Из ряда вон

– Нежный больно. Печёнку будешь? – чёрный наклонился над ещё одним местным.

– Дай лучше одноглазому, я себе сам раздобуду. Что там с остальными лифтами?

– Прописываются…

– Ну, с четвёрками и так всё ясно, там без вариантов. А киборги и модификанты не сдюжили?

– Сдюжишь – не сдюжишь, а причешут – заутюжишь, – буркнул вдруг одноглазый. – Собирайте трофеи – и сваливать пора. Этому, нежному-то верить можно?

Дядя Миша уже с сомнением уставился на Гая.

– Тебе верить можно?

– А вы меня жрать не будете, господа медведи?

– Только если подерёмся. Но мне, например, драться с тобой не с руки, – сказал седой медвед и многозначительно глянул на изломанное тело в грязном и рваном оранжевом комбезе, которое висело на одной из балок лифтовой шахты – метрах в десяти от поверхности. – Медвежатки, с Гаем Кормаком мы ведь драться не собираемся? Он ведь ровный парень и pizdatyj muzhik, да? И за барахлом нашим присмотрел – не в службу, а в дружбу…

Медвежатки выразили своё одобрение и тут же кинулись собирать трофеи. Печёнку они сложили в отельную коробку и отдали её белому, который тут же обляпался в красное. Лопаты целой охапкой ухватил рыжий, а чёрный пошарил по карманам поверженных врагов и набрал кучу какой-то сомнительной мелочовки.

– Сандалии, сандалии сымай! – посоветовал одноглазый. – Они тут в цене!

Сандалии пришлось тащить Гаю, а дядя Миша нёс на плече одноглазого земляка, который пожёвывал печёнку.

Гай старался не думать в какой ситуации оказался и за что на самом деле попали на Жмых медвежатки. Он просто шёл в арьергарде, топча каменистую зеленовато-серую землю, и пытался в голове составить карту местности. Получалось откровенно плохо.

* * *

– Как за что? – удивился дядя Миша. – За убийство с особой жестокостью и каннибализм, конечно! Все медвежатки за это сидят, других статей у нас и нет, считай. Воровать мы не воруем…

– Что с бою взято – то свято! – возразил одноглазый.

– Трофеи не в счёт, верно… – поправился седой. – Так вот, у нас на Кондопоге чужого не берут, никого не обманывают, с дурью всякой очень не дружат, маленьких не обижают и маму с папой слушаются. Ну а то, что людей кушаем – так это традиция такая. Ну ежели он вызвался биться – так чего б его не скушать? Ты сам как – охотник, парень? Вижу – охотник. Ты же нормальный, а не из тех, кто слона ради бивней бьёт? Во-от! Подстрелил зверя – будь добр, скушай, чего ему зря пропадать? Вот так и с человеком… Вот он ножичек в подворотне достаёт и говорит что убьёт меня, стало быть, на бой вызывает. Ну так чего бы мне его не скушать?

– Ой, дядя Миша, не верю я, что к вам с ножичком в подворотне кто-то пристать рискнёт… – отмахнулся Гай.

– Так это давно было. А сейчас меня за случай в ресторане загребли. Мне в мёдик там попытались ангельской пыли подмешать – так я того…

– Кого?

– Официанта и повара. Ну, а чего они?

– Чего?

– Ну, имущество моё, стало быть, нужно было…

– Бр-р-р-р! Какое имущество-то хоть?

– Ну, золотишко. Старался я на Гвадалахаре, намыл песочку сорок унций… Вот они и… Ну, да. А там, полиция, то да сё…

– И что, не пристрелили вас?

– Пристрелили, как не пристрелить? – улыбнулся медвед и когтистым пальцем ткнул себе сначала в бок, а потом в район сердца – туда, где виднелись шрамы.

– Так а чего вы их жрали-то? Знали же, что полиция приедет и всё такое…

– Говорю же – традиция такая. И притом – зачем добру пропадать? Печёнка – она свежая хороша, а вот, например, сердце и лёгкие – это да, это в пирожки… – недоумевая глупости Кормака, разъяснял дядя Миша.

