Избранницы Рахмана

Тут ведунья окинула взглядом посланников магараджи.

– Но среди вас есть тот, кто и сам мог бы просить помощи у великого знахаря. Мог бы, если бы знал, что это надо сделать так. Теперь же мне будет легче провести вас по истинному пути – его найдет тот, кого я могу взять с собой в мысленное странствие.

– О Аллах, значит, я мог и сам позвать знахаря… И тогда нам не пришлось бы изнурять себя этим долгим путем в неизвестное… – Рахман не знал, радоваться ему своим умениям или печалиться тому, что не ведает, как можно применить их во благо.

– Не так все просто, о путник… – улыбнулась Мень Май. – Конечно, ты бы мог и сам позвать великого знахаря, конечно, он бы откликнулся на твой призыв. Но разве ты знал, что это следует сделать? Думаю, великая судьба для того и привела вас сюда, заставив Хла Шве испугаться, чтобы ты из моих уст узнал эту нехитрую истину.

– Должно быть, так. – Рахман не мог не согласиться с этим. – Но что же мы будем делать сейчас? Ты покажешь нам дорогу к знахарю, или я смогу сам воззвать к нему?

– Сейчас мы оба войдем в тот мир, что ты называешь истинным… А когда предстанешь пред очи великого Чжан Каня, постарайся быть как можно более убедительным.

Рахман согласно склонил голову. О, эта чудная женщина была столь же умна, сколь и красива. И теперь уже в душе юноши не было отвращения к слабому полу. «Раз есть в мире хоть одна такая замечательная девушка, значит, их род не так пропащ и безнадежен…» – всего один раз мелькнула в голове Рахмана эта мысль. Но она, словно струя живительной воды, омыла черные мысли юноши.

– Думаю, прекраснейшая, что нам следует сделать это, не откладывая. Ибо магараджа теряет силы, и каждая минута слишком много значит для него.

– Тогда начнем.

Девушка взяла ладонь Рахмана в свои руки.

– Закрой глаза, ученик. И постарайся удержать мою руку. Так тебе будет легче. Идем же!

Вновь перед мысленным взором Рахмана предстал истинный мир – сияющий, прекрасный, переливающийся красками, наполненный чарующей мелодией, которая объединяла, казалось, все живое в гармонии и совершенстве. Рахману подумалось, что как бы много он ни занимался, но он всего лишь ученик, который делает первые шаги истинного видения мира.

– О да, – услышал юноша голос Мень Май. – Тебе лишь смогли раскрыть глаза на мир, но научиться жить в нем, наслаждаться его необыкновенной прелестью и совершенством ты не успел. Потому я и взяла тебя с собой – моих сил хватит, чтобы ты с удовольствием сделал здесь первые шаги. Теперь тебе захочется сюда вернуться.

– Но я считал, что умею уже так много… – с недоумением ответил Рахман.

– Постижение истины бесконечно, юный ученик. Но вернемся к твоим нуждам. Ведь ты торопился воззвать к знахарю и магу.

– О да, уважаемая…

– Так взывай же к нему. Напряги все силы – и он ответит.

Еще несколько мгновений Рахман колебался, не зная, как же призывать того, кто был столь необходим. Но вот пришло понимание, и почти сразу, как удар колокола, юноша услышал ответ:

– Я здесь, юный ученик. Я здесь, и знаю, о чем ты хочешь просить меня. Знаю я и о предсказании, которое сделал Наг-повелитель. Я жду вас, и думаю, что смогу составить для магараджи снадобье. Слушай советы прекрасной Мень Май, и вы достигнете моего жилища уже на закате следующего дня.

Стих грохот сурового голоса Чжан Каня.

– Пора уходить, ученик, – проговорила Мень Май. – Твои силы стремительно тают, а впереди еще долгое странствие.

Теперь Рахману достало сил только на то, чтобы вернуться в привычный мир полутонов и полуцвета. Мир, который не оглушал, не ослеплял, хотя и не дарил столь удивительных возможностей…

Друзья с нетерпением ожидали, чем же закончится это безмолвное странствие.

– Великий знахарь знает о нас. Он согласился составить зелье для магараджи. Нам следует лишь прислушиваться к советам прекрасной Мень Май – и тогда уже завтра на закате мы найдем прибежище великого Чжан Каня.

Рахману казалось, что он говорит очень громко, а друзья почему-то склоняются к нему все ближе и ближе. На самом деле он едва шептал, а спутники старались расслышать его слова. И лишь едва имя знахаря было произнесено, как юноша погрузился в глубокий сон.

– Единственный из вас, кому открыт истинный мир, еще слишком юн, чтобы рассчитать свои силы. Пусть отдохнет. Пора отдыхать и вам, – проговорила Мень Май, с наслаждением потягиваясь. – Завтрашний ваш день будет очень тяжким, он отнимет у вас почти столько же сил, сколько сегодняшнее странствие отняло у юного Рахмана. Отдыхайте, мои гости, и да будет сладким этот сон.

Словно послушные малыши, странники смежили веки. И лишь Тор, что сидел поодаль, бодрствовал. Он почти с радостью заметил, что голос волшебницы умолк. «О великий Один, неужели ты даруешь мне покой?» – подумал воин.

– О нет, Тор-богатырь, ты уже никогда не изведаешь покоя, – раздался рядом голос той, от которой он пытался бежать.

Эти простые слова и прикосновение прохладной ладони к плечу были для Тора страшной пыткой. И, не в силах вытерпеть душевной боли, он упал на колени перед прекрасной Мень Май, в которой теперь и был весь смысл его жизни.

Макама восемнадцатая

– Прекраснейшая, единственная женщина на свете! Какие слова мне найти, чтобы рассказать о своей любви?

– Я знаю о ней, я слышу твою душу. Твой разум не замутнен ложью, ты честен и прям… Мне близка эта простота. Она, словно родниковая вода, омывает мои чувства и вновь дает силы верить в то, что в мире есть и страсть, и нежность.

Вторая ладонь девушки легла на плечо воина. Он вскочил, будто пушинку поднял женщину своих грез и зарылся лицом в ее черные волосы.

– Моя сказка…

– Мой воин…

Этих простых слов хватило двоим, чтобы выразить всю невероятную полноту желания, которое подобно гигантской волне накрыло их с головой.

Сопротивляться этому чувству прекрасная Мень Май была не в силах, понимая, что беззащитна перед обаянием этого удивительного и честного воина. Ему достаточно было лишь прикоснуться к ней, как она таяла, словно мед.

Вот потому одного легкого прикосновения хватило, чтобы повергнуть прекрасную Мень Май в трепет. Рука воина скользнула ниже, от шеи – к ключицам и ложбинке между грудями. Груди тотчас же отяжелели, дыхание несравненной волшебницы стало неровным. Тор-воин с наслаждением припал к ее соскам. Руки его благоговейно гладили бедра. Мень Май ощутила тяжесть внизу живота, а в самом чувствительном месте ожило подрагивание и томление.