Шрифт:
В коллаже на обложке использованы фотографии: Irina Bg, freya-photographer, Urban-Photographer, Catarina Belova / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
Глава 1
– Ма-ам!
С этого вопля уже пару лет начиналось каждое мое утро, включая воскресные и праздничные.
Нет-нет, кричала не я – из своей комнаты кричали мои дети. Потом следовало барахтанье, при котором мне попадали ногой в глаз, использовали голову в качестве подушки, визжали в ухо и прочее…
Мамы с детьми детсадовского возраста меня поймут. Это мы можем поспать в субботу или воскресенье подольше, дети, которых с трудом удается поднять в положенное время в будни, в выходные просыпаются самостоятельно на пять минут раньше обычного. И никакие
Сашка вообще заявил:
– Ты так всю жизнь проспишь!
Пришлось признать исключительную логичность этого заявления моего четырехлетнего сына.
Постепенно родители свыкаются с необходимостью тащиться на кухню и готовить воскресный завтрак ни свет ни заря. Но потом дети идут в школу, и необходимость вставать или хотя бы просыпаться в выходные дни рано отпадает (а привычка остается!).
Я родительница одинокая, а потому отправить Сашку и Машку терзать папу не могла, приходилось вставать.
Пожалуй, нужно объяснить, как я оказалась в статусе матери-одиночки с двумя детьми трех с половиной и четырех с половиной лет.
Где-то шесть лет назад я, увязнув по уши в долгах, решила подзаработать и отправилась из пригорода Москвы, где снимала комнату в жуткой квартире, в сказочный Дубай, чтобы найти работу стюардессы. Внешность позволяла, английский тоже, а мои соседки по предыдущей тогда еще московской квартире уверяли, что благодаря их наставлениям все получится.
Наставления, может, и помогли бы, но до назначенного собеседования дело не дошло – собственный соплеменник (то есть соотечественник) попросту продал меня в тайный гарем в пустынном оазисе. Там мне дали новое имя – Амаль, что по-арабски значит «надежда». Эта надежда сбылась и не сбылась одновременно. Я была там очень счастлива и очень несчастна.
Я уже однажды подробно описывала свои приключения и злоключения в Дубае, результатом которых стало замужество за настоящим арабским принцем по имени Сауд (клянусь: красавцем из красавцев!), потом рождение сына и… побег с сыном из Дубая в Москву самыми немыслимыми путями – через пустыню, Саудовскую Аравию, Катар и Дамаск.
Что я пережила за время этого бегства, описывать можно долго, скажу только одно: по-настоящему побывала на грани жизни и смерти, причем не одна, а вместе с крошечным сыном и нашим спасителем. Бежала потому, что муж не поверил в рождение семимесячного Сашки от него, решил, что я оказалась в Дубае уже беременной. Для этого очень постаралась старшая жена Сауда Моза. Для меня такое недоверие означало развод и выезд из страны без сына! Пришлось бежать, увозя ребенка тайно и без ведома отца. Это – преступление во всех странах, а уж у арабов особенно.
Ни простые бедуины, ни даже самые состоятельные шейхи бедуинских племен не имели гаремов вроде тех, в котором Шехерезада рассказывала свои истории или в каком правила всесильная Роксолана. Гарем – удел оседлых, кочевнику-бедуину не под силу возить с собой по пустыне сотню верблюдов, груженных толпой очаровательных бездельниц, евнухов и кучей вещей.
Гарем, как семья, которую надо защищать, конечно, был. И многоженство было (и есть!). Но если сейчас многоженство вызвано только желанием мужчины пополнить комплект домашних красавиц, то до того, как бедуины сменили верблюдов на джипы и «Мазератти», а шатры – на квартиры в умопомрачительных высотках, многоженство диктовалось самой жизнью.
И вовсе не из-за дополнительных рабочих рук бедуин брал вторую, а то и третью жену. Ведь женившись, он принимал на себя ответственность за женщину и рожденное ею потомство. Если мужчина умирал или погибал, женщина с детьми выжить в пустыне не могла, потому становилась женой одного из родственников мужа, обычно брата погибшего.
Так появлялись вторая или третья жены.
