Избранница Павла
Шрифт:
— В следующий раз, я тебя заставлю съесть свою стряпню. И тарелку я тоже в другой раз жалеть не буду. А приеду я сюда снова через месяц.
Отвернувшись от, оскорбленного в лучших чувствах местного кулинарного полубога, защитница справедливости направилась к выходу. Скользнув взглядом по залу, он заметила явное одобрение и восхищение на лицах сидящих за столами страдальцев. Но ей было стыдно за них. Трусы, что с них возьмешь. В следующей командировке, Павла отметила явные признаки улучшения в работе местных общепитовских монополистов и благородно амнистировала их – "Пусть живут пока". После этого было еще несколько командировок в этот забытый коммунизмом угол. Каждый раз завсегдатаи столовой провожали одинокий путь Павлы между столов благоговейным шепотом.
…
Столовая сто тридцать пятого харьковского авиазавода особой красотой Павлу не поразила, но была достаточно чистой, просторной и светлой. А уж ароматы тут витавшие,
Обед закончился и "гроза небес" в составе двух командиров ВВС, в сопровождении представителя местного ОТК, отправилась на воссоединение с коллегами по службе. Спросив разрешения у комполка, Павла убедила сопровождающего пройти через главные производственные цеха – "Ну когда еще появится время и возможность посмотреть тут все". Василий Иванович был в хорошем настроении и согласился, несмотря на полное равнодушие к заводским красотам.
Местный экскурсовод, оказался человеком компанейским. Пока гости не спеша шли по цехам, он успел рассказать несколько занимательных притч по истории завода, успевая, время от времени, отвечать на вопросы Павлы. А ту интересовало буквально все. Какие станки на том или ином участке. Да какой сортамент материалов используется. Какой уровень и технология сварочных работ и т. д. и т. п. Полковник искренне изумлялся широте познаний подчиненного, но ничего говорил. А вот Павла, когда вышли на площадку склада готовой продукции, дернула начальника за рукав.
— Иваныч, а это что за самолет без крыльев там на площадке у забора стоял?
— Который?
— Ну тот, с коротким фюзеляжем без хвоста и с кабиной стрелка сзади.
— А хрен его знает, Колун, может опытный какой.
— У кого бы спросить, а?
— Да, зачем он тебе, Паша?
— Да, понимаешь, есть одна ценная идея.
— Если действительно ценная, то сходи, спроси у кого-нибудь. Я к приемщикам в бытовку, так что не потеряйся.
Через пару минут поисков и еще минут пять беседы, Павла с досады хлопнула себя по лбу. Самолеты Страны Советов она знала и любила, и этот уникальный в своем роде самолет тоже когда-то изучала с любопытством. Правда изучала она его только по книгам, но не узнать его пусть и без крыльев и части остекления ей было стыдно. Учиненный тут же допрос пойманного за рукав аборигена, дал еще более интересный расклад.
— Уважаемый, подскажите, как этот скелет тут оказался?
— Этот? Да года два-три назад их тут малой серией делали. Думали в большую серию пойдет, да скорость у него оказалась недостаточная. В общем свернули производство. Из того десятка, что тогда собрали, несколько, может, даже до сих пор где-то служат, а остальные разобраны. Ну, а этот вот, в прошлом году вернули к нам на завод в ремонт, да так и валяется теперь. А вам зачем, товарищ летчик?
— Да вот ищем аппарат для отработки экспериментальных двигателей. И что с ним дальше будет?
— С "Жар-птицей" этой? Да на металл наверное пустят, не нужен этот аппарат никому. Военные от него отказались, а начальство сначала думало для музея отдать, да так и не решило ничего. А потом… много всякого было. Скоро год будет, как он тут стоит. Так что…
Павла нахмурилась и задумалась. Этот самолет отлично годился в качестве летающей платформы, для отработки опытных ТРД.
— А техническое состояние этого аппарата, и наличие запчастей к нему, у кого можно узнать?
— Вон, там в ОТК поинтересуйтесь. Если не скажут, то придется вам у Главного инженера спрашивать.
— А в сборочном не знают случайно?
— Нет, им сейчас точно не до этого. Аврал. Вряд ли чего-нибудь путного ответят.
— Ага. Ну, спасибо вам, товарищ. Всего хорошего.
Попрощавшись с словоохотливым заводчанином, Павла отправилась на поиски полковника. Петровский уже сидел за столом в бытовке с двумя другими летными командирами. На столе вместо полагающихся емкостей были разложены документы, и Василий Иванович, добродушным голосом наставлял какого-то немолодого майора…
Пока полковник Петровский выполнял свой план по общению с местными авиационными властями, Павла пошла побродить по соседним дворам. На Пушкинской улице было множество новых, построенных в 20-30-х годах зданий. Зелени вокруг было тоже достаточно, и воздух приятно благоухал молодой листвой. В расположенной поблизости школе звенели звонки перемен. Мысли несколько часов назад поселившейся в мужском теле женщины текли бурным и мутным потоком.
