Избегнув чар Сократа…

В этой связи не могу удержаться от последнего анекдота про душку-Очёскова, почтившего меня особым доверием.

С некоторый пор у него роман с кассиршей, крикливой особой в несусветном рыжем парике. И вот в обеденный перерыв мне случается купить за углом пару божественных французских колгот в бархатной коробочке, перевязанной розовой ленточкой. В комнате я вынимаю из кармана и прячу в сумку незаметно для всех. Для всех, но не для Очёскова. Кто-кто, а он мигом узрел розовый бантик и задышал мне в ухо.

– Где оторвала? Покажи.

– Не могу. Дамское.

– Да брось, предрассудки.

Я приоткрыла коробочку.

– Ого! Уступи мне.

– О?

– За любую цену. Не для себя прошу.

– Надеюсь.

– Будь другом. Если бы ты знала…

Но я была непреклонна. Тогда он махнул рукой и посвятил меня в свои "сердешные".

– Доверяю тебе, как себе, – а эту "тайну" знает все Управление.

Остервенеть можно!

…И вдруг твой Эд…

от Аннеты 7 ноября

С праздником, Марина! Я не шучу, у нас его отмечают, да еще как! Третий день все гуляют, все во хмелю, но курорт работает без сбоев. Мне тоже особенно работается именно в праздничные дни. Стендаль вообще ненавидел праздники, когда закрывались театры и лавки.

Быть при деле – быть за щитом. Приятно с умным видом сидеть за письменным столом и смотреть на объемную завесу косонесущегося мелкого снега, на ширь земли, преображающуюся на твоих глазах. Зима идет, зимушка. Какова-то она в здешних краях?

В доме тишина. Все уехали в гости на целую неделю. Я одна, если не считать пестрой кошачьей девчонки, что свернулась клубком на моих коленях.

У нас пятьсот метров глубины, у нас большое опробование, вернее, конец его, предпоследний день, когда движок еще стучит, вода льется, а результаты давно ясны. По ним-то я и пишу свой первый отчет, промежуточный и не слишком строгий, где пытаюсь изложить то, что удалось понять. Не хвалясь, скажу, что имеются находки, и чем глубже, тем значительнее. Предчувствую скорую встречу с нефтью на глубине восемьсот метров, не фонтан, конечно, упаси бог, но дальний отзвук заволжских месторождений, нечто вроде визитной карточки. Не желаете ли флакончик черного золота?!!

В конце же бурения на глубине полторы тысячи метров нас поджидают йодо-бромные рассолы. Вот где удача гидрогеолога! "Будь хорошим князем и спасешься" – говорили волхвы. Слово чести, я уеду отсюда классным ассом! ИМХО. В самом деле, стоит лишь вообразить плотное тело Земли, вечное заточение глубоких вод, проникающее жерло скважины, стоит лишь представить все это!.. Ну, можно, без затей, по-инженерски пробить дырку и сдать заказчику, мало их пробито, что ли? Но ведь это, по-моему, даже совестно как-то, а, Марина? Кто уж мы такие перед Землёю, гордецы?

Впрочем, пустое. Вечно меня заносит. Ничегошеньки я не знаю. Сижу за столом, смотрю в окно, а мысленно заглядываю то вглубь земли, то вглубь себя и теряю, теряю последние опоры. Маска сорвана. Карточный домик зашатался, покосились стены и похилилась крыша.

Ну… в общем, так. В канун праздников в "моем" семействе разыгрался очередной скандал. Шло опробование, мы с Иваном не уходили с буровой. Ах, как с ним счастливо, как едино вместе! На жену его было жалко смотреть. Улик никаких, лишь сердце-вещун да радость в глазах любимого при виде соперницы, которая моложе ее на десять лет.

Не позавидуешь.

И перед самым отбытием Иван, усмехнувшись, обратился ко мне с небывалой просьбой.

– Давай поругаемся, солнышко, при ней, для понту. Пусть расслабится и не портит мне праздников. А то у нее комок в горле из-за тебя.

Я согласилась, мне что, я сильнее! И возвысила голос, и вошла в роль, и хлопнула дверью… и ощутила, чмо, в какую трясину погружаюсь душой, в какой ад! О… злиться, дуться, взлаивать, как собака в углу – нет и нет, это не мое. Быть веселой и доброй – вот я.

А через минуту Рая запела.

Какое же страдание несу ей я, «добрая и веселая»! Эта мысль гвоздем засела в башке и неясно влияет на все, что я думаю… а мне-то казалось, что все рассеется и станет хотя бы спокойно. По мордам за такие вещи!

Нечисто мне, нечисто.

Сижу, тепло одетая, в холодном доме, смотрю на первый снег и чувствую себя последней из последних. Как явствует, мне сродно все: жить в фуфле, гнать в глаза, даже ломать комедию… Браво! Вот я какая, оказывается! Стоило же ехать за тридевять земель, чтобы узнать о себе эти милые подробности!

от Марины 9 ноября

Охолони, Аннета. Все мы не без греха. Совесть сама устраивает себе суд и чистку. Ты умница, разберёшься.

от Аннеты 20 ноября

Спасибо, Марина. Простите меня.

У нас чудо, у нас зима! Снежный воздух, острый и душистый, сугробы, мороз. Дорога мягко уходит за поворот мимо заваленных белых кустов, заснеженных елей, мимо красавиц-сосен, которые одни во всем лесу не терпят на себе снега, нарочно качают ветвями и вновь зеленеют под солнцем, под холодным высоким небом.

Вот показалась подвода с сеном, на ней, стоя с вожжами, краснолицый рабочий в ушанке. Поздоровались. Оглаживая снег, подвода проехала мимо, а я подняла сухой лиловый цветочек. Не тот ли, с лучшей копны? Вдохнула слабый медовый запах… тот… и пустилась бегом по белой дороге, потом вплясовую. Ой, люли-люли-люли… Запыхалась, прислонилась к шершавому стволу и долго смотрела теплыми мокрыми глазами.

А лыжня! Я бегаю наперегонки с собакой, кричу, взрыхляю снег, такой чистый-чистый, что дырочки от палок сгущено голубеют, точно налитые морской водой. Собака моя лает от радости, носится прыжками, длинными шаловливыми кругами и мчится навстречу, чтобы изловчиться-исхитриться и лизнуть меня в лицо.

И пусть он угасает, зимний день, я прожила в нем свою сказку.

Ночь. Горит моя лампа. Звучит моя музыка. В ней нарастает порыв, я слежу за ним, и радость моя следит со мною. За окном ночь-ночь, луна-луна. Снег будто светится, все синее, все сверкает.

…В квадрат окна медленно входит звезда. Спускается до неровной полосочки на стекле и расплывается, отдыхает. Я знаю этот путь. Можно послушать русские распевы, помечтать о Марии Черни, о генерале… а генерала все нет и нет, и вокруг одна солдатня.