Избранная лирика

Чувствует пафос, юмор, игру.

И свои пузырьки

литературные карасики

Ему не всучат за жемчужью икру;

Ему не внушить, рассказавши про заек,

Что это львы,

да Толстые притом!

(Кстати сказать, вдохновенный прозаик

В его глазах — поэтический том.)

Иной читает только в дороге,

Пейзаж пропускает, ищет любовь,

По вкусу ему и Бальмонт и Доронин,

А больше бефстроганов или плов.

А наш, овеянный нашими снами,

Сам горит, как летящий болид,

А наш, как родственник, дышит с нами

И знает, что у кого болит…

Иной читатель — прочел и двигай,

Давай другого, а первый катись!

А наш, как с девушкой, дружит с книгой…

Читатель стиха — артист.

Он еще смутен, этот читатель,

Он еще назревает, как бой,

Его меж нулей не учли в Госиздате,

Но он

управляет

нашей судьбой!

Как часто бездушные критикококки

Душат стих, как чума котят,

И под завесой густой дымагогии

В глобус Землю втиснуть хотят;

Сколько раз, отброшен на мель,

Рычишь:

— Надоело! К черту! Согнули!

И, как малиновую карамель,

Со смаком глотнул бы кислую пулю…

И вдруг получишь огрызок листка

Откуда-нибудь из-за бухты Посьета:

Это великий читатель стиха

Почувствовал боль своего поэта.

И снова, зажавши хохот в зубах,

Живешь, как будто полмира выиграл!

И снова идешь

среди воя собак

Своей. Привычной. Поступью. Тигра.

1932

О дружбе

Когда море отбегает в час отлива.

Рыбы скачут, ничего не понимая…

Дыбом встанет их цветное оперенье,

И от ужаса меняется окраска;

А водою отражаемые звезды

Не удержатся на вогнутых откатах

И, ударившись о днище, почернеют.

В этот час зелено-пегого отлива

Я нашел

молодую

нерпу.

Попыталась уползти на ластах.

Обернулась. Лает хриповато.

Но глаза ее, по-детски золотые,

Умоляюще глядят на великана.

Я тихонечко протягиваю руку.

Не спуская гипнотического взгляда,

Нерпа стынет в неестественной позе…

Но не выдержала. Укусила.

Высосав чернеющую ранку,

Обмотав ее жгутом с узлами,

Наступил я нерпе на лапу

И по храпу ее ударил.

Заметалась в стороны зверуха,

Фыркнула, заныла, зачихала…

Больше уж она не кусалась.

Лишь глаза умоляюще глядели.

Я унес ее домой — и нерпа

Стала жить в эмалированной ванне.

Океанская вода ходила,

Огни зажигая по эмали,

А в голубизне ее горели

Два огня электрической нерпы.

По утрам, мохнатой простынкой

Обтерев серебристое тельце,

Я носил ее туда и обратно

Мимо почты, цирюльни и аптеки,

И, обняв меня ластом за шею,

Положивши голову на ворот,

Нерпа тихо дышала в ухо,

Точно больной ребенок.

Так мы с ней замечательно дружили,

Каждый день по улице гуляли.

Но прошло уже семеро суток,

А она

ничего

не ела.

Я бросал ей живую рыбу,

Радугой зажегшую ванну.

Рыба прыгала, играла, кувыркалась,

Но недвижно

огни

горели.

Тогда я понял, что нерпа

Жить у меня не будет:

Замечательные наши отношенья

На ее решимость не влияли.

И тогда я взял ее из ванны

И понес не на улицу, а к морю

На ветру моя нерпа встрепенулась

И, как в первый день, укусила.

Я спустил ее с берега в воду.

В глубину ушла моя подруга,

И литое серебряное тело

В полумгле блеснуло торпедой.

Я стоял над широкой бухтой

И, волнуясь, считал секунды…

Далеко, далеко на солнце

Вспыхнула. И обернулась.

И исчезла. Больше не выйдет.

Я ее никогда не увижу.

И, поправив жалкую улыбку,

Я ушел решительным шагом.

Парикмахерская… Радио… Аптека…

Все-таки она обернулась.

Может быть, увидела на мысе

Черный силуэт человека?

Я мечтаю о пламенной дружбе,

Потрясающей, точно клятва,

Чтобы сердце свое, если нужно,

Разодрать пополам! На два!

Но идея дружбы проста ведь:

Как служить такому призванью,

Если мог я ей предоставить

Взамен океана — ванну?

Уплывай же, веселая рыба,

Из моих бесприютных комнат.

Оглянулась

и на том спасибо.

Оглянулась — стало быть, помнит.

Но навек берегам не обрамить

Эту беглую смутную память:

Снова море стихию разбудит,

И она меня позабудет.

Но однажды нырнет со стаей

Под огни пароходного носа.

Обожжет ее боль золотая,

О моей теплоте взгрустнется…

Затоскует по моим песням,

Задохнется от слез щемящих

Океан покажется тесным

И просторным эмалевый ящик.

1933

Белый песец

Мы начинаем с тобой стареть,

Спутница дорогая моя…

В зеркало вглядываешься острей,

Боль от самой себя затая:

Ты еще вся в озарении сил,

В облаке женственного тепла,

Но уже рок. Изобразил.

У губ и глаз. Пятилетний план.

Но ведь и эти морщинки твои

Очень тебе, дорогая, к лицу.

Нет, не расплющить нашей любви

Даже и времени колесу!

Меж задушевных имен и лиц

Ты как червонец в куче пезет,

Как среди меха цветных лисиц

Свежий, как снег, белый песец.

Если захочешь меня проклясть,