Избранное (сборник)

Он. Конечно. А у меня еще чуть-чуть гордости.

Она. Вот-вот.

Он. Это удивительно как здорово. Это настоящее, правда?

Она. Конечно. Тут много и другого, нового, неожиданного. Вот сейчас я чувствую, например, слабость. Чуть-чуть, но есть.

Он. Это от радости.

Она. Конечно.

Он. Вот-вот. Очень это волнующая встреча.

Она. Да. Без сомнения. Одна из лучших за последние так года три-четыре.

Он. Мне кажется, здесь прозвучало столько чувств, что мы уже не расстанемся.

Она. Нет, что ты. Это исключено. Куда ж мы в таком состоянии пойдем?

Он. Ко мне.

Она. Конечно. И вот что я хочу тебе сказать. Когда ты сказал «ко мне», вот только что, знаешь, что я почувствовала?

Он. Большую радость?

Она. Ну, это само собой. Тут сложная смесь. Тут и облегчение, и гордость, и немножко огорчения, что все так кончится, и что-то новое, типа такого чисто потребительского – это необязательно у всех, это у меня. И даже что-то от потрясения. Не само потрясение, понимаешь, а что-то от него, какое-то послезвучие.

Он. И я, когда сказал, вдруг почувствовал что-то вроде знаешь чего?

Она. Чего?

Он. Ожидания ответа, что ли. Очень интересно. И какое-то такое волнение пробежало, потому что в это время у тебя в глазах ничего не было и мне надо было чем-то заполнить это. Я сказал – и почувствовал такую радость, такое облегчение. Это что-то очень настоящее, что-то действительно радостное, и даже твой ответ был тут не так важен.

Она. Конечно. Я так и поняла.

Он. Важно было, что я спросил и ты ответила, и это свидетельствует о таком контакте, что любые слова бессильны перед этим чувством. Мы не должны расставаться.

Она. А зачем?

Он. Вот-вот. Я даже не подумал. Вот действительно – а зачем? Смотри, как ты просто сказала, и все стало ясно.

Она. Ага.

Он. Тут вся суть в простоте. В простоте, я думаю, и есть истина и настоящее.

Она. Ага.

Он. До свиданья.

Она. Ага.

Он. Мы обязательно увидимся.

Она. Да, да…

Прэсса дает! (1988)

Собраться так же они там могут, но испытывать при этом счастье – никогда.

Смотреть вместе кино они тоже могут, но так ликовать, так расстраиваться… Почему наша жизнь полней и убедительней?! Почему нас обуревают такие страсти?! Почему наша жизнь счастливее, ярче?! Во всем. В каждой мелочи. Именно мелочи делают нашу жизнь такой привлекательной, и радость мы испытываем гораздо чаще.

Разве они могут всей страной прочесть одну книгу и узнать о себе потрясающие новости? Разве они когда-нибудь поймут, что значит узнавать исторические, генетические, сельскохозяйственные подробности из художественной литературы?

Разве они почувствуют такую отдачу от писательского труда? Ведь писатели у нас дают путевку в жизнь офтальмологам и конструкторам.

В художественных журналах инженеры, техники, юристы ищут и находят ответы на профессиональные вопросы. С какой жадностью население читает! Где еще столько читают в любом транспорте и вздрагивают от сладкого мщения или открытия? А как мы расстраиваемся от газетного холодка? Где, в какой стране народ так расстраивается от тона газет? Кажется, скисли, кажется, им заткнули рот?..

Вдруг ликующий крик: «Читали?! В этой маленькой… под дых характеристикам… А-а-а! Звезданули Главное юридическое управление Министерства иностранных дел СССР. А-а-а!» – «Где?..» – «Вот! Вот и вот».

Народ уткнулся… Все проехали свою остановку… Все содрогнулись от смелости малышки. Как стреляет!

Читали?.. «Удар по армии?» – «Сельская жизнь» за семнадцатое»? – «А-а-а!..» Все снова проехали остановку. О-о-о! Елки-палки! Прэсса дает! Звездает по площадям.

Три дня тишины…

– «Известиям» заткнули рот!.. «Московские новости» громят только по-английски, по-русски лижут зад администрации, «Литературка» укусила сама себя и отравилась.

О-о-о! А-а-а! – в криках народ снова проехал свою остановку.

– Слышали, вызвали телевидение и сказали: если вы, гады, еще раз покажете «12-й этаж!»… А те заныли: а что нам делать, мы же уже отменить не можем, мы шесть раз показывали. А им сказали: вот, гады, теперь выкручивайтесь, и чтоб передача была, и чтоб министров не порочили, и чтоб гласность была, и чтоб выкриков не было, и чтоб цены повышались, и чтоб люди одобряли, и чтоб свобода была, и чтоб митингов не было. Вот теперь и выкручивайтесь, гады. И они побежали на работу – выкручиваться… А-а-а!.. Во дела!..

И народ опять проехал свою остановку.

– Ребята! А перестройка – это что?..

– Ты что?

– Не, ну как?.. Вот я, допустим, слесарь… Мне как?

– Ты чего тут бузотеришь? Ты чего тут в таком большом деле подмигиваешь?

– Да нет… Я просто спросить хотел… Все кричат – перестройка… Это что? Мне лично?.. Опять, что ли, быстро, качественно, эффективно или, может быть, трудиться с отдачей?.. Я что хотел узнать, почему я понять не могу. Мне говорят: «Ты в самом низу, с тебя начинать». Ладно, я в самом низу. И мне как? По-прежнему эффективно, быстро, с высоким качеством или, может, с полной отдачей? Я потому и спрашиваю. Мне будет выгодно или опять быстро, эффективно, высококачественно, не снижая темпов, на своем рабочем месте?.. Я спрашиваю, перестройка для меня лично – это что?..

– Критикуй.

– Кого?

– Кого видишь.

– Ага… А когда мне будет выгодно?

– А кого выгодно, того критикуй.

– А-а-а!.. – И народ проехал свою остановку.

– Читали, «Социндустрия» потребовала пустить адвоката в КПЗ?

А следователи закричали: «Мы при адвокате вообще ничего не раскроем. Мы и так судим не тех, кто виноват, а тех, кого поймали. Мы не можем искать виноватого. Его вообще нет. Его нигде нет. Они давно уволились, переехали и погибли еще в гражданскую. С тех пор от них остались инструкции, по которым мы действуем.

А «Индустрия» закричала: «Как?» А все следователи завыли: «А вот так…» А «Индустрия» как шепнет: «Меняйте!» А следователи как застынут: «Что, все менять?» А «Индустрия» тогда побежала выяснять, почему овощей мало на станции Раздельной и их не завезли, и вообще, до каких пор сами водители будут нарушать проезд через осевую…

– А-а-а!.. Прэсса. Ну, прэсса!

Метро гудит. Народ ездой не интересуется. Народ компанию ценит.

– Читали, «Московские новости» на китайском языке сообщили о новых правилах выезда?