Из последних сил
Шрифт:
— Хотелось, — Витя пожал плечами, — но всегда было немного страшно.
— Почему страшно?
— Ну, во-первых, вдруг этого предела нет? Вдруг если я соберусь с силами, я смогу сдвинуть планету?
— Не, ну это уж…
— Фантастика? А держать самого себя на поверхности воды — нет? А выворотить дерево усилием мысли? Ну а во-вторых… Я всегда боялся себе навредить. Это же как штангу тягать, только напрягаешь не мышцы, а что-то другое. Можно надорваться! Растяжение связок — это больно. Порванное сухожилие — тем более. А кто знает, что я растяну, если попытаюсь поднять целый дом? Я устаю, когда использую свой дар. Когда я только начинал его осваивать, мне после упражнений с монетками бывало очень плохо. Головные боли, кровь
— Да уж…
— А еще… Еще я иногда думаю о том, что вдруг мои способности не вечны? Вдруг они — как полоска маны в игре? Вдруг мне, как персонажу компьютерной игрушки отведено определенное количество заклинаний, и когда я их израсходую — я снова стану обычным человеком, лишенным своих способностей.
Я всегда старался быть как можно ближе к этому статусу «обычного человека». Никогда не позволял себе ребячеств вроде того, чтобы связать шнурки нахамившему мне в очереди человеку, проколоть колесо соседу, припарковавшемуся на газоне, или даже открыть дверцу холодильника и достать из него молока, не вставая из-за стола. Для меня все это — также легко, как ходить или дышать. Я могу это сделать, не напрягаясь, не задумываясь, но я никогда этого не делал. Всегда вставал за молоком сам! Но я всегда знал, что в любой момент МОГУ достать молоко усилием мысли. И лишиться этого — это как лишиться левой руки. Вот вроде бы и делаешь все правой, но… Нет, не та аналогия!
— Та, — перебила его Виола, — та, я тебя поняла.
— Исключение я только для плавания всегда делал. Надя любила плавать, а я — не умел. Когда мы отдыхали на море, она всегда заплывала далеко, даже когда оно было не очень спокойным. А я боялся ее отпускать — все-таки даже в периоды ремиссии она была не так сильна и вынослива, как ей хотелось бы. А плавать она очень любила… Я не мог сказать ей: «Надя, не заплывай далеко, это опасно!» Не мог лишить этого удовольствия! И не мог сказать ей, что плыву за ней просто потому, что боюсь за нее — она не любила, когда ее опекали, когда акцентировали внимание на ее болезни. Вот я и делал вид, что тоже люблю плавать… И что отлично умею это делать!
И все время мечтал, что вот еще годик без метастазов, и я пошлю Шрама к черту. Увезу Надю на Карибы, ненадолго вернусь, вынесу стену в банковское хранилище и навсегда исчезну с кучей денег. Банк по-любому застрахован, справятся! А у нас с этого момента все будет хорошо… И вот там, в Карибском море, я наконец-то научусь нормально плавать! Тренера себе найму, и буду учиться пока не смогу плавать так же, как она, не боясь воды и не заставляя воду мне подчиняться.
А вот не сложилось…
— Я научу тебя плавать! — пообещала Виола. — Поедем с тобой в Анапу! Я слышала, что там есть дельфинарий под открытым небом, и в нем за отдельную плату можно поплавать с дельфинами! Уж с ними ты плавать точно научишься, и полюбишь!
— В Анапу, говоришь… А что, деньги есть! Вот вернемся в город, отдохнем немного и вперед. Я с твоими родителями познакомлюсь нормально, а не по телефону. Попрошу их отпустить тебя со мной в Анапу, а не так, как в этот раз… Как думаешь, отпустят?
— А чего б не отпустить? Отпустят! В Корею же отпустили…
— А чего ты там делала-то, в Корее? И кстати, в какой?
— В южной, конечно. В северной с журналами мод, знаешь ли, напряженка. А делала я там… Две недели показов и съемок. Контракт такой был! Устала страшно, но и столько интересного видела! Вот, например…
— Погоди, — прервал ее Витя, вставая, — по дороге расскажешь! Лепешка — это здорово, конечно, но у меня желудок нормальной еды просит. Мяса и горячего чая вместо этой американской бурды! Ты вроде просохла. Поехали обратно в отель? Поедим нормально, да отдохнем малость?
