Избранник ворона

– Так ты с самого начала все знал?

– Конечно.

– И все равно возьмешь с меня деньги?

– Обязательно. Глупость и жадность – слишком дорогие удовольствия, и если хочешь жить хорошо, надо от них отказываться... Без обид?

Ринго протянул руку.

Нил вздохнул и ответил на рукопожатие.

– Без обид, – твердо сказал он.

XI (Ленинград, 1974)

Лицо у матери было злое и растерянное.

– Я ничего не желаю слышать! – гремел ее прославленный голос; и в резонанс ему звенела посуда на обеденном столе. – Тощая авантюристка, кошка драная из какого-то Мочегонска! Не допущу!

– Во-первых, я уже сутки как совершеннолетний и вполне могу принимать самостоятельные решения.

– Да? А во-вторых?

– А во-вторых, город называется не Мочегонск, а Мончегорск. И не пытайся острить, если не умеешь.

– Ах, вот как? Спасибо за критику!.. Может быть, вы и жить собираетесь в этом благословенном городишке, в блочном бараке с видом на гипсового Ильича?

– К твоему сведению, никаких гипсовых Ильичей там нет, а на центральной площади стоит роскошный бронзовый лось...

– Лось? Очень уместно. И месяца не пройдет, как она наградит тебя рогами не хуже того лося.

– Не смей оскорблять Линду, слышишь! Она не такая!

– Все они не такие. До свадьбы. А как получат свидетельство о браке и ленинградскую прописку, так и пускаются во все тяжкие. Знаем мы этих провинциальных проныр! Имей в виду, я не намерена спокойно смотреть, как мой сын собственными руками губит свою жизнь!

– Да плевать тебе на мою жизнь и всегда было плевать! Ты в свою жизнь вторжения боишься, боишься неудобств. Не беспокойся, мы ни на что не претендуем и помощи просить не намерены – крыша над головой у нас есть, и себя мы как-нибудь прокормим.

– Себя – может быть. А ребенка?

– Какого ребенка? Детей мы пока не планируем.

– Так она даже не беременна?! Тогда я вообще не понимаю, зачем надо жениться?

– Потому что я люблю ее! Ты хоть понимаешь, что это такое? Хотя да, конечно, понимаешь, ты же каждый вечер поешь о любви!

Мать грохнула об пол пустую тарелку и выбежала в коридор.

– Жестокий ты, внучек, – сказала бабушка...

* * *

Ольга Владимировна, и прежде не злоупотреблявшая общением с сыном, теперь и вовсе перестала с ним разговаривать, да и он старался поменьше показываться ей на глаза, проводя все время у невесты. В тех редких случаях, когда они сталкивались – обычно это происходило во второй половине дня, когда Нил после занятий забегал домой принять ванну или забрать что-нибудь нужное, – мать окидывала его пламенным взглядом, в котором он читал: «У меня больше нет сына!» – «Актерка! – думал он: – Тоже мне, мать-перемать! Обойдемся!»

И обходились. Из Теберды компания возвратилась несколько богаче, чем уехала. Помогли и Ниловы волшебные очки, и еще кой-какие фокусы – условные сигналы, рельефные наколки на картах. Имелись и другие схемы, сути которых Нил не знал, только видел, как из комнаты, записанной на девчонок – реально в ней жили Катя с Ринго – выходил какой-то толстый человек и в коридоре дрожащими руками совал Ринго деньги. Нил не вникал: здешний отдых был полноценен и радостен. Утром и днем – походы, головокружительные спуски на горных лыжах, вечерами – карты и легкое музицирование, ночами – Линда. Возвратился он, окрепший физически и за две недели полностью покрывший свой недавний проигрыш.

