Избранное в 2 томах. Том 2

— А разве бывают и осмысленные зверства? — вызывающе спросила Ольга.

Майор опустил глаза.

— Все мое существо, фрейлен, протестует против всякого зверства. Я глубоко возмущен обращением с вашими пленными. На войне это недостойный поступок. Это поступок, недостойный воина. Это поступок, недостойный человека вообще. Мне стыдно перед вами, фрейлен…

Голос у майора задрожал. Скулы запылали. Челюсти сжались.

Ольга смотрела на майора. В чем дело? Быть может, ослепленная ненавистью, она не хочет увидеть в майоре обыкновенные человеческие черты? Быть может, он — обыкновенный человек, рожденный матерью и только одетый в гитлеровский мундир?

Майор глубоко вздохнул. Он хотел еще что-то сказать, но сдержался.

— Можете ли вы подняться, дорогая фрейлен? — ласково спросил майор. — Позвольте мне отвезти вас на моей машине?

Ольга встала. Она совершенно оправилась.

— Спасибо, — сухо ответила она. Я чувствую себя хорошо.

— Но… — начал было майор.

Ольга пошла прочь. Недостает только, чтобы он подвозил ее.

Майор пошел вслед за ней. Около машины Фогельзингера Ольга остановилась.

— Спасибо за помощь, — холодно сказала она.

Майор приложил руку к козырьку.

— Может, вы позволите мне все-таки подвезти вас? Я боюсь, как бы вам опять не стало дурно.

— Благодарю, — сказала Ольга, — я чувствую себя совсем хорошо. Прощайте!

— Всего хорошего, — покорно сказал майор. — Разрешите мне навестить вас завтра и справиться о вашем здоровье?

Ольга ничего не ответила.

— Я заеду к вам завтра! — сказал вслед ей майор.

Ольга оглянулась.

— Нет, — сказала она, — завтра меня не будет дома… Я… еду завтра за продуктами в деревню.

Ольга вовсе не собиралась ехать в деревню за продуктами. Она сразу придумала этот благовидный предлог, чтобы избежать посещения майора. Однако она тут же решила, что действительно надо поехать в деревню. Ида! Иду надо переправить в деревню. Надо найти возможность это сделать.

— На чем вы завтра думаете поехать в деревню? — спросил майор. — Мне завтра не нужна машина, я мог бы предложить ее вам.

— Благодарю вас, — сказала Ольга. — Меня подвезут.

— Простите, фрейлен, — сказал он с сожалением.

Вдруг Ольга остановилась. Майор стоял, глядя ей вслед. Он был печален и как будто пришиблен. Когда Ольга обернулась, он поспешил к ней:

— Вам что-нибудь нужно, фрейлен?

Ольга смотрела на майора. Желание кипело в ее груди. Внезапное, неожиданное, быть может опрометчивое, но неудержимое, непреодолимое желание. Оно овладело ею целиком. У нее даже дух захватило.

Майор ждал. Он следил за глазами Ольги, неожиданно засиявшими, живыми:

— Битте, фрейлен?

— Завтра я не успею поехать в деревню, — сказала Ольга, с трудом преодолевая волнение и едва сдерживая дрожь в голосе. — Если вы позволите, герр майор, завтра я сама приду к вам… поблагодарить вас. Простите, герр майор, за то, что я была так… резка. Мне стало нехорошо…

— О, пожалуйста! — Глаза майора засветились радостью. — Вы окажете мне, фрейлен, такую честь! В котором часу я могу ждать вас?

Мысль Ольги лихорадочно работала. Она напрягала всю свою память. В котором часу Москва передает сообщения Советского Информационного бюро? Боже мой, как давно слушала Ольга сообщения Советского Информационного бюро! Завтра она опять услышит! Она пойдет к майору. Она не может не пойти. Она должна услышать, собственными ушами должна услышать сообщение Советского Информационного бюро. Ольга наконец вспомнила: в двенадцать, в два, в четыре, в семь… Но в семь по городу уже нельзя ходить…

— Если вам удобно, я приду после трех?

— Отлично, — сказал майор, — в три часа я всегда дома. Я с нетерпением буду вас ждать!

Она должна была поторопиться, потому что вдруг заулыбалась весело и радостно и никак не могла сдержать свою улыбку.

Ольга шла улыбаясь, — давно уже не ходила она улыбаясь, — но ведь завтра она снова услышит Москву! Она шла легким и скорым шагом. Потом взбежала по лестнице на свой этаж и даже не почувствовала, что ноги у нее опухли от голода, что сердце ослабело. Она даже не запыхалась, только в висках у нее стучало. Завтра она снова услышит голос Москвы! Громко и весело постучала она в дверь.

Ей открыл Пахол, не Валя. Он был дома в такую раннюю пору.

Ольга похолодела. Вся веселость, все одушевление сразу пропали.

— Они… приходили?.. Ида?.. Что с детьми?

— Нет, панна Ольга, дома все благополучно…

— Что же случилось, Ян? На вас лица нет. Что-нибудь случилось в городе?

— Нет, панна Ольга, — едва слышно сказал Пахол, — с вашего позволения, на этот раз беда стряслась надо мной…

Ольга схватила Пахола за руку и потащила его в комнату к свету.

— В чем дело, Ян? Я вижу, случилось какое-то страшное несчастье.

Пахол смотрел в землю.

— Случилось в самом деле страшное несчастье, панна Ольга. Об этом не хотелось думать. Но, видно, так было суждено, и так оно и случилось…

— Не мучьте же, Ян! Скажите!

Пахол поднял голову. На губах у него блуждала виноватая, страдальческая улыбка.

— Я получил направление, панна Ольга…

Ольга не поняла.

— Меня мобилизовали. Я получил назначение в армию, на фронт.

— На фронт, Ян?

— На фронт. И не в какой-нибудь штаб, а прямо в батальон. Я буду возить командира батальона.

Ольга молчала. Пахол криво улыбнулся.

— У камрада Гитлера, видно, вовсе не стало солдат. Он мобилизует хромых. Правда, хромота не мешает управлять машиной. Но камрад Гитлер допускает в армию чеха. Правда, без оружия, только шофером. Но…

— Сядьте, Ян, — прошептала Ольга, и села сама.

Ольга смотрела на Пахола. Сердце сжималось у нее от му;'ки. Потом ее охватил ужас. Пахол должен идти в гитлеровскую армию! В фашистскую армию!

Пахол сидел напротив Ольги, как всегда, на краешке стула и улыбался невесело, потерянно.

— Когда вы должны ехать, Ян?

— Через час, панна Ольга.

— Через час?!

— В шесть часов я должен быть в команде. Правда, это близко — за углом.

Пахол поднял голову и обвел глазами комнату. С тоскою и болью прощался он взглядом с этими голыми стенами, которые стали для него родным домом.

— Кто же привезет вам теперь воды, панна Ольга? — тихо спросил Пахол. — Кто нарубит вам дров?