Из сборника 'Пять рассказов'
Шрифт:
Эшерсту страшно хотелось схватить и пожать ее руку, но он только сказал:
– Конечно, нехорошо, Мигэн. Кстати, я слыхал, как вы вчера вечером укладывали малышей спать.
Она слегка покраснела.
– Пожалуйста, пейте чай, он стал совсем холодный. Принести вам горячего?
– А у вас когда-нибудь бывает время что-либо сделать для себя?
– О да.
– А я вот все смотрю и ни разу этого не видел,
Она смущенно нахмурила брови и еще больше покраснела.
Когда она ушла, Эшерст подумал: "Неужели ей показалось, что я ее дразню? Вот чего бы мне не хотелось ни за что на свете".
Он был в том возрасте, когда красота кажется, по словам
Пожилой чисто выбритый человек, которого он видел вчера на кухне, прошел по двору с собакой. Он тнал доить коров. Эшерст увидел, что он хромает.
– Коровы у вас отличные!
Лицо хромого человека просияло. Он смотрел слегка исподлобья, как часто смотрят много испытавшие люди.
– Да, они у нас красавицы. И молока много дают.
– И молоко замечательное.
– Надеюсь, вашей ноге лучше, сэр?
– Спасибо, как будто заживает. Хромой дотронулся до своей больной ноги.
– Я-то знаю, что это за штука. Хуже нет, чем больное колено. Мое тоже вот уже десятый год болит.
Эшерст сочувственно покачал головой: жалость так легко дается людям обеспеченным! Хромой старик улыбнулся:
– Впрочем, мне-то жаловаться грех. Хорошо, что эту ногу не отняли.
– Ого!
– Да, да! Теперь-то что - вот раньше болело, так болело, а теперь как новенькое!
– Мне сегодня сделали примочку из какой-то замечательной настойки.
– Это девочка собирает. Она в травах знает толк. Есть такие разбираются, какие травы лечебные. Моя матушка покойная на редкость все это понимала. Ну, пожелаю вам скорее выздороветь, сэр. Эй, ты пошла!
Эшерст улыбнулся. Знает толк в травах. Сама она как полевая травинка...
Вечером, когда он поужинал холодной уткой, творогом и сидром, вошла девушка.
– Извините, сэр, тетя спрашивает, не попробуете ли вы кусочек нашего пирога?
– Если мне позволят пойти на кухню.
– О, конечно! Но вам будет скучно без вашего друга.
– Мне? Ну нет! А никто не будет возражать?
– Кто же? Мы будем очень рады.
Эшерст вскочил слишком поспешно, забыв о больной ноге, споткнулся и упал. Девушка ахнула и протянула к нему обе руки. Эшерст схватил их маленькие, грубые, загорелые - и, с трудом подавив желание поднести их к губам, позволил ей помочь ему встать. Она поддержала его, подставила ему плечо. Опершись на него, Эшерст пошел к двери. Он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие от этой живой опоры. Но он вовремя сообразил, что лучше взять по дороге свою палку и снять руку с плеча девушки перед тем, как войти в кухню.
В эту ночь он спал как убитый,
и, когда проснулся, опухоль на колене почти прошла. Снова он провел все утро на лужайке, в кресле, записывая обрывки стихов. После полудня он уже мог пойти побродить с мальчиками Ником и Риком. Была суббота, они рано вернулись из школы. Темноглазые, черноволосые маленькие шалуны - одному было семь, другому шесть - скоро перестали дичиться Эшерста и болтали без умолку, - он умел разговаривать с детьми. Часа в четыре дня он уже был знаком со всеми способами, какими они уничтожали всякую живность; только ловить форелей они не научились. Подвернув штанишки, они лежали на животах у ручья, пытаясь поймать их руками, как настоящие рыболовы. Конечно, они ничего не поймали, потому что их визг и хохот распугал всех форелей. Эшерст сидел на большом камне у берега, смотрел на детей и слушал кукушку. Старший, Ник, более смелый, подошел к нему и встал рядом.– А на этом камне всегда сидит страшный цыган,
– Какой страшный цыган?
– Не знаю. Никогда не видел. Мигэн говорит, что он тут сидит, старый Джим его видел своими глазами. Он сидел тут в ту ночь, когда лошадь разбила отцу голову. Он играет на скрипке.
– А что он играет?
– Не знаю!
– А какой он?
– Весь черный. Старый Джим говорил - он весь волосатый! Страшный-престрашный. Ходит по ночам.
– Темные раскосые глаза мальчугана испуганно забегали.
– А он меня может забрать? Мигэн его боится.
– А она его видела?
– Нет! Зато вас-то она не боится.
– Конечно, не боится. Чего ж ей меня бояться?
– Она вечерами за вас молится!
– Откуда ты знаешь, плут ты этакий?
– Когда я засыпал, она сказала: "Боже, благослови нас всех и мистера Эшеса!" Сам слышал, как она шептала.
– Ты маленький предатель, зачем рассказывать то, что ты подслушал!
Мальчуган замолк, потом вдруг вызывающе сказал:
– А я умею обдирать кроликов. Мигэн вот не может видеть, как их обдирают. А я люблю кровь,
– Ах ты маленькое чудовище!
– Что это такое?
– Чудовище - это существо, которое любит делать другим больно.
Мальчик обиделся:
– Да ведь мы-то едим только мертвых кроликов!
– Ты прав, Ник, прошу прощения.
– А я и лягушек умею обдирать.
Но Эшерст уже не слушал. "Боже, благослови нас всех и мистера Эшеса!" Ник, удивленный его молчанием, побежал назад к ручью, оттуда снова послышались визг и плеск.
Когда Мигэн принесла чай, Эшерст спросил:
– Что это за страшный цыган, Мигэн?
Она испуганно взглянула на него:
– Он приносит несчастье.
– Но ведь вы не верите в привидения?
– Дай бог мне его никогда не видеть!
– Не бойтесь, не увидите. Никаких привидений нет. Старый Джим, наверно, видел просто лошадь.
– О нет! В горах бродят привидения - тени людей, тех, что жили здесь в давние времена.
– Но жили-то здесь не цыгане. Те люди умерли гораздо раньше, чем появились цыгане.
– Все цыгане злые, - коротко ответила девушка.
– Почему? Даже там, где они еще есть, это просто дикие существа, вроде кроликов. В природе много дикого - цветы, например, дикий шиповник, их никто не сажал, Они выросли сами по себе, а ведь вы не скажете, что они дурные, злые. Вот погодите, я сегодня ночью пойду подкараулю вашего страшного цыгана и поговорю с ним.
– Ой, нет, не надо!
– Нет, пойду и непременно сяду на его камень.
Она умоляюще сложила руки.
– Ну, пожалуйста, не надо!
– Почему? А потом, не все ли вам равно, если даже со мной что-нибудь случится?