Избранники Тёмных сил

— Великолепно! — после недолгого молчания прошептал Эдвин. — Самые простые вещи: площадь с фонтаном, продавщица фиалок, играющие дети, как только их берется изобразить ваша кисть, выглядят одухотворенными и непередаваемо притягательными. Для того, чтобы создавать такое великолепие из всего самого простого, нужно быть обладателем незаурядного таланта.

— Скорее всего, вы говорите так из вежливости, но вы преувеличиваете, — Марсель вспыхнул от похвалы и попытался возразить. — Мои работы еще никто не оценил, я не признанный мастер, а всего лишь бродячий живописец, к тому же, самоучка. Мне ни за что не сравниться с теми, кто…

— Поверьте, за столетия я успел насмотреться на шедевры самых великих художников, не только людей, но и тех, кто называют себя избранными…, - Эдвин грустно что-то прошептал, всего несколько слов на иностранном языке, смысла которых Марсель не понял. — Ни одна из их лучших работ не стоит даже вашего эскиза. В противном случае, я бы не обратился к вам.

— Но я беден, у меня нет ни связей, ни родни, нет, ничего того, что помогает достижению успеха в этом мире.

— У вас есть талант, — возразил Эдвин, и его замечание прозвучало весомо.

— Что значит талант, перед богатством и нужными знакомствами, — Марселю было неприятно об этом говорить, но почему бы не открыть душу перед ангелом. Этот светлый дух, наверняка, знает о том, что работы юного, пусть и талантливого мастера скупаются по дешевке, будь они хоть самыми восхитительными, пока сам творец не стал личностью, на знаменитость или признание рассчитывать нечего.

— Считаешь, что мелкие интрижки и купленная деньгами однодневная слава может соперничать с настоящей даровитостью? — Эдвин усмехнулся, покрепче обхватил облитое бархатной материей колено и пренебрежительно глянул на кровать, словно давая понять, что она больше напоминает самодельное восточное ложе, чем обычную, необходимую человеку постель.

— Да, ты, действительно, беден, — согласился он. — А еще ты скромен, думаешь, что если кто-то пару раз чисто из зависти сделал тебе неприятное замечание, то оно обязательно должно быть правдиво. В Виньене те, кто рисуют намного хуже тебя, но обладают влиятельными родственниками, или хотя бы завели нужные связи с дворцовой челядью, давно уже стали знамениты, но с таким методом достижений успеха, боюсь, их слава умрет раньше, чем они.

— Как это все несправедливо, — обида на жизнь проснулась в Марселе с новой силой. — Жизнь несправедлива, — грустно пояснил он, хотя не сомневался, что гость все понимает.

— И только ангелы неподкупны, — в тон ему, но с глубоким скрытым смыслом сказал Эдвин. — Не огорчайся, пусть у бездарностей есть земные покровители, но вас, гениев, защищает наш народ.

— Я не гений, — возразил Марсель, как ему показалось, честно. Да, он работает чуть лучше других, но у него нет шанса стать лучшим.

— Если бы ты им не был, ты бы никогда не увидел меня, — Эдвин чуть изменил позу, и что-то с шуршанием шевельнулось за его спиной. Наверное, он уже давно сидел на кровати, но ветхое сатиновое покрывало ничуть не смялось под ним, неужели при всей своей красоте он еще легок и невесом, как пушинка.

— Все мы непохожи на людей, — словно прочтя его мысли, заметил Эдвин. — Запомни, Марсель, и ангелы, и демоны склонны влюбляться в гениев. Кого ты сейчас видишь перед собой, темного или светлого духа?

— Я вижу ангела, — пролепетал Марсель, и он был уверен в этом.

— Хорошо, — Эдвин коротко усмехнулся. — У тебя есть право на собственное мнение. Один раз я помог девушке, не менее талантливой, чем ты, но она…В общем, не важно, — он пренебрежительно взмахнул изящной, но сильной рукой, словно отгоняя прочь тягостные воспоминания. — Грешники отправляются в ад, праведники, скорее всего, возносятся на небеса, по крайней мере, так учат сейчас паству в приходах Рошена, но для одаренных существует третий путь, и он ведет в ту империю, побывав всего однажды в которой, ты бы уже ни за что не захотел вернуться в этот суетный мир.

Как чарующе ты говоришь, подумал Марсель, но не посмел произнести этого вслух. Теперь он испытывал какой-то благоговейный, всеобъемлющий страх перед полуночным пришельцем и в то же время готов был поклоняться ему.

— Я прославлю тебя, — наконец пообещал Эдвин. — С твоим мастерством ты заслуживаешь того, чтобы уже в юные годы быть признанным один из величайших живописцев, но услуга за услугу. Сначала ты поможешь мне и напишешь такую картину, перед которой не останется равнодушен никто, а после я сделаю тебя знаменитым…и богатым.

Зачем мне теперь нужно богатство, какое золото может соперничать с блеском этих кудрей, думал Марсель, смотря на чудесного гостя. Разве смогу я думать о том, что мир прекрасен, если в этом мире больше не будет тебя, Эдвин?

— Я никуда не исчезну, — тихо произнес он. — Пока ты жив, я буду с тобой. Зная, как ранимы и восприимчивы подобные тебе к самым мелочным обидам, я уже не смогу оставить тебя без защиты. Другие, такие же, как я, очень часто выбирают себе подопечных, так почему бы точно так же не поступить и мне. Простые люди не могут нас видеть, таков установленный свыше закон, но поклонники прекрасного и истинные деятели искусства очень часто становятся нашими избранниками.

Он ни разу не называл имен этих избранных, в каждом его слове крылась какая-то едва уловимая загадка, какой-то намек. Ангел словно играл с Марселем в какую-то изощренную, жестокую игру. «Догадайся сам», звучало в каждой фразе, но о чем Марселю нужно было догадаться. А что случается обычно с этими избранниками, хотел спросить он, но не решался.

— Для начала я хочу дать тебе заказ, который щедро оплачу, — Эдвин посмотрел на Марселя, и его глаза зажглись каким-то зловещим внутренним огнем. Их взгляд, словно говорил без слов: «Прославься и умри!».

«Стань великим и уходи в неведомый людям мир вслед за мной», тревожно звенело в мозгу Марселя. Он должен был бы испугаться Эдвина, должен был хотя бы насторожиться, но разве можно испытывать что-то кроме любви к такому прекрасному мудрому созданию.

Эдвин легко вскочил на ноги. Движение бесшумное и почти неуловимое для взгляда. Марсель не видел, как юноша двигается к нему через комнату, как обходит стороной расставленные по всюду мольберты и скатанные трубочками стопки холстов, но Эдвин уже стоял перед ним, так быстро, будто ходить по комнате ему было вовсе не надо, будто он мог мгновенно перенестись из одного места в другое по своему желанию.

Что-то круглое, золотистое блеснуло в воздухе. Эдвин протянул Марселю медальон на длинной цепочке, с крышкой, украшенной изящной гравировкой и мелкими вкраплениями изумрудов.

Марсель не сразу решился прикоснуться к такой дорогой и искусно сделанной вещи. Когда он все-таки взял медальон в руки, ему показалось, что он держит маленький осколок солнца.

— Раскрой! — прозвучал приказ над его ухом.

Крышка открылась мгновенно с тихим щелчком. Крошечный портрет чернокудрой красавицы привел Марселя в восхищении. Вот этого маленького кусочка холста, вставленного в медальон, размером чуть больше грецкого ореха, действительно, коснулась кисть настоящего мастера.