Из сборника "Рассказы о путешествиях"

Нет, о Рафи нам можно было не беспокоиться. Но как будет обстоять дело с Амиром?

Мы подняли его на руки, мы ласкали его, мы осторожно поставили его обратно на пол. И пока его мамочка заботливо гладила его по головке, его папа спросил:

— Ну? Кто скажет — привезли мы искусственного жирафа или нет?

Амир не ответил. Сначала он осмотрел жирафа, потом своих родителей совершенно отсутствующим взглядом, словно мы полностью стерлись из его памяти. Для маленького ребенка три недели — солидный срок. Вероятно, он нас не узнавал. Но и от людей, которых он не знал, он мог ждать только полосатой жевательной резинки.

В машине он молча сидел на коленях у бабушки и смотрел прямо перед собой. Только когда начался Тель-Авив, в его глазах мелькнули первые признаки принадлежности к семье.

— Где жвачка? — спросил он.

Я не проронил ни единого слова. И самая лучшая из всех жен ограничилась только нечленораздельным вздохом, в котором только с усилием можно было разобрать бессвязные слова:

— Дядя доктор… знаешь, Амирчик… дядя доктор сказал, что полосатая жвачка вредна для животика… не полезна, ты понимаешь…

Ответ Амира был столь внезапен и столь неожиданно громок, что водитель чуть не разбил машину:

— Дядя доктор дурак! Дядя доктор противный! — вопил он. — Папа и мама гадкие. Амир хотел жвачку. Полосатую жвачку.

Тут вступилась любимая бабуля:

— А действительно, почему вы не привезли ему жевательной резинки?

Почувствовав поддержку, Амир прибавил громкость. В такие минуты он бывает просто невыносим. Его нос стал пурпурно-красным, а рыжие волосы и того пуще.

Даже предпринятые дома меры противодействия не принесли результатов. Мы запустили железную дорогу, к потолку взмыли разноцветные шары, самая лучшая из всех жен затрубила в римский горн, я сам представил несколько греческих танцев, аккомпанируя себе на греческом барабане. Амир только долго и неподвижно смотрел на меня, пока я не закончил выступление.

— Ну, Амир, сынок! Чем же мы будем кормить жирафа? — спросил я.

— Жвачкой, — ответил Амир, сынок. — Полосатой жвачкой.

Нужно было по-другому подойти к вопросу, нужно было сказать ребенку правду, нужно было признаться, что мы забыли про жевательную резинку, просто забыли — и все.

— Папочка в этой поездке был очень занят, Амир, у него совсем не было времени купить жвачку, — начал я.

Лицо Амира посинело, и это был не самый лучший вид: синее лицо под рыжими волосами.

Я попробовал с иной стороны:

— Но король Швейцарии передал мне для тебя пять килограмм жвачки. Она в подвале. Полосатая жвачка для Амира в полосатых обертках. Но тебе нельзя заходить в подвал, слышишь? Иначе туда придут крокодилы и могут тебя съесть. Крокодилы тоже любят жвачку. Если они узнают, что в подвале есть столько жевательной резинки для Амира, то они сразу же прилетят — знаешь, у современных крокодилов есть пропеллер — и сначала захватят подвал, потом придут в детскую и схватят Амира, чав-чав-чав, разломают все шкафы и везде будут искать жвачку. Ты хочешь, чтобы к нам домой пришли крокодилы?

— Да! — захныкал Амир. — Полосатые крокодилы. Где эти крокодилы? Где?

В разгар провала моих педагогических обходных маневров самая лучшая из всех жен вернулась от соседей, где безуспешно выспрашивала жевательную резинку. И магазины были уже закрыты. Непоправимый ущерб грозил душе нашего сыночка. Мы лишили его самого дорогого: доверия к собственной плоти и крови. От этого и происходят трагедии. Отец и сын могут жить бок о бок столетиями и не находить успокоения.

— Жвачку! — ревел Амир. — Хочу полосатую жвачку!

Бабушка пошла и разбудила хозяина соседнего магазинчика, но в соседнем магазинчике не оказалось полосатой жевательной резинки, а только обычная. Я скрылся на кухне с этой обычной жевательной резинкой и занялся нанесением на нее требуемых полосок акварельными красками. Самая лучшая из всех жен в довольно громкой форме попыталась объяснить мне, как это опасно. Рафи наткнулся на греческий барабан и беспрестанно колотил в него.

Акварельные краски не держались на жевательной резинке, а сбегали с нее. В соседней комнате с оглушительным грохотом лопнул воздушный шарик. Бабушка непрерывно звонила доктору.

Амир появился с распухшими глазами на синем лице под рыжими волосами и завыл:

— Папа обещал Амиру жвачку! Полосатую жвачку!

С меня было довольно. Не знаю, что тут на меня внезапно нашло — но в следующее мгновение я швырнул коробку с красками в стену, и из моей глотки вырвался дикий рев:

— У меня нет жвачки! И не будет! К черту эти проклятые полоски! Еще одно слово, мерзкое чучело, и я тебе все кости переломаю! Вон! Вон отсюда, пока я не вышел из себя!

Бабуля и ее дочь попадали в обморок. Я и сам чувствовал себя на грани помешательства. Что со мной происходит? Еще никогда в жизни я не повышал голос на своего ребенка. И именно сейчас, когда мы вернулись из путешествия и стали причиной самого тяжелого разочарования в его маленькой жизни, именно сейчас я швыряю все свои принципы воспитания на помойку? Сможет ли бедный маленький Амир когда-нибудь преодолеть этот шок? Вряд ли.

Но Амир вдруг вцепился в жевательную резинку, которую я держал в онемевшей руке, сунул ее в рот и с наслаждением начал жевать.

— М-м-м… Как вкусно! Хорошая жвачка. А полосатая — фу!

Везде хорошо, но дома лучше всего. А еще в Акапулько.