Сейчас такой необходимости нет, однако многие и локалы, и экспаты имеют по две, три и даже четыре супруги – вера позволяет. Одно условие: все жены и их потомство должны содержаться одинаково (четыре жены – покупай четыре одинаковых браслета или колье), не быть обделены вниманием, и желательно встречаться между собой только по праздникам, а жить в разных домах. Если учесть, что праздники – дни рождения, свадьбы, помолвки, окончания учебы и прочее – в огромных семьях очень часты и для каждого нужен новый наряд, а к нему
драгоценности, то арабу с несколькими женами приходится несладко, не обидеть ни одну – трудно.Им помогают сами супруги, бдительно следящие, чтобы у соперницы не оказалось чего получше. Женщина может спокойно поинтересоваться у мужа:
– Дорогой, когда мы пойдем покупать мне новую машину?
И он не станет спорить, поскольку вчера купил таковую другой жене.
И ночи проводить он должен у всех жен строго по очереди, иначе не избежать жалобы судье (или солидного подарка обиженной жене в качестве отступного).
Нам не понять, но для них это норма, и осуждать и даже обсуждать эту норму мы не имеем права.
Под абаей почти наверняка столь же смелый наряд, как у подруги-европейки, только он не для чужих глаз.
В Москве меня никто не ждал, поскольку родных нет, знакомые обо мне забыли, в квартире жили другие люди. Но главное – я сама пряталась от всех. Казалось, вот-вот меня схватят, отберут ребенка, а саму посадят в тюрьму. Я беглая жена, увезшая с собой сына вопреки воле его отца! Для арабов это преступление из преступлений. Стоило моему мужу Сауду узнать, где я, и ничего хорошего меня не ожидало.
Москва достаточно большой город, чтобы в нем надежно исчезнуть с глаз, если, конечно, не совершать ежедневный променад по Тверской. Мать Сауда шейха Махасин (жена у шейха – тоже шейха), женщина разумная, предпочла не устраивать скандалы с неугодной невесткой и тайно дала мне карту европейского банка в надежде, что я слиняю. Не ошиблась.
Деньги помогли жить в Москве, ведь на работу без жилья, регистрации и с младенцем на руках меня никто не взял бы. Махасин регулярно пополняла счет (у шейхов свои понятия о щедрости к внукам, для весьма и весьма приличной жизни нам хватило бы и двадцатой части, но я старалась много не тратить, все же деньги не мои, вдруг придется возвращать?!). Я была благодарна ей за такую щедрую поддержку, но понимала: пока трачу эти средства, я на крючке. В любую минуту Махасин могла узнать, где я, и направить ищеек по следу или вовсе жандармов для ареста.
Зависеть не хотелось, но что я могла поделать?
Уже в Москве я поняла, что беременна снова.
Двое детей – не один. Когда появилась необходимость попросту показываться в женской консультации, я осознала, что одна не справлюсь, мне не на кого оставить Сашку, хотя бы когда буду рожать дочь. В родильный зал его точно не пустят и лежать рядом со мной в палате не позволят. Надеяться, что все пройдет мигом и дома, не стоило совсем.
Был один-единственный человек, с которым я рискнула связаться, – моя сводная сестра Настя. У нас один отец, но разные матери, которые друг дружку никогда не видели. Отец меня не признал, хотя я его копия. Настя моложе меня на три года, уже много лет она жила и училась в Лондоне. У нас обеих никого из родни нет, это печальная история, но о ней в другой раз…
ОТ ЖАННЕТ
– Однажды русская актриса сказала мне фразу вашего философа Труткофф:
«Хочешь быть счастливым – будь им!»
– Козьмы Пруткова, – машинально поправила я.
– Да. Почему вы не слушаете своего философа?
Я попыталась объяснить, что Козьма Прутков не только не философ, но вообще литературный персонаж, созданный тремя шутниками.
– Неважно, один это человек или несколько. Главное, что все верно. Состояние счастья – это не какие-то внешние условия, это состояние души. И без собственного желания человека, без его усилий попросту невозможно.
Но главное – вы все не умеете получать удовольствие от жизни каждую минуту, не умеете быть счастливыми.
Моя жизнь словно шла по кругу, из которого никак не удавалось вырваться. Круг этот замкнулся задолго до моего собственного рождения. Моя мама «безотцовщина», поскольку дед не поверил бабушке, что будущий ребенок его, и брак не состоялся. Увидел дочь в первый и последний раз, когда мама была уже совсем взрослой и категорически не желала слышать о нем. О судьбе деда мне даже ничего неизвестно.
Мама родила меня от женатого человека, который тоже не поверил в свое отцовство и меня не признал, потому у нас с Настей разные фамилии. И разная внешность – я очень похожа на отца, а она на свою мать.