Избавление от КГБ
Шрифт:
Реформирование, кроме того, включало в себя, я уже об этом не раз говорил, три известных направления. Прежде всего — дезинтеграцию. Она проведена. Структурно система спецслужб стала более безопасной для общества. И, по крайней мере, я рад, что все эти бурные перипетии вокруг нашей государственности в конце концов позволили хотя бы сохранить единую разведку.
Второе — децентрализация. Конечно, этот путь в меньшей степени зависел от воли руководителя КГБ, да и любого другого ведомства. В тех условиях слабого Союза это объективно осуществлялось помимо воли Центра. Но мы, я имею в виду МСБ — Межреспубликанскую службу безопасности, не потеряли управляемости, республиканские и областные структуры никто не разрушал. А руководители всех служб безопасности, буквально всех, включая Украину, Беларусь, Казахстан, Молдову, все Закавказские и Среднеазиатские республики, дали согласие
Третье, главное направление реорганизации — отказ от идеологии «чекизма», отказ от постоянного поиска врага, потому что без четко обозначенного врага, которого раньше указывало Политбюро, КГБ в старом понимании не мог существовать. Вначале это были контрреволюционеры, потом троцкисты, потом врачи-отравители, потом «американский империализм», потом диссиденты и т. д. Вот отказ от всего этого должен был произойти, а без этого КГБ как КГБ уже трудно себе представить. И здесь же следовала вторая часть этого направления — повышение эффективности работы. Поворот спецслужб к реальным потребностям общества, от шпиономании в условиях кардинально изменившейся новой политики — к безопасности на основе сотрудничества и доверия. Главное внимание — внешнему криминальному влиянию на наши внутренние дела, борьбе с преступностью в новых экономических и межгосударственных условиях. Борьбе с организованной преступностью и прежде всего — с коррупцией. Здесь прямо надо сказать, успехов не было достигнуто. Да и не считаю, что можно было за столь короткое время в реальных условиях деморализации, если хотите, всех служб криминальной юстиции, не только КГБ, что-то сделать. Я не думаю также, что нарождающаяся российская служба, как и другие, имеет большие успехи в идеологической перестройке, адекватной построению демократического государства. Это то, чего предстоит еще добиваться. Я не считаю, что спецслужбы уже стали безопасными для граждан. Нет законов, нет контроля и нет профессиональных внутренних служб безопасности».
Акт моей формальной отставки с поста руководителя МСБ несколько затянулся. Развернувшаяся в средствах массовой информации и подхваченная Верховным Советом и Конституционным судом Российской Федерации кампания против Указа Ельцина об образовании Министерства безопасности и внутренних дел фактически парализовала усилия исполнительной власти по его реализации. Будущее спецслужб вновь стало неопределенным. Наконец, 14 января 1992 года, Конституционный суд России признал Указ противоречащим Основному закону. Это означало, что все возвращалось на круги своя и создавало несколько странную ситуацию. Юридически я вновь оказался во главе МСБ. Но новый Указ Ельцина от 15 января поставил точку. Я освобожден от обязанностей руководителя МСБ. Сожалений у меня не было. Мне не нравилось работать на Лубянке.
11. В парламенте
Чем больше власть, тем опаснее злоупотребление ею.
Тот, кто когда-то случайно ли, а тем более сознательно «влип в КГБ», соприкоснулся с ним, оставил на себе его след, а свой — где-то там в его таинственных пустых коридорах, тот уже до конца дней своих будет мечен этой меткой. Тем более, если вы были «шефом», председателем этой уникальной организации. Хочешь или не хочешь, теперь до конца жизни ты последний председатель КГБ. Даже если и бывший, это дела не меняет. Даже «Военный билет» тебе заменили и выдали новый «Военный билет генерала КГБ запаса». Так что формально я в «запасе» у КГБ, хотя его уже и нет.
Сейчас я нигде не работаю. Сижу за своим домашним письменным столом, пишу. Отвечаю на телефонные звонки любознательных родственников и знакомых. Принимаю дома всех, кто приходит. И вдруг получаю телеграмму. Правительственную.
«Бакатину В. В.»
Уважаемый Вадим Викторович!
Комиссия приглашает Вас принять участие в открытых парламентских слушаниях по теме: «Роль репрессивных органов бывшего СССР в подготовке и проведении государственного переворота в СССР 19–21 августа 1991 г.» Комиссия хотела бы ознакомиться с Вашими оценками по теме слушаний, а также узнать о Вашем понимании места вновь создаваемых органов федеральной безопасности в нашем государстве, задач, стоящих перед ними, их функций и структуры, гарантирующих невозможность их участия впредь в подготовке и проведении заговоров против законной власти.
