Из Тьмы. Арка 4

— Не все вожди такие! И не все в мире такие, как ты, — мрачный парень запнулся, подбирая слова, — злые, ни во что не верящие и видящие в людях только плохое!

— Это называется не злостью, а цинизмом, — подсказываю верное слово. — И да, на фоне многих, имеющих силу и власть, я ещё добрая. По крайней мере, мне понятна твоя позиция — и я готова её аргументированно обсудить. А ещё мне тоже хочется верить, что мир всё-таки способен измениться к лучшему. Просто в силу хорошей осведомлённости мне и подводные камни видятся яснее. Так что если появится желание подискутировать на тему очередной гениальной идеи подарить счастье всем, сразу и даром — подходи, обсудим. Но на людях старайся держать свои мысли при себе. Доносчиком или провокатором способен оказаться каждый, особенно из якобы сочувствующих, а меня может и не случиться рядом в нужный момент. И ещё: не трепи языком рядом с такими, как твоя Валери.

— Она не такая! — придавленный моими речами (и самую чуточку — деэмпатией и духовным давлением, что позволили чуть лучше осознать смысл моих слов), Джин всё же нашёл в себе моральные силы защитить хотя бы подружку, но я его перебила:

— Такая, такая. Да, я недолюбливаю проституток, какие бы слои общества они ни обслуживали. Именно недолюбливаю, а не презираю: каждый выживает, как может. И приятные личности встречаются тоже везде. Просто некоторые профессии оставляют свой след, и девушки, подобные твоей, хм, массажистке, зачастую не видят ничего предосудительного в том, чтобы прямо или косвенно обворовать воздыхателя, — делаю глоток из чашки, дабы промочить горло, — или, скажем, слить подслушанную информацию заинтересованным лицам. Это нормально и это нужно учитывать. Крестьяне — домовиты и бережливы, полицейские привыкают всюду видеть преступников, дельцы отовсюду пытаются извлечь прибыль, даже если денег хватит на сто жизней вперёд, а политики видят в людях ресурс и не имеют постоянных друзей, лишь неизменные интересы. Я не люблю много болтать, и говорю сейчас не с целью навязать своё мнение или раздуть свою значимость. Мне это не нужно. Просто ты — часть семьи. И можешь по незнанию поставить под угрозу остальных. Поэтому хорошо подумай над моими словами. Я взяла их не из головы, а из личного опыта и общения с умными людьми.

Вздыхаю, уже и сама утомлённая своей речью. Заканчиваю:

— Если желаешь лучше разобраться во всём этом, то после того, как покончишь со средним образованием, я оплачу тебе соответствующий университетский курс. Как и любой другой, для любого из вас.

Перевожу взгляд на отца и маму, испытывающих явное неудобство от затронутой темы.

— Сопляк любит дерзить, но он знает, пред кем надобно засунуть язык в жопу и низко кланяться, — заступился за приёмного сына ополовинивший графин с вином Сон. Потом, почесав покрасневший нос, поправился: — Обычно. Но он исправится. Верно ли я реку? — грозный взгляд на Джина, который всё-таки сумел вывести из себя мужчину, относящегося к нему с явной симпатией. Ну, и я со своими сказками из (не)прекрасного далёко поспособствовала.

Сону явно не нравились затронутые мной и парнем темы, обсуждая которые, приёмыш зашёл намного дальше, чем тогда в деревне. Как в тот раз его не заткнули из-за того, что не видели во мне по-настоящему серьёзную угрозу (раз без выезда — значит, не такая уж важная, да и дочка же!), так и сейчас нас не стали перебивать из-за пересмотра отношения к моей персоне: невместно крестьянам перебивать старших по положению, чревато сие.

Понятно, что я — не те дворяне, которые руками своих слуг вколачивали покорность в родичей и их односельчан; к тому же семья так и не определилась, к какой из известных категорий приписать образовавшуюся дочь, оттого уважительность и опаска частенько чередовалась с достаточно простым, даже грубоватым отношением. Нам ещё предстояло прийти к золотой середине.

— Верно, отец, — склонил голову парень.

— Что ж, я рада, что мы пришли к консенсусу, — произношу, прожевав очередную сладость и запив её чаем. — Касательно вашего положения, то оно привилегированное…

— Чего? — не понял поддатый отец.

— Вы уважаемые гости, которых обижать — себе дороже. Так понятно?

— Понятно. Ты эт, сложно баять не норови, не в господских дворцах, чай, — нарочно по-простецки проговорил мужчина, который, как я могла видеть ранее, уже неплохо научился изъясняться на городской манер.

«Это что, раз получилось переспорить йуного революционера, то теперь придётся проходить новый уровень и пререкаться с пьяненьким отцом?» — подумалось с явственным оттенком недовольства.

— Нет. Это всем вам предстоит привыкнуть к стилю общения состоятельных горожан и дворянства. Вы больше не крестьяне. Или вам так хочется вернуться к старому укладу, а я зря нанимала учителей?

Тяжёлый взгляд заставил мужчину замолчать и выдавить из себя:

— Мы поняли.

«Такое ощущение, что он не мой родитель, а папаня нашего спорщика-Тео. А Джин его брат, ага. Парочка упрямых ослов!» — проворчал внутренний голос.

Под недовольным взглядом Сона, приподнимаюсь и забираю графин с алкоголем себе.

— Доченька, ты не сказала — кто тебе тутошние начальники и чем ты занимаешься? — неловко вмешалась в разговор мама, желая сменить канву неудобной беседы.

Мысленный вздох.

Вот ведь любопытная! Неужели ей больше нечего обсудить? Они что — сговорились выбирать самые сомнительные темы?

— Хозяева и персонал данного места мне никто. Я просто подняла кое-какие связи и вас здесь приняли, но друзей ни у меня, ни у вас тут быть не может. Потому и болтать обо мне не советую: это может плохо кончиться.

— Было б чего болтать, — буркнул Джин. — Молчишь, как народоволец на допросе.

— И хорошо, что нечего. Деньги и власть не только дают возможность вкусно есть и сладко спать в чистой постели, но и обрекают своих хозяев на вражду с иными силами. Ударить по мне напрямую достаточно сложно, в отличие от попытки надавить через вас. И к твоему сведению, большинство мятежников на допросах отнюдь не молчат. Дерзкие и смелые они только на свободе, в окружении сообщников и внимающих им наивных простаков.

— Тебе-то откуда знать? — отвернувшись, проворчал парень, в расчёте, что я не услышу.

Похоже, его задевало моё неприязненное отношение к мятежникам. Даже несмотря на объяснения причин оного. Видимо, парень хоть и понял, что не всё в мире так просто, но не успел это принять, да и на слово мне не очень-то верит.

Ну, хотя бы не отрицает с порога «наглый поклёп от продажной прислужницы прогнившей Империи». Стоит потом, после экскурсии в тюрьму, подкинуть приёмному братцу немного материалов с документальным описанием истинного положения дел в нашей «славной войне злых с плохими», дабы подкрепить утверждения фактами. Пусть знает, что для рядового гражданина там нет хороших сторон, и лучше держаться от всего этого подальше.

— Чего тогда у себя не укроешь, раз беспокоишься? — спросил отец после минуты молчаливого хмурения бровей.

— Я редко бываю у себя, — отвечаю со вздохом. — А для вас, в силу некоторых обстоятельств, лучшей защитой будет именно скрытность. Вам нужно научиться говорить и вести себя так, чтобы походить на провинциальных дворян. Скоро я сделаю вам новые документы, куплю поместье где-нибудь в тихом местечке с приятным климатом, там вы сможете потихоньку привыкнуть к новой жизни. Поэтому старайтесь лучше.

— Ты что! — встрепенулась Кая. — Это ж тяжкое преступление! Нас всех казнят! Даже Рейку!!!

— Пфе! В нашей благословенной стране казнят только тех, у кого нет денег и связей, чтобы откупиться. Имея определённые знакомства, можно вообще плевать на законы. Слава коррупции, хех, — издаю невесёлый смешок.

— Что ты такое говоришь?! — мои собеседники опасливо заозирались.

Поздно. Если бы их слушал некий недоброжелатель, то для появления проблем хватило бы вольного обсуждения темы революции и прогнившей верхушки.