"Вот тебе и раз! Кто же знал, что конструктора Калинина арестовали в конце 38-го? А, я, как дура, не зная броду, сунулась выяснять все по его самолету. Понятно, почему меня так яростно послали – боятся. Нет, не боятся – трусят. Тру-у-усят, товарищи
заводчане! От одного намека на вопрос о репрессированном конструкторе, в штаны прыскают, устрицы производственные. И, опять этот вечный вопрос предо мной. Что же, теперь мне – старшему лейтенанту ВВС делать? К кому идти? Главный инженер, гад, даже принять не захотел, видать упредили меня, твари земноводные. Интересно, они донос в местное "заведение" уже состряпали, или еще нет? Насчет странного интереса авиационного командира к работе недавно "геройски посаженного врага народа". А, уж как докопаются, что я в отпуске был, а не в командировке вместе с Петровским… "Был"? Хм… А что, правильно! Пора привыкать уже, раз мне все равно из этого тела деваться некуда. Теперь всегда будет не "была", а именно "был". Не "пошла", а "пошел"…Не… Стоп! Хватит уже русской грамматикой заниматься, итак все ясно! Пора думу думать и дело делать. Кстати, по поводу интереса ко мне местных органов. Даже если пока я вне их усиленного поля зрения, то наверняка долго это не продлится. Это вам не "благословенные перестроечные", когда любая ЦРУ-шная тварь могла у нас с "дружественным визитом" по ракетным базам шастать. Здесь такого бардака пока нет. А что есть? А есть тут свой родной социалистический бардак. Бдительность плавно переходящая в мнительность. А значит, очень скоро, мне сядут на хвост. Угу, как Штирлицу. И, вот, уже тогда любая странность в моем поведении будет трактоваться "правильным образом". И?! А оно мне надо, дожидаться такого интереса? Может, спрятаться куда, сидеть себе тихо и ждать, когда Великая Отечественная начнется, а там, в военкомат и на фронт? А, что? Стреляю, бегаю, прыгаю, летаю. Что еще надо для великой идеи умереть за Родину? Ведь правда мечтала об этом. Так, может… Нет! Не может! Трусость все это! Да, трусость! Прямо сейчас, те же фашисты нашим НКВДшникам дезу подкидывают, чтоб страну ослабить, а потом напасть в удобный момент. Компромат на талантливые кадры сливают, чтобы шугались ответственности на всех уровнях, а это, между прочим, скорость принятия решений. Пока один деятель у другого разрешение получит, боевая обстановка уже десять раз поменяется. И еще несколько часов назад правильное решение к тому моменту становится бесполезным, а порой и вредным, в измененных условиях. Каждый день моего безделья это десятки тысяч под бомбежками и в концлагерях. Ага. Ну, и, как я на одной шестой части суши буду эту порочную практику менять? Да-а-а. Хрен, тут чего в одиночку сделаешь! А, ну хватит скулить! Ты, Павлуша, привыкла со своими заводскими и общественными проблемками постепенно, да потихоньку разбираться. А в экстренных обстоятельствах тяжелые системные проблемы, они ведь другого типа решений ждут. Эх! Никогда не любила я интригами заниматься, да видимо придется на старости лет. Стоять! Вот опять, началось. Не "привыкла", а "привык". Не "любила", а "любил", Не…". В этот момент Павла вздрогнула от прозвучавшего невдалеке резкого выкрика.— Глядите, шпионка сидит!!!
— Где? Точно! Айда, погоняем ее.
— Ну что, шпионка. За сколько Родину продала?!
— Шпионка, шпионка! Дура, шпионка! Ха-ха-ха!
— В тюрьму ее, посадить надо.
— Тогда ее сначала в милицию надо сдать.
— Точно, нам еще спасибо скажут!
— Я лучше придумал. Пацаны! Давай в нее камнями кидаться!
— Давай! Ну что, шпионка, дрожи. Настал час расплаты!
Увиденная неприглядная картина, моментально выветрила из головы Павлы остатки терзаний. На скамейке сидела девочка-подросток. Вокруг нее весело прыгали мальчишки в красных галстуках, а двое из них схватили камни, и, выставив вперед левую ногу, примерялись кинуть в закрывшуюся руками, и испуганно плачущую девчушку.
— А ну, смирно, товарищи пионеры! Быстро все ко мне!
Громовой голос Павлы, заставил грозных "борцов со шпионами", вздрогнуть. Один от ужаса даже присел. Повернувшись, они испуганно глядели на раскрасневшегося военного с авиационными петлицами. Часть мальчишек готовилось кинуться наутек. Павла поправила фуражку, и чуть более спокойным голосом продолжила.
— Что, как слабых девочек обижать, так вы смельчаки? Приказываю, немедленно всем подойти ко мне! Струсивших и сбежавших, я лично найду и добьюсь исключения их из пионеров. За трусость! Ну?!
Последний аргумент оказался решающим. Переглядываясь, "орлы" двинулись на зов. Несмелыми шагами, прячась за спинами друг друга, сконфуженное воинство плелось в сторону грозного красного командира. Они остановились, не дойдя метров трех. Павла молчала, оглядывая мальчишек.
"Вот и меня в детстве так же травили. Пока в детдоме самым отъявленным засранцам "таблицу" не начистила разок-другой, так и цепляли по разным поводам. Но, то было у нас в эпоху застоя и загнивания, а тут – вы только полюбуйтесь. "Краса и гордость Пионерии" – будущие защитники Родины. Добровольцы и партизаны, если доживут. Если их не расстреляют вместе с колонной беженцев, атакующие на бреющем геринговские стервятники. Или не разбомбят вместе с родным домом. Или…".