Из последних сил

Она заплакала бы, если бы могла, если бы хоть на это остались силы!

Его лицо было серым. Пыль облепила его полностью, легко приклеиваясь к залитой кровью коже, но основные потеки крови выдавались даже под слоем пыли и грязи. Тонкие ее ручейки стекали из уголков витиных глаз, будто слезы, а на его губах оседала серая пузырящаяся пена. Он нашел предел возможностей своего дара… И перешагнул этот предел!

Серыми были и витины глаза, и Виола не сразу поняла, что они все еще открыты. Они были открыты до последнего момента, пока он отклонял куски горной породы, летящие и катящиеся на домик.

Виола попыталась сесть так, чтобы положить голову ему на грудь, попытаться услышать сердце, но вместо этого просто обняла его и прижалась щекой к его макушке, раскачиваясь из стороны в сторону.

Нет нужды слушать сердце человека, на открытых глаза которого лежит слой пыли.

Нет смысла пытаться определить, жив ли человек, который знал точную дату своей смерти.

В доме открылась дверь. Из нее осторожно выглянул мужчина — охранник отеля. На его лице застыли ужас и непонимание происходящего вокруг. Он хотел что-то спросить, но так и не смог подобрать нужных слов, слишком силен был шок от увиденного.

— Он спас вас! — прошептала Виола, гоня прочь мысль о том, что спасал он, скорее всего, только ее одну. А еще о том, что несколько сотен жителей села Узнезя погребены под тоннами камней и гранита… Говоря о том, что он умеет только разрушать, Витя еще не представлял, насколько хорошо он умеет это делать.

В последний момент она успела среагировать на изменение света и тени слева от нее, поэтому удар рукояти пистолета пришелся ей не в висок, а в лоб, над левой бровью. Виола упала, выпустив Витю и едва не потеряв сознания от боли в раненной руке. Кровь из рассеченного лба тут же залила лицо, оставляя широкую бардовую дорожку в пыли!

Следующий удар получил бросившийся на Шрама охранник. На этот раз Шрам не промахнулся: рукоять пистолета — в висок, колено — в пах. Мужчина завалился обратно в открывшуюся дверь и Шрам захлопнул ее, крикнув предварительно внутрь:

— Если кто высунется — убью!

Он стоял над Виолой, широко расставив ноги. Руки Шрама были по локоть в крови, и это не было метафорой — кожа на его ладонях была сорвана, и удерживать пистолет в руке было бы больно, если бы Шрам уже давно не перешагнул тот порог, за которым вообще перестаешь чувствовать боль.

— Сдох, падла! — процедил он, покосившись на Витю. — Значит, только ты осталась!

Он бросил бесполезный пистолет с приплюснутым дулом в нее, больно ударив в ключицу. Виола неуклюже пнула его ногой, целясь в коленку, но его это только развеселило.

Шрам наклонился, вцепился ей в шею обеими руками и поднял на ноги, крепко сжав горло.

— Все из-за тебя, сука! — выдохнул он. — Если бы не ты… Он бы… Я бы… Все из-за тебя, тварь! Все из-за тебя!

В глазах Виолы темнело. Она все еще пыталась вырваться, но крепкие пальцы Шрама не оставляли ей шанса. Она попыталась дотянуться здоровой рукой до его лица, чтобы попытаться выцарапать глаза, но не смогла — его руки были гораздо длиннее, чем у нее. Виола умирала…

— Все из-за тебя! — остервенело повторил Шрам, и вдруг выпустил виолину шею. Сил, чтобы удержаться на ногах у нее уже не оставалось, и она снова, уже в которой раз за последние несколько минут, упала на деревянный пол, силясь вдохнуть и кашляя, глотая вместо воздуха раздирающую горло пыль.

Шрам висел в воздухе, в полуметре от земли, раскинув руки, будто распятый на кресте, и медленно плывя в витину сторону. Витя лежал все в той же позе, неподвижный и окровавленный, и единственным признаком жизни, остававшейся в его теле, были алые пузыри, бурлившие на губах. Он дышал, настолько слабо, что его грудь даже не вздымалась, но дышал!

