь эта не показная. Есть у нее список всех мальчишек и девчонок, помечен в этом списке день рождения каждого. В больших семьях даже отец с матерью не всегда упомнят, кто когда родился, а Соня знает. Приготовит она подарок: конфеты, игрушки или книжки, и отнесет имениннику прямо домой или к себе пригласит. И тогда маленькие гости рассядутся за столом, чаевничают важно. А на столе Соней разные сладости расставлены – компоты, печенье, варенье и, конечно, конфеты. Радости ребячьей нет края. Танцуют, пляшут, поют. Глядит Соня на веселье ребячье и забывает о себе.
Хоть и не старая, тридцать лет всего недавно исполнилось, полный в доме достаток, но считает Соня прожитую жизнь неудачной. Мужа она не любила. Работал ее Арон тоже по торговой части. Вел приемку ягод и кедрового ореха. В путину заведовал артельным рыбозасольным пунктом. Имелась у Арона слабость: любил тихими вечерами сиживать с удочкой на берегу Югана. Очень уважал окуневую уху, которую именовал щербой. Перед щербой обычно пропускал стаканчик водки, а потом на сытый желудок любил полежать под марлевым пологом, на звезды поглядеть, помечтать. В большие праздники надевал военный китель и медали – бывший фронтовик! Таким он и остался в памяти ребятишек, которых нередко брал с собой на окуневую рыбалку. А погиб он нелепо. Известно улангаевцам только, что нашли Арона за десять верст от деревни рыбаки: прибило вспученное тело к берегу.
Соня – женщина стройная в талии. Упругая, как пружина. А уж походочка! Пойдет по улице, будто под коромыслом с полными ведрами. Русая косища не приплетенная, своя. И так эта коса к походке Сониной идет – играет распущенным кончиком от одного литого бедра к другому. Выворачивают шеи мужики, глядючи вслед продавщице. Из себя выходят от ревности сторожкие жены.
На здоровье свое Соня не жаловалась, но последние дни пасмурно стало у нее на душе, поясница побаливала. В конце весны завоз товаров на зиму был. Где мешок поправит Соня, где ящик подвинет – надорвалась, видно. Решила идти в субботу к Андронихе. Выслушала Сонину жалобу бабка Андрониха, покачала головой:
– Помять тебя надо в баньке. До заката солнца приходи. И бутылочку не забудь для пользы дела…
– Коньяк, бабуся, сгодится?
– Можно и на ем развести настой кореньев аира болотного, – быстро согласилась знахарка.
Баня у Андронихи на отшибе. Ветхая баня, по-черному топится. Крыша пологая, земляная, пучится летом высоченной лебедой. Двери низкие, щелястые, тряпьем проконопачены. А окно четырехклеточное, светлое. В вечернее время солнечные зайчики веселыми гостями сидят на прокопченных стенах с густыми потеками выступившей золотистой смолы.