– О-о-ох! – Гай закрыл уши ладонями.

– Ладно, ладно, вправду – нежный какой! Тебя-то за что закрыли?

– Да я… Да хрен знает, если честно. Глупый потому что. Перешёл дорогу тем, кто похитрее меня оказался – вот и всё, – Гай откинулся на топчане.

Убежище одноглазого – небольшая пещера в отвесной стене Разлома – дала им приют. Серый уверял – сюда никто не сунется. Не в силах местная шваль подняться на такую высоту самостоятельно. А киборги и модификанты сейчас и так сильно заняты – прописывают новичков, приводят их к общему знаменателю. Он вообще заметно приободрился, напившись чистой воды из бутылки и сожрав четыре-пять печёнок. И был готов делиться информацией.

– Значит, как тут всё устроено… Мы добываем мумиё. Мумиё – это вот такая вот субстанция… Горная смола, смотрите, – он достал из-под одного из топчанов завёрнутый в тряпицу кусок чего-то чёрного и маслянистого. – Это самая лучшая, самая качественная основа для медкартриджей, какие заряжают в реанимационные капсулы. Потрясающие иммуномодулирующие и регенеративные свойства – в обработанном виде. А в необработанном – яд. Особенно для… Э-э-э-э… Для обычных людей. Как эта хрень образуется – мало кто знает. Вроде как под воздействием радиации, из органических остатков… Тут колоссальные залежи – только проблема в том, что выбирать самородки нужно вручную. Техника тут сбоит, по крайней мере та, что сюда привозили… Может, всякие пангейско-сайонарские чудеса тут бы и работали, но во-он гляньте, стоит экскаватор, ковш задрамши. Сдох на третий день, ещё три года назад…

– А ты тут, прости, сколько? – уточнил белый.

– Пять.

– Что?

– Пять лет, говорю…

– А как же «больше года не живут» и бла-бла-бла…

– Дык! Кондопога! – выпучил глаза одноглазый.

– Кондопога-а-а! – откликнулись медвежатки.

А дядя Миша только довольно хмыкнул.

– Ну так вот. Значит – копаем Разлом, ищем мумиё. Нагружаем тележки. Везём к конвейеру и высыпаем. Конвейеров тут пятнадцать, из них три в нерабочем состоянии. Итого – дюжина. Когда руда и мумиё поступает на конвейер, лента включается и движется в приёмник – там происходит взвешивание и анализ. На экранчик выдаётся информация – сколько очков ты заработал. Очки тут же можно обменять на еду, одежду, медикаменты, кое-какой инструмент. Всё это в течение пятнадцати минут тебе доставят – там работают мини-подъёмники. Дзинь – дверца открывается, и забираешь барахлишко.

– Ну а, предположим, как отслеживают, чтобы свои бонусы забрал тот, кто отгрузил руду? – спросил Гай.

– Никак! – усмехнулся одноглазый.

– Так это же…

– А так всё и есть. Киборги поставили в позу обычных, модификанты держатся особняком вокруг двух конвейеров, а такие как мы и кое-какие людишки, кто кулаками покрепче и нравом покруче – перебиваются то там, то здесь… Для киборгов это, можно сказать, производственная необходимость – держать тут всех в чёрном теле. Батареи очень дорого обходятся, на себя им не заработать, если трудиться честно – вот и обдирают остальных. Но мне тут никого не жалко – по большей части дрянь, а не люди.

– Ну что ж, други! – подытожил дядя Миша. – Надо крепко думать. Ситуацию нужно менять – это и ежу понятно. И конвейер нам нужен свой собственный – это тоже понятно. С нашим прибытием картина поменялась – не было тут никогда пятерых медвежаток сразу, да и наше zelenoglazoe taksi с мощными апперкотами дорогого стоит… Утро вечера мудрёнее – спим, потом решаем.

И, повалившись на топчан, медвед спустя каких-то пару секунд по-богатырски захрапел.

– Вlyat', – казал одноглазый. – Он храпит так, будто у него в глотке дизель-электрический генератор. И как тут уснуть?