Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Избранники вечности. Книга 1. Смерть – это лишь начало
Шрифт:

«Да он философ, – подумал я, усмехнувшись про себя. – И кажется неглупым, на удивление. Пожалуй, он-то мне сейчас и нужен».

Толком ничего не объяснив и не слушая возмущенных ругательств, я стащил с матраса полусонного нечесаного пожилого мужчину в лохмотьях, судя по всему, мывшегося в последний раз еще летом. Изо всех сил подавляя врожденную брезгливость и отвращение, пока он, вяло сопротивляясь, пребывал в раздумьях, то ли попытаться меня ударить, то ли сбежать, я отрывисто бросил:

– С меня вино и жаркое, а ты выслушаешь и дашь совет.

Оторопело вытаращив глаза, тот прекратил сопротивление, и я потащил его за рукав в ближайший дешевый кабак. Конечно,

в приличное заведение моего спутника не пустили бы ни за какие деньги, да и здесь швейцар недовольно сморщил нос и хмуро преградил нам путь. Однако мой вид убедил его, и за солидные чаевые метрдотель разрешил нас обслужить при условии, что мы займем отдельную кабинку, чтобы не смущать остальных посетителей. Наконец, сделав заказ, я получил возможность произнести аргументы.

Слушатель мне попался отменный. Ловко орудуя столовыми приборами, он не только старательно внимал моим словам, но и обратил внимание на некоторые погрешности в логике. В итоге в моей голове сложился почти готовый вариант апелляции. Может быть, это лучше, что я не смог обратиться к Золтану или Луке. Для растерзанной гордости делиться позором даже с самыми близкими друзьями слишком болезненно. А этого бродягу я не знал и, надеюсь, больше никогда не увижу. Распрощавшись возле подворотни, я сунул клошару все деньги, которые оставались в карманах, и поспешил в свой кабинет.

Теперь недопитая бутылка коньяка показалась лишней. Я быстро все убрал и, обмакнув тонкое перышко в чернильницу, приступил к работе. Рука так и порхала над бумагой, едва поспевая за мыслью. Потом внимательно перечитав и внеся последние правки, я уселся за пишущую машинку, чтобы подготовить окончательный документ.

Ну, вот и все. Стояла глубокая ночь. Заявиться к Лавассеру явно неприлично. Я быстро допил остатки коньяка и улегся спать, провалившись в глубокий сон. Утром, как только счел удобным, я стоял на пороге дома доверителя. Месье Лавассер, конечно, удивился моему внезапному натиску, когда я горячо стал убеждать его в необходимости подавать апелляцию. Улыбнувшись в пышные усы, он проговорил:

– Действуйте, месье Ансело, я в вас не сомневался.

Наверное, так, как в этот месяц, я еще никогда не работал. К счастью, друзья меня поняли и не беспокоили. Даже о Рождестве я вспомнил лишь потому, что мама с Ноэми пришли накануне в гости, чтобы поздравить. Хорошо, что подарки я приготовил заранее.

Больше всего я боялся, что мама заговорит о моем позоре, захочет выразить сочувствие, или, еще хуже, скажет о том, как переживал отец. Благо, она очень деликатная и понимающая женщина и никак не затронула этот вопрос. Надеюсь, что Ноэми вообще осталась не в курсе произошедшего. Хорошо, хоть огромная загруженность не позволяла уделять внимание переживаниям и мучениям ущемленного достоинства. Меня едва не шатало от усталости и недосыпания, я осунулся, под глазами залегли тени, но к установленному сроку я полностью уверился в правильности принятого решения.

Сдав документы в канцелярию и встретившись с Гринбергом у судьи через неделю для назначения даты разбирательства, я уже спокойно выслушал его презрительное:

– Молодой человек, вы еще глупее и самонадеяннее, чем я думал. Неужели одного раза недостаточно? Или, может, вы мазохист?

– Вы склонны к поспешным выводам, месье Гринберг, – ответил я сдержанно. – Это непрофессионально. До встречи в процессе.