— Ты же мертв! — крикнул Шрам, извиваясь в держащих его невидимых тисках.

Витя вздрогнул всем телом, захрипел, рывком перевернулся на бок исторгая изо рта сгусток крови, и ответил каким-то чужим, надтреснутым голосом:

— А я из последних сил!

Его глаза были слепы и засыпаны пылью. Он не чувствовал их, не мог даже моргнуть. Из уголков глаз снова заструилась кровь, в голове что-то звенело и лопалось, но для последнего акта своей жизни ему не нужны были глаза. Он видел Шрама не ими, но видел и чувствовал отчетливо. Его дар изменился. Пришло то, чего ему так не хватало всю жизнь: обратная связь. Отклик от телекинетических прикосновений. Витя чувствовал Шрама, чувствовал каждую неровность стен и пола, чувствовал холод камней и тепло солнца, пробивавшегося сквозь оседающую пыль.

С земли поднялся отброшенный Шрамом пистолет. Поднялся на уровень его головы и замер, уткнувшись дулом в его широкий лоб.

Шрам засмеялся. Хрипло, безумно, как смеются лишившиеся последних капель рассудка люди. Он осознавал, что ему конец, но витина глупость смешила его даже в этот момент. Дурак! Отказался от ста миллионов, от его, Шрама, расположения, от богатства и успеха! Дурак! Настолько тупой, что сейчас собирается спустить курок пистолета, который сам же сделал бесполезным!

Да, он наверняка убьет его каким-то другим способом, потом, когда пистолет выстрелит и его казенная часть разлетится, как эта проклятая гора. Но каков дурак! Безмозглый, тупой дурак!

Дуло надавило на лобную кость. Сильнее. Еще сильнее. Пистолет вжимался в голову Шрама, а он не мог пошевелиться, не мог сдвинуть ее даже на миллиметр назад, ослабив это давление. И когда кость затрещала, а ноги сами собой задергались, танцуя свой последний танец, Шрам понял две вещи: что Витя не такой уж дурак, и что он все-таки еще способен испытывать боль.

И боль была страшной, длящейся целую вечность…

* * *

Спасатели приплыли по реке. Пробраться к «Привалу путника» по суше было невозможно, завалы предстояло расчищать еще несколько суток, находя сотни погребенных под завалами тел и десятки раненных. До воды Виола добралась сама, не смотря на то, что бармен отеля предлагал ее донести. Она лишь изредка опиралась на его плечо, перебираясь через груды камней, да спускаясь вниз к Катуни, по предательски уходящим из-под ног валунам. С ней больше не было человека, способного построить летучий корабль и прокатить ее на нем вниз.

Черный пакет с деньгами Виола отдала Снежане. Просто молча протянула, не говоря ничего, и заковыляла к реке, где ее уже ждала резиновая лодка с мотором. Снежана крикнула ей вслед: «Я сохраню», но она даже не обернулась.

Теперь Виола знала, что такое потерять близкого человека. Слишком хорошо знала.

* * *

Это в кино умирают долго и трагично. В жизни умирают буднично и просто. Так, что ты даже не всегда успеваешь сказать «Прощай». Витя умер именно так.

Когда Виола нашла в себе силы встать на четвереньки и подползти к нему, он все еще был жив, но жизнь уходила из него с каждой секундой.

Она снова положила его голову к себе на колени и погладила по волосам. Попыталась сдуть пыль с глаз, не смогла, и попыталась смахнуть ее рукой, но это движение слишком сильно напоминало закрытие глаз умершему, и Виола остановилась, просто положив ему голову на лоб.

Он вздрогнул всем телом и едва слышно прошептал:

— Я столько всего вижу…

— Что ты видишь? — спросила она, сглатывая слезы.

— Тебя. Ребенка. Горы. Море. Счастье.

— Ребенка? — спросила Виола, сердце которой замерло при этих словах.