Слушания состоятся 4 февраля с. г. в зале Совета Национальностей Верховного Совета РФ в 10.00.
Честно скажу, это было неожиданно. Только начал привыкать к частной жизни… Опять в политику? А надо ли?
Но все-таки я не мог не пойти. Написал речь. Переговорил с Львом Пономаревым, уточнил задачу и строго вовремя был в не очень знакомом мне «Белом Российском Доме». Меня там знали. Начиная от симпатичных доброжелательных гардеробщиц и кончая корреспондентами. Интервью давать я решительно отказывался. Но, наверное, слишком решительно и многословно. Ибо на следующий день появились публикации, от которых не откажешься. Кажется, ведь что-то подобное говорил…
Не так уж много времени прошло, а впечатление такое, что вернулся куда-то в очень знакомое прошлое, но в то же время ничего и никого не узнаю, все и так, и не так… Как у Вертинского: «… Мы жили тогда на планете другой, и слишком устали… и слишком мы стары…»
Но ничего: выступил я на тех слушаниях… Как будто бы слушали… после того как я вернулся на свое место, кто-то сзади сказал, что «надо же, как волновался, значит, говорил искренне…»
Мне казалось, что я не волновался, но говорил действительно искренне, хотя всего сказать не мог.
Завершая разговор об избавлении от КГБ, привожу это мое последнее выступление с трибуны Российского парламента 4 февраля 1991 года. Разговор завершается, но не избавление. Избавление продолжается.
Итак. «Многоуважаемые депутаты, я благодарен вам за приглашение. Но должен подчеркнуть, что, выступая здесь, я никого не представляю и высказываю свое личное мнение.
Мне было предложено ответить на два вопроса.
Первый. Роль КГБ в подготовке и проведении государственного переворота 19–21 августа. Я говорил Льву Александровичу, что специально сам не изучал этого вопроса, но абсолютно очевидно, что руководство КГБ играло здесь важную идеологическую и организационную роль, а потом все заметали следы. Однако я не считаю возможным персонифицировать оценки.
Это дело прокуратуры и суда. Свои показания я дал следствию. Кроме того, считал и считаю, что следует ограничить ответственность только высшим руководством Комитета.
Если сказать коротко, я разделяю оценки роли КГБ, изложенные комиссией Степашина, но мне представляется важным более глубоко изучить первопричины создания ситуации, сделавшей возможной попытку антиконституционного переворота.
Может быть, это не предмет сегодняшних слушаний, но… По моему мнению, первопричину надо искать в возникновении на едином базисе разлагающейся социалистической экономики незнакомого нашему обществу надстроечного двоевластия — противоречия между старыми централизованными партгосструктурами и новыми демократическими органами власти. Разрешение этого противоречия пошло по трагическому деструктивному пути. Вместо налаживания управляемого реформирования милитаризованной соцэкономики в социальную рыночную экономику начался процесс противостояния и разрушения…
Роковую роль здесь сыграла реакционная политика ортодоксальной верхушки руководства КПСС, КГБ, ВПК и армии, изначально отвергавших компромиссы, избравших путь проволочек и силового противодействия объективно необходимой демократизации и децентрализации экономики, государства и общества.
В итоге, после серии авантюрных операций, начиная с январского Вильнюса, — кульминация — августовский путч.
КГБ как автономное, никем, кроме ЦК КПСС, не контролируемое, сверхзакрытое ведомство, обладавшее широкими возможностями — от тайной политической слежки до применения «спецназа», — непосредственно использовалось руководством КПСС для реализации этой политики. Результатом этого явилось поражение партгосструктур, межнациональная напряженность и обвальный распад экономики, по-видимому, уже потерявшей последнюю возможность управляемого реформирования.
Одним словом, сегодня пока еще ничего не останавливает продолжающий накапливаться потенциал социального взрыва. Ситуация стала значительно опаснее, чем в августе.
Наряду с двумя традиционными сферами безопасности — внешней (геополитика) и внутренней — неожиданно появилась абсолютно незащищенная третья сфера — безопасность внутри Содружества, где кроме деклараций — полное отсутствие правовых и организационных механизмов и опасные национал-патриотические импровизации на фоне зарождающейся агрессивности. В самой России, спекулируя на трудностях разлагающейся экономики, начинает активно себя проявлять оправившийся от испуга необольшевизм и смыкающийся с ним шовинистический лжепатриотизм. Не предлагая ничего конструктивного, они ждут своего часа. Для них чем хуже, тем лучше.