Оппонент от подобной наглости в лице переменился. Мне показалось, даже зарычал и глаза на мгновение кровью налились, но быстро взял себя в руки. Пусть считает меня наглым дураком, меня это вполне устраивает. Зато теперь

есть два месяца, чтобы подготовиться.

Вот только, чтобы целиком погрузиться в работу, необходимо прежде закрыть финансовую брешь. Хозяин требовал уплаты задолженности и аванса за квартиру, грозя выселением, да и питаться я привык регулярно. Чтобы продержаться эти два месяца, я обратился к отцу Луки за небольшой краткосрочной ссудой. Месье Дюкре внимательно выслушал просьбу и, приподняв бровь, поинтересовался:

– Неужели дела вашей семьи настолько плохи, что Ансело понадобился заем? Позвольте, молодой человек, усомниться в этом. Ваш многоуважаемый отец держит счета в моем банке, так что я, как управляющий, вполне осведомлен, что это вовсе не так. Что же мешает попросить деньги у отца?

Я промолчал, не собираясь посвящать въедливого банкира в свои проблемы.

– Видишь ли, Джори, – строго проговорил он, очевидно заподозрив меня в неблаговидных делишках, – если ты по личным причинам не можешь использовать семейные счета, то тебе нужен поручитель. Если бы в этом качестве за тебя выступил Гаэтан, я бы без малейших сомнений и под самый минимальный процент ссудил тебе практически любую сумму.

Он замолчал, выжидающе глядя. А что я должен ответить? Если бы мог обратиться к отцу за поручительством, я бы просто попросил у него деньги, и мне не нужен банк Дюкре. Честно говоря, я ожидал, что друг сам за меня поручится, тем более, что мне требовалась сравнительно небольшая сумма, но Лука промолчал. Видно, не захотел следовать пословице: «Ami au pr^eter, ennemi au rendre» (фр.) – друга кредитовать – врага наживать. Или события, произошедшие со мной, подорвали доверие. В любом случае, я был неприятно удивлен и разочарован.

– Нет, месье Дюкре, – пришлось сознаться. – Я не могу обратиться к отцу. Спасибо, что уделили время, – и я поспешил откланяться.

Все, что нашлось ценного – пара золотых булавок для галстука, запонки, перстни я отнес в ломбард, собрал всю наличность и снял крохи, остававшиеся на счете. Рассчитавшись с долгом, я отказался от квартиры. Все личные вещи я перевез к Золтану, попросив подержать, пока подыщу недорогое помещение. Увидев такое дело, друг предложил помощь, но я знал, что ему приходится почти всю выручку отдавать банку, да и лечение отца стоило недешево.

Тогда Золтан настоял, чтобы я остался жить в их доме. Его мама, мадам Леговец, оказалась очень доброй и заботливой женщиной. Не имея возможности оплачивать прислугу, она сама содержала в порядке дом, прекрасно готовила, да еще помогала мужу, а теперь и сыну вести бухгалтерию. Теперь я смог целиком сосредоточиться на деле, понимая, что больше не имею права на ошибку.

И вот мы снова под крышей Дворца правосудия на острове Сите. В этот раз не предусмотрено длительных прений, все должно решиться одним днем. Речь моя текла легко и без усилий, но это пока была «легкая артиллерия».

После того, как я зачитал текст апелляционной жалобы, право выступить с возражениями было предоставлено Гринбергу.

Цель его выступления вполне ясна. Изначально он хотел выбить из-под моих ног малейшую опору, и, конечно же, постарался отвергнуть факты, изложенные в апелляции. Но он просчитался. Я уже теперь не тот Джори, что в прошлый раз, сегодня я оказался готов к бою и встретил его во всеоружии.

Уверенной и твердой походкой я вышел для ответного слова. Удивительно, но я почти не волновался. Мне не приходилось напрягаться и заглядывать в бумаги. Все аргументы и контраргументы оппонента, даже то, чего он не сказал – все это уже неоднократно проговаривалось мною мысленно и вслух.

Поделиться с друзьями: