Избранное в двух томах. Том первый
Шрифт:
Девушка слишком много затратила сил, ее лицо побледнело, она устало закрыла глаза. Голова склонилась на плечо. Чтобы поддержать, Мурат обхватил ее за талию. Он чувствовал, как вздрогнула Лида, и обнял ее сильнее, но она выскользнула из его рук и бросилась к спуску. Снова замелькало между деревьями ее платье. Спустившись на расстояние брошенного аркана, Лида оглянулась и посмотрела на Мурата несмелым, вдруг погрустневшим взглядом.
Командиры, только теперь взобравшиеся на вершину, начали, тяжело дыша, подсмеиваться над Муратом.
— Что, упустил молодую лань?
— Да она как ртуть, разве удержишь в руках?
— Эта не даст накинуть себе петлю на шею!
Командиры передохнули,
На обратном пути решили сделать привал в доме отдыха. Лида вдруг снова зажглась весельем, смеялась до упаду и расшевелила всех.
— Шампанского, товарищи военные! — потребовала она.
Мурат отправился в буфет и купил четыре бутылки шампанского. Но Лида не пила: смеясь своим звонким смехом, она усердно угощала других и Хадише уделяла больше внимания, чем Мурату.
Домой Мурат вернулся весь во власти впечатлений от этого веселого пикника в горах. Как ни странно, он навеял на него грусть. Тихонько напевая печальные мелодии, Мурат прохаживался по комнате. А настроение Хадиши испортилось сразу же, как, только они переступили порог своего дома. На кухне она гремела посудой, но не было похоже, что она готовит ужин. Вволю нашумев, Хадиша появлялась на пороге, потом опять возвращалась на кухню. Наконец, выйдя к Мурату, она присела на диван. Мурат завел патефон и предложил:
— Давай, Хадиша, потанцуем.
Хадиша взорвалась:
— Танцуй один! Я не стрекоза, мне нужно привести в порядок квартиру.
— Что ты говоришь, Хадиша? Ну что могло случиться с домом? Ведь он как стоял, так и стоит на месте!
Мурат разобиделся. Так было хорошо сегодня, и вдруг домашняя ссора.
— Деньги, которые мы предназначали на вазу, ты ухлопал на шампанское. Нужна пара к той вазе.
— Купим, когда я получу следующую зарплату.
— На следующую зарплату я куплю трельяж.
— Ну, тогда через следующую.
— И ей найдется место.
— Ну, тогда купим в будущем году, — ответил Мурат, сердясь.
— И в будущем году найдется, на что потратить деньги. Из-за твоей расточительности мы ничего никогда не приобретем для дома. Ты любишь бросать деньги на ветер.
Мурат разозлился. Желая прекратить этот вздорный разговор, он сказал:
— Ну, хорошо, перестань. Наши родители и без этих глупых вещей прожили неплохую жизнь.
— Я не могу жить так, как они. Мои родители — культурные люди. Если тебе, выросшему в лохмотьях, не нужны вещи, то они нужны мне.
Терпение Мурата лопнуло. Слова Хадиши ударили по его самолюбию. Он молча, с ненавистью посмотрел в угол. Совсем недавно он с любовью выбирал в магазине эту вазу, а сейчас она казалась ему отвратительной. Напряженными шагами Мурат прошел в угол, двумя руками поднял с круглого столика вазу и, стиснув зубы, ударил ее об пол.
— Теперь нам незачем покупать еще одну вазу, — тяжело выговорил он.
Хадиша закричала так, словно не об пол, а о ее голову он разбил эту вазу. От крика Хадиши проснулся испуганный Шернияз. Хадиша замолчала. Она окаменела. Мурат взял на руки плачущего ребенка и стал его успокаивать. Взглянув на Хадишу, он похолодел. В глазах ее, недавно прятавших любовный свет, сейчас горела ненависть. Ее всегда милое, открытое лицо потемнело от злобы. Мурат подумал: «Неужели я ее любил?» Сейчас родной дом показался ему тюрьмой, в которую он брошен, связанный по рукам и ногам. Может ли он и дальше жить здесь? Неужели надо начинать жить сначала?
