Из жизни кукол

В 1904 году армия японского императора разгромила в Порт-Артуре русскую эскадру; в том же году в стокгольмском районе Сёдермальм приступили к строительству одного здания. Здание, в котором впоследствии разместилось питейное заведение, построили, как это ни смешно, по инициативе Общества трезвости. Ресторан назвали как город, где потопили русскую флотилию; он стал местом праздников. Компания, ведавшая торговлей спиртными напитками, определяла норму спиртного в сто пятьдесят миллилитров для мужчин и в половину указанного объема для женщин, однако женский туалет здесь появился лишь спустя восемьдесят лет, в 1984 году.

Вера проложила сюда дорожку еще в конце шестидесятых и до сих пор называла “Пеликан” по-старому – “Поттан”, в честь “Порт-Артура”.

Она закрыла дверь туалета и вернулась к столику как раз, когда официантка принесла заказ и два очередных шота в ведерке со льдом. Вера и Кевин заказали по порции тефтелек со сливочным соусом и протертой брусникой. Считалось, что тефтельки в “Пеликане” имеют размер мячиков для гольфа, хотя “бильярдные шары” было ближе к правде.

– Не скучаешь по работе? – спросил Кевин и тут же услышал в ответ смех.

– Вот уж нет. Я же тогда превратилась в пародию. Коп из телесериала: вечно уставшая, без единой иллюзии, начинающая пьяница.

– Пьяница?

– Просто чтобы ты знал. Сейчас-то все в порядке, но тогда слишком многое пошло наперекосяк.

Конечно, Кевин видел Веру в легком подпитии, но представить ее себе не вяжущей лыка у него никак не получалось. В ней слишком много чувства собственного достоинства, у нее слишком острый ум. А еще она слишком красива, чтобы напиваться.

Вера сменила тему разговора и спросила, что Кевин думает насчет ожидаемых перестановок в полиции.

– Хотелось бы, чтобы новые принципы – сосредоточиться на преступлениях против женщин и детей – не остались на бумаге, – ответил Кевин. – А ты что думаешь?

– Слава богу, мне этим не придется заниматься. – Вера отпила пива. – Через несколько лет начнется черт знает что, да плюс еще три старых добрых “п”… Взаимное тортометание между политиками, полицейским начальством и преподавателями. – Вера усмехнулась. – Во всяком случае, один преподаватель точно этим занимается. Профессора Перссона [20] и одного более чем достаточно… Ну а как продвигается дело с теми девушками?

20

Лейф Перссон, автор детективов и гость посвященных расследованиям телепередач, преподавал криминалистику в Стокгольмском университете.

– Я так понимаю, ты не про Тару – ту, что обнаружили мертвой у шестиэтажного дома?

Вера кивнула.

Кевин отодвинул тарелку. Он бы с удовольствием подождал с этим разговором до конца ужина.

– Я посмотрел пару видеозаписей, изъятых два года назад, когда расследовали дело одного педофила на западе Швеции. Лассе хотел, чтобы я помог ему обнаружить нестыковки.

На первый взгляд в тех видео все было не хуже, чем в других, точно не хуже, но что-то в этой картинке не давало Кевину покоя.

Нова изо всех сил старалась производить впечатление довольной и беззаботной девочки, но изнутри пробивалось нечто, что Кевин за неимением лучшего описания обозначил как “вонь”.

Тот же удушающий эффект, что и от озона. И налет скверной актерской игры только усиливал эту вонь.

Так пахнет тьма.

– Тебе разве не рекомендовали отдохнуть от таких видео?

– Будем реалистами. Иногда они неизбежны.

И Кевин стал тихо рассказывать о первом фильме.

– Судя по репликам, она работала на заказ, – закончил он, и в памяти зазвучал тонкий голосок, от которого ему хотелось плакать.

Отрепетированные, придуманные заранее слова. Глаза, которые не верили губам.

– Мы считаем, что видео записано для парня, который лет десять занимается вербовкой и обработкой девочек.

Кевину пока не хотелось называть имен. Даже Вере.

– На второй записи отчетливо виден пакет с адресом продуктового магазина, который находится в Фисксетре. Ну как, как те, кто анализировал эту запись два года назад, могли упустить такую деталь?!

Вера покачала головой.

– Мне кажется, некоторые следователи перегружены. Внимание притупляется… Чему тут удивляться.

– А я вот очень удивился. Трое следователей смотрели запись – и не обратили внимания на пакет. Некоторые так жаждут посадить преступника, что забывают про жертву. Может быть, мы нашли бы эту девушку два года назад, если бы кое-кто сделал свою работу как следует.

– Проколы бывают у всех. У твоего отца бывали проколы, у меня бывали проколы. И все эти ошибки потом казались просто невероятными.

– Я врезал в челюсть педофилу, которого отпустили на свободу. И меня отстранили от дела.

– Да бог с ним. Я не о таких проколах говорю. Невозможно заметить вообще все нестыковки и ляпы… А та девочка – по-твоему, теперь вы сможете ее найти?

– Надеюсь. Невозможно определить точно, когда сделана запись, но качество картинки показывает, что использовался современный телефон, не старше пяти лет. Для начала у нас есть два имени и жилой район.

– И теперь вы прогоните эти имена через реестр записей гражданского состояния за последние пять лет?

– Да. Нужно же с чего-то начинать.

Пока Кевин рассказывал о записях, Вера не притрагивалась к еде. Она достала из емкости со льдом шоты, протянула Кевину стопку. Они встретились взглядами, кивнули друг другу и опустошили стопки. “Альборг Таффель”, именно его выбрал бы отец.

– Интересно, как на твой рассказ отреагировал бы папа, – сказала Вера.

– Поехал бы в Фисксетру с бейсбольной битой.

– Чтобы сокрушить чьи-нибудь коленные чашечки.

– Сломать палец-другой.

– Пересчитать ребра… – Вера сдержанно улыбнулась. – Вы с ним нечасто обсуждали твою работу?

– Нет, в подробностях – не обсуждали.

– И он никогда не спрашивал, почему ты решил заниматься именно этим?

– Ну как… Спрашивал, много раз. Я всегда отвечал – потому, что хочу засадить в тюрьму самых вонючих мерзавцев.

Вера перегнулась через стол и повертела в пальцах стопку, серьезно глядя на Кевина.

– Все из-за твоего дяди, да?

Крепкие спиртовые пары в глотке, с привкусом тмина, укропа и фенхеля.