День свадьбы приближался. Нил совсем перестал бывать дома, но и на Четвертой Советской становилось день ото дня скучнее. Линда, завалившая зимнюю сессию, интенсивно готовилась к пересдачам и целыми днями пропадала в Публичке на Краснопутиловской. Ринго с Катей снова укатили куда-то. «Ниеншанц» находился в стадии реорганизации: Геру Гюгеля с треском вышибли с пятого курса, и он скрывался от весеннего призыва у родственников на Урале, а нового соло-гитариста они пока не нашли. Возвратясь с лекций, Нил маялся бездельем, слонялся из угла в угол, едва ли не каждый час примерял свадебный костюм, закупленный все в том же чековом магазине. Линда приходила поздно, вымотанная до предела, наспех ужинала и бухалась в кровать, а Нил, взяв книжку или гитару, пил чай на кухне, наигрывал что-нибудь тихое и лирическое и идиллически тосковал.

В один из таких вечеров, когда до регистрации оставалась всего неделя, в квартиру решительным шагом вошел чуть запыхавшийся Ринго.

– Одевайся, поехали, – кинул он Нилу.

– Куда? Зачем?

– Надо у родственника вещички забрать.

– В такое время? Полночь скоро.

– Он завтра утром уезжает.

– А я тебе зачем?

– Нести поможешь. Вещей много.

Они довольно долго ехали на метро, потом еще шли куда-то по унылым улицам, застроенным одинаковыми длинными девятиэтажками. Та, возле которой остановился Ринго, ничем от других не отличалась.

– Жди здесь, – бросил он, показывая на сырую скамейку у крайнего подъезда.

– Так ведь мокро...

– Ну, пройдись. Только недалеко. Я скоро.

Он исчез в подъезде.

В одной умной книжке Нил вычитал, что труднодоступное в теории понятие относительности времени знакомо каждому в обыденной практике. Сколько длятся пять минут, когда вы ждете любимую на назначенном свидании, и сколько – когда вы на это самое свидание опаздываете? И то обстоятельство, что ждал он отнюдь не любимую, бега времени не убыстряло. Нил выкурил три сигареты подряд, начал четвертую, закашлялся и выкинул в лужу. Прохудившаяся правая подметка не хуже насоса закачивала воду с мокрого тротуара. «Простуда обеспечена, – обреченно подумал он. – А может, ну его на фиг, этого Ринго, и без меня справится, на метро бы только успеть».

Нил дошел до соседнего дома, столь же безликого и длинного, и сообразил, что совершенно не представляет себе, где метро. Фонари на широком безымянном проспекте горели через два на третий, прохожих в этот мрачный, поздний час не было, из транспорта – лишь редкие, стремительные автомобили.

– Тьфу! – сказал Нил и двинулся поскорее назад, пока окончательно не потерял ориентировку и мог еще найти подъезд, где расстался с Ринго.

А вот, кстати, и он. Стоит у той самой скамейки, поставив на нее две объемистые сумки.

– Ну, где черти носили? – сердито спросил Ринго, завидев Нила. – Я же сказал: жди здесь. Ладно, бери сумку – и ходу. Последнюю электричку пропустим.

Не пропустили. Ринго развалился на скамейке в пустом вагоне, закурил и с ухмылкой поглядел на Нила.

– Родственничек-то ничего попался, не бедный. Реализую, потом и вам с Линдой деньжат подкину. Вроде как приданое.

– Что за родственник? – внезапно насторожившись, спросил Нил.

– Дедушкин двоюродный брат. В Ростове зажмурился, наследство оставил. Я его и не знал совсем.

– А-а. – Нил мгновенно успокоился. – Слушай, но это же твое имущество. Нам чужого не надо.

– Бери, пока дают. Куда мне, солить, что ли? Деньги – грязь. Но без них тускло. А я не хочу, чтобы мои друзья жили тускло.

– Ринго, – прочувствованно сказал Нил. – Будь моим свидетелем на свадьбе. Ринго прыснул в кулак.

– Ты что?

– Спасибо, конечно, только извини, старик, не могу.

– Почему? – обиженно спросил Нил.

– Я на этот день уже приглашен в свидетели.

– Кем? – Линдой.