Успокоившийся в объятиях Шернияз потянулся к его лицу, схватил за нос. Мурат, целуя сына, ужаснулся мысли, что кто-нибудь, совсем чужой, может носить на руках этого малыша. Он почувствовал себя преступником. Прижав к себе, он нежно и сильно поцеловал ребенка.
Такие стычки с
женой случались и позже, Мурат, зная свою горячность, легко уступал и всегда оставался в виноватых. Когда ураган стихал, Мурат хоть и не шел на примирение первым, но во всем обвинял себя. Обычно первой искала примирения Хадиша. У нее были и достоинства. Мурат ценил ее честность, он знал, сколько сил вкладывает она в заботы о нем и ребенке. Хадиша подходила ко всему со своей собственной меркой: она не признавала жизни за пределами семьи и все, что происходит за порогом дома, принимала как нечто чужое и ненужное. Но Мурат не мог жить в таких рамках, они были ему тесны.Постепенно он подавил в себе вспыльчивость. И в характере Хадиши будто разгладились складки. Посторонним людям они казались счастливой парой. Но в их отношениях отсутствовала внутренняя гармония, отсутствовала дружба, украшающая брак и придающая ему невыдуманную прелесть и смысл.
...Мурат сложил письмо, спрятал в карман гимнастерки и пошел в глубь леса. Он выработал в себе привычку в тягостные минуты подолгу бродить. В памяти воскресла минута прощания с Хадишой перед отправкой на фронт. Хадиша была печальна и тиха. В лице — ни кровинки, и ее черные глаза смотрели на мужа с открытой, незащищенной болью. Она казалась напуганной. То ли ее страшило одиночество, то ли она боялась потерять самое дорогое в жизни. Мурата охватило острое чувство жалости к ней. Что ожидало впереди эту близкую ему женщину, заставившую страдать и себя и своего мужа? Он казнил себя за то, что не сумел вывести Хадишу из ее тесного мирка. Правда, Хадиша изо всех сил сопротивлялась. Воспитать человека, считающего свои ошибки доблестью, труднее, чем иголкой прорыть колодец.
«Апырмай, куда же все это девалось — ее страх перед разлукой, ее боль за меня?» — думал Мурат, шагая по шуршащим осенним листьям.
В Хадише было много хорошего, но в этом хорошем нет прочности, оно неустойчиво и сгорает, как лучина, оставляя после себя едкий дым. Казалось бы, всенародное горе, разлуки, невозвратимые утраты, разделяемые всеми, должны были потрясти ее, разбудить и открыть ее душу для сильного стойкого чувства. Но, если судить по письму, она не изменилась. Она стала еще хуже. Хадиша свернулась клубком, как еж, охраняющий свою собственную жизнь.
Конечно, она не слабенькая, она не допустит, чтобы Шернияз голодал или обносился. Заботиться она умеет. И никогда не пойдет по легкой дорожке. Это Мурат хорошо знал. Но взаимного понимания нет, как нет и искреннего доверия.
Мурат усмехнулся. Сырой ветер пронизывал до костей. Мурат, поежившись, встряхнулся. Глубокая осень — неласковая пора. Солнце потеряло силу, не греет, не живит. Тяжелые раздумья Мурата не улеглись. Да, жизнь сложилась холодно, она не греет, как и это осеннее солнце.
И вот в такую пору в его жизнь вошла Айша...
VIII
Задыхаясь, Уали со всех ног бежал к штабу. Он был похож на человека, выскочившего из горящего дома. Выбежав после ссоры с Ержаном из подвала, Уали попал под артиллерийский обстрел. Застигнутый врасплох, он беспомощно заметался. В конце концов забился в какую-то щель, а когда стрельба утихла, снова выбрался на свет божий.
В нем клокотала злоба. Но даже в минуты бешенства Уали не был наивным простачком, готовым расшибить себе голову. Чем глубже он осознавал оскорбление, которое нанес ему Ержан, тем отчетливее представлял себе контрудар. Ержан бросил ему в лицо слово, которое никто не осмелился бы произнести. Больше того, он готов был ударