Из-под снега

Нав прислушался к себе:

— Я буду окончательно в порядке, когда помоюсь, почищу одежду и поем. Вернее, поотъедаюсь досыта день, другой, третий. Но если ты хочешь напугать «чёрным оборотнем» свою беззаконную родню…

— Нимрин, скажи, что ты думаешь о моей племяннице Мули? Латира пересказал мне всё. А ты наблюдал её эти дни.

Ромига неопределённо пожал плечами.

— Я думаю, всем было бы легче, будь Мули просто безобидной дурочкой. Но она не безобидная. Доказала делом! Насколько я понимаю, за беззаконие ее следует…

Нав запнулся. В языке охотников не было глагола «казнить» — только «убить», «изгнать» и «наказать» (оно же «проучить» и «научить»). Уточнил:

— За убийство с живоедством у вас полагается смерть, так?

Вильяра хмуро кивнула. Ромига снова задумался, подбирая слова. Помилования, как идеи, правосудие Голкья тоже не изобрело: виноват — отвечай, и даже мудрые не в праве этого отменить. Виру охотники признавали, могли и простить, замириться с обидчиком — но если оба живы. Не тот случай!

— Мули не изгладит, не искупит свою вину, это невозможно. Прощать её некому, так?

Вильяра нахмурилась ещё сильнее. Ромига уточнил:

— Ты ищешь способ сохранить племяннице жизнь?

Ещё один угрюмый кивок.

— У меня, страшного и злобного чёрного оборотня, не поднялась рука зарубить это лохматое недоразумение. И не только потому, что Мули, в простоте, рассказывает много интересного. Знаешь, мудрая, я бы, пожалуй, приговорил её, а потом отсрочил приговор до следующего беззакония. Только с условием: она будет не сама по себе, а под рукой у кого-то, кто способен держать эту реку в берегах. Например, у старого Латиры.

Вильяра снова кивнула — теперь с улыбкой облегчения:

— Латира сказал примерно то же самое. Если старый займётся девчонкой, я возражать не стану. А вот что делать с её папашей, моим братцем…

Глава 22

В доме у фиорда шёл большой совет, вернее, поганое толковище, грозящее перерасти в смертельную грызню двух стай. Пока Наритья были под покровительством Великого Безымянного, беженцы с Арха Голкья не дерзали лишний раз возвысить голос. После смерти мудрого силы одних и других примерно уравнялись. Кто возьмёт верх в доме, кто кому станет младшими слугами? Дом просторный, припасов много, хватит перезимовать всем, кто заселился. Однако Наритья — живоеды, да не с голодухи, а по убеждениям, и вряд ли откажутся от своих поганых привычек. А за беженцами — ярмарка с толпою таких же архан, мечтающих о тёплой зимовке. Все здесь так или иначе осквернены беззаконием, однако извечные привычки сильны. Сражаться насмерть не на ограждённом лугу, даже не в снегах — в доме, где самим же зимовать потом, никому неохота. Две стаи вытолкали вперёд вожаков и расступились к противоположным стенам большой залы.

Вильгрин и Чунк застыли друг против друга, сжимая ножи. А ведь ещё вчера ворожили вместе, восстанавливали защиту дома. Потом обсуждали новый расклад и планы. Спорили, тогда ещё почти по-товарищески. Вроде, даже пришли к согласию, однако, расходясь, старались не показывать друг другу спины, а сегодня на совете сразу сцепились. Поединок — хороший исход их соратничества и соперничества!

Выпад — уклонение — ответный удар… Оба вожака сильны и быстры, зрители едва успевают следить… Свирепый рык, первые капли крови на полу — Вильгрина… Удар кулаком — Чунк отлетел на толпу Наритья — выпихнули обратно. Мчится бешеным рогачом, выставив вперёд клинок… Полушаг в сторону, просверк ножа… Вскрик. Чунк стоит на коленях и любуется на свои кишки. Не позволив противнику упасть ничком, Вильгрин бьёт его ножом ещё раз, под челюсть. Отступает в сторону: поединок окончен. Поднимает руку, заставляя ликующих своих замолчать. Обводит взглядом притихших архан:

— Мы сильнее не потому, что за нами кто-то из мудрых. Мы сильнее не потому, что мы из Наритья. Мы просто сильнее! Кто сомневается, закончит вот так. Смотрите и запоминайте!

