Из зеркала

– В ресторане для слепых? – удивилась Эля. – Она же зрячая.

– Как и её друзья. Просто это было сделано для большего антуража. Призрак, слава богу, так и не появился и о помощи их не попросил, несмотря на то, что они пробыли на кладбище почти до утра. Господи! Лишь бы только она не мешала Лиле.

– Не беспокойся, я посоветую ей поискать покойников где-нибудь в другом месте, – улыбнулась Эля.

Когда Андрей уехал, Эля, закрыв за ним ворота, присела на ступеньку крыльца, чтобы посмотреть расписание, оставленное братом. Первый рейс катера в Неренск уходил в половине девятого утра. Что ж, сегодня надо будет доделать кое-какие дела по дому, а вот завтра… завтра можно отправиться в райцентр, чтобы совершить набег на какой-нибудь книжный магазин, а заодно встретиться с Машей Кутузовой, которая живёт как раз в Неренске. Маша была одной из немногих аспиранток родителей, кто нравился Эле.

Эля вернулась к себе в комнату – досыпать.

Второй раз она проснулась уже в десять часов. В доме по-прежнему было очень тихо. Накинув халат, Эля вышла из комнаты, подошла к Лилиной двери, чуть приоткрыла её и увидела, что жена брата спит, уткнувшись в подушку. Стараясь не шуметь, Эля спустилась на первый этаж. В гостиной таким же крепким сном спала Таня. Без своего привычного макияжа в тёмных тонах она была похожа на обычную девушку-подростка семнадцати лет. «Вот что, оказывается, делает с людьми деревенский воздух», – улыбнулась Эля и направилась в кухню, чтобы поставить чайник.

Она допивала кофе, когда в кухню, потягиваясь, вошла Таня.

– Как ты рано встала, – сказала она.

– Да нет, обычно я встаю раньше, – пожала плечами Эля. – Как спалось на новом месте? Надеюсь, привидения не мучили?

– Не-а, – ответила Таня, ещё раз потянувшись, а затем присела напротив Эли. – Чем сегодня займёмся?

У Эли от изумления округлились глаза.

– Мне нужно сходить в магазин, а ты можешь заниматься, чем угодно.

– Я пойду с тобой, – неожиданно произнесла Таня.

– Это ещё зачем? – насторожилась Эля.

– Хочу внимательно осмотреть усадьбу.

– Только без меня, – предупредила Эля.

Таня пожала плечами.

– Какие же вы все скучные и предсказуемые, – презрительно произнесла она. – Ни капли воображения, ни капли интереса к отечественной истории!

– Подожди-подожди, – прервала её Эля, – скажи, пожалуйста, а как отечественная история связана со здешней усадьбой?

– Да очень просто! – презрительно воскликнула Таня. – Сколько людей здесь жило! Голицын, Долгоруков, этот, как его, Тормасов. Ты думаешь, им нечего было скрывать?

– Так-так, – усмехнулась Эля, – вот только не надо мне рассказывать про скелеты в шкафу. Тебе Степан ещё вчера сообщил, что здесь ничего такого не было!

– Тоже мне пророк Илия нашёлся! – усмехнулась Таня.

Через полчаса Эля, переодевшись и прихватив с собой хозяйственную сумку, вышла на крыльцо. Солнышко уже хорошо припекало. День опять обещал быть жарким. Эля посмотрела вокруг. Как же всё-таки хорошо, что Андрей снял именно этот дом! Неожиданно чья-то холодная рука легла ей на плечо. Эля вздрогнула и медленно повернулась: перед ней стояло существо, одетое в длинный чёрный балахон с капюшоном, наброшенным на голову, с ужасающе белым, цвета извести, лицом и с бельмом на каждом глазу.

– Что это? – прошептала Эля, от увиденного у неё перехватило дыхание.

– Это мамин грим, – довольным голосом произнесла Таня.

– Я тебя сейчас убью, – рассердилась Эля.

– А вот и не убьёшь. Если убьёшь – в тюрьму сядешь, и тогда прощай Лилькина диссертация. Её же к защите тогда не допустят. Впрочем, может, это и хорошо, что не допустят. Как ты думаешь? – спросила она и тут же покачала головой. – Нет, Лилька тогда совсем с катушек съедет.

– Немедленно убери со своего лица эту гадость, – сказала Эля, – и… и переоденься.

– «Гадость» уберу, но не всю, – ответила Таня.

* * *

По дороге в магазин Таня вдруг достала из кармана сарафана, отданного вчера сестрой, какой-то странный предмет, сделанный из проволоки, и потребовала, чтобы они ещё раз взглянули на усадебный флигель: ей необходимо было проверить наличие геопатогенных зон.

– Каких зон? – озадаченно переспросила Эля.

– Геопатогенных, – снисходительно повторила Таня.

Пришлось изменить маршрут и направиться в сторону бывшей усадьбы. Пока Таня со своим странным прибором обходила флигель в поисках нужных ей зон, Эля увидела возле одного из разросшегося кустарника треснувшую мраморную скамейку и присела на неё.

«Неужели здесь когда-то была красивая ухоженная усадьба? – подумала она, глядя на заколоченный флигель. – Можно только воображать, как всё выглядело при Тормасове. Клумбы, статуи богов и богинь, садовые дорожки, оранжерея, в которой выращивались фрукты. Наверное, и фонтан был. И конечно же, как и во всякой усадьбе, здесь собиралось немало гостей. Играл рояль, звучали романсы. Все аплодировали прелестному пению и восхищались красотой и гостеприимством хозяйки дома. Странно, почему граф не захотел жить в обновлённом поместье? Может быть, он из тех людей, что, закончив какой-нибудь проект, сразу же теряют к нему всякий интерес? Дело сделано, цель достигнута, необходимы новые задачи и свершения, не менее трудные и увлекательные».

– Ничего здесь нет! – прерывая Элины размышления, недовольно произнесла Таня, подойдя к скамейке. – Попробую обойти флигель против часовой стрелки.

– Я подожду тебя возле церкви, – сказала Эля, вставая и отряхивая юбку.

Когда она проходила мимо пруда, то невольно остановилась и принялась любоваться его чистой гладью, в которой отражалась церковь. В памяти неожиданно вспыли строки из стихотворения Черубины де Габриак:

Там в зеркале, на дне, —Подводный сад, жемчужные цветы…

Эля закрыла глаза и вдруг увидела себя в комнате, заставленной цветами. Она стояла перед большим зеркалом в длинном белом платье, расшитом кружевами и жемчугом. Жемчуга было невероятно много: он украшал её волосы, обхватывал шею, блестел и переливался в ушах. Эля невольно залюбовалась своим отражением. Вдруг двери за её спиной распахнулись, и в зеркале отразилась длинная анфилада комнат. Откуда-то из их глубины до неё донесся чудесный женский голос, который пел:

Твой смех прозвучал, серебристый,Нежней, чем серебряный звон, —Нежнее, чем ландыш душистый,Когда он в другого влюблён.

Эля узнала стихи Бальмонта и направилась на этот манивший её своей красотой голос. Она шла и шла, пока не дошла до последней, закрытой комнаты. Эля взялась за ручки дверей, чтобы распахнуть их, и…

– И о чём же ты так задумалась? – неожиданно раздался за её спиной мужской голос.

– Господи, Степан, вы всегда появляетесь так неожиданно? – сердито произнесла, обернувшись, Эля.

– Прости, если напугал. И всё же о чём ты думала? – сказал он.

– Ни о чём таком, что было бы вам интересно.