— Уговорил, поехали! Только я шашлыки больше есть не буду!
—
Чего это?— Я - модель, если ты забыл. Мне форму поддерживать надо! А на здешних харчах я так отъемся, что скоро меня из агентства попрут. Толстые модели — это такая же фантастика, как планету телекинезом двигать.
Шрам проснулся в 8 утра, по будильнику. Встал, посмотрелся в зеркало, потер мешки под глазами, проклиная часовые пояса, ранее утро, Витю и Фелпса, втянувшего его в это предприятие.
Заснуть он смог только часа в два ночи. До того — дважды заходил в номер Некрасова, взглядом спрашивая: «Есть что-нибудь?», но тот лишь отрицательно качал головой, не отрываясь от монитора. Юра работал… Но Шрама не покидало чувство, что работает тот уже больше на себя, чем на него. Слишком много воли он в последнее время дал своим подчиненным… Взять того же Витю! Кто он? Курица, несущая золотые яйца! Сколько дел Шрам провернул с его помощью! А сколько еще мог провернуть? Но он побоялся установить за Витей слежку, побоялся спугнуть такого ценного кадра! Ценного и послушного, прочно сидящего на финансовом крючке.
И ведь тогда казалось, что все правильно, все логично. Девятое жизненное правило Шрама гласило: «Не трогай работающую систему». Система работа? Работала. Витя приносил доход и зарабатывал сам. Причин для поиска его слабых мест не было, да и кто знает, чем мог закончиться этот поиск? Как он повел бы себя, обнаружив слежку? Что стал бы делать, дай ему Шрам понять, что знает его настоящее имя и адрес? Ничего? А может, залег бы на дно, прервав все контакты? Или вообще постарался бы устранить Шрама, боясь за свою сестру?
Но то, что казалось логичным тогда, сейчас казалось глупым. Знай Шрам о болезни витиной сестры — он постарался бы ей помочь. Не из благородства, нет, просто чтобы показать Вите, как он заботится о своих сотрудниках. И тогда, после ее смерти, он, быть может, не закрылся бы от Шрама?
Или все равно закрылся бы?
Кто знает…
И вот сейчас — Юра. Нет, девятое правило пора было редактировать. «Контролируй работающую систему полностью!» От Некрасова зависело слишком многое, и это многое давно уже было неподконтрольно Шраму. Что он знал о работающей на его помощника армии хакеров? Только то, что они есть и не раз добывали для него нужную информацию. А что, если они только и ждут команды на взлом банковских счетов самого Шрама? Что, если его компьютер уже давно не принадлежит ему одному, и все хранящиеся на нем данные уже доступны Некрасову, и легко могут быть переданы в ФСБ или СВР? Или уйти к тому же Фелпсу в ГРУ?
И вообще, что Юра делает конкретно сейчас? Ищет Витю или перегоняет его, шрамовы деньги на свои счета?
Все эти мысли упорно не давали Шраму заснуть, и, проснувшись, он первым делом отправился в номер к Некрасову, узнать, как дела, подсознательно ожидая, что номер окажется пустым.
Шрам вошел в номер без стука. Сидевший за столом Некрасов поднял на него красные глаза, и ночная сцена повторилась в точности.
— Твою мать! — выругался Шрам, втайне радуясь, что хотя бы обнаружил Юру на месте. Надо было вчера отдать распоряжение Крайнову выставить кого-нибудь из его ребят на дежурство, следить, не намылится ли куда-нибудь Некрасов… Это губительно для собственного авторитета, конечно, следить за своими же, но зато душа будет спокойна. К тому же решение об устранении Юры он уже принял.
— Ни единого следа, Шрам!
— Юра, шел бы ты спать, а? Ты всю ночь так и просидел?
— Да.
— Иди, отдохни! Сейчас мы со Стасом к работе подключимся, будем искать в реальности, раз от твоей виртуальности толку оказалось мало.
Некрасов кивнул и тут же вновь вернулся к созерцанию монитора, скользя глазами по строкам.
«Ну и черт с ним!» — решил Шрам и направился в ресторан. Не мальчик уже, сам поймет, когда наступит тот момент, когда от недосыпа ты уже не воспринимаешь информацию.