Напряжённая тишина: кто-то смотрит на мертвеца, кто-то — на застывшего статуей Вильгрина. Слышно, как с его клинка капает кровь. А на нём самом ран не видно, скрыл или затянул ворожбой. Силён глава дома! Говорит дальше, голос гремит под сводами.

— Новый закон умер вместе с Великим Безымянным. Я не стану жрать эту падаль, — Вильгрин пнул труп, — и никому не дам. Раз наш колдун умер и не смог утвердить новый закон, раз другие мудрые новый закон не приняли, значит закон плох. А по старому закону все, кто добывал разумных в пищу, повинны смерти.

— И ты тоже? — крикнул кто-то из задних рядов архан.

— И я тоже, — согласился Вильгрин. — Но я взял вас всех под свою руку и пообещал тёплую зимовку в этом доме. Пока я здесь, и пока я жив, я не отказываюсь от своей власти и своего слова. После меня дом примут мои единокровные сёстры Даруна и Нгуна. Мудрая Вильяра подтвердила их право жить здесь. Она желает сохранить дом у фиорда. Она совершенно точно не желает ваших смертей — тех, кто более-менее чист.

Робкий голос кого-то из своих:

— А что Наритьяра Младший? Мы же Наритья?

— А Наритьяра сбагрил всё беззаконное гнильё сестре по служению. Он сказал мне прямыми словами, мол раз вы поселились в угодьях Вилья, будете Вилья. Или совсем не будете… Ну, что, есть желающие — оспорить мою власть и власть моих сестёр?

Желающих не нашлось. Вильгрин взглядом отыскал в толпе Даруну и Нгуну, бледных и решительных.

«Ты сдашься мудрой Вильяре или уйдёшь в снега, брат?» — спросила Нгуна.

«Я пока не решил. Сначала ты посмотришь мою рану. Чунк достал меня не так красиво, как я его. Но сильно. Может, уже и решать нечего».

***

Мули летела сквозь ночь, не чуя под собою ни ног, ни лыж. Чувствовала, что вряд ли успеет, но как ни рвать жилы в бешеном беге, когда батюшка умирает? Пусть, старый Латира опять ворчит, что она бросила своего подопечного без присмотра! Полдороги за спиной, а синие всполохи от Камня, куда ушли оборотень с Вильярой, всё ещё мерцают на снегу. Что может маленькая Мули рядом с такой мощью? А дома, дома… «Батюшка, Батюшка! Что с тобою, ты болен или ранен?»

«Я ранен, Мули. Нож в печень, подарок Чунка. Прощальный подарок. Не успел я тебя позвать, доченька, ты уже сама узнала».

Не успел он, как же! Не захотел звать, или тётки отговорили. Слёзы смерзаются на ресницах, дышать всё больнее. Мули умрёт на бегу или всё-таки успеет? Не исцелить, так попрощаться?

***

Ромига первым хватился своей сиделки:

— Мули! Эй, Мули! — нет ответа. — Мудрая Вильяра, ты что, отослала её куда-нибудь?

— Нет.

Снежный купол иглу светится огоньком масляной плошки, но внутри пусто. Одной пары лыж нету, и новая лыжня — поверх вчерашних следов. Вильяра приглядывается, принюхивается.

— Сбежала! Опрометью! Будто за ней дикая стая гналась. Погоди, сейчас я позову её… О! Щуров Вильгрин! Или я сейчас поспешу, или уже никогда не познакомлюсь с собственным братом… Да, Нгуна подтвердила. Нимрин, ты со мной или остаёшься?

Ромига оглянулся на Камень: он уже дал наву всё необходимое и сам пока больше не звал. А вот Вильяре может понадобиться помощь воина.

— С тобой. Ты в дом у фиорда?

— Да, и быстро!

В доме снова было неладно, но иначе: вместо немой неясной угрозы — отголоски эмоций, гул голосов… Ромига не стал на этом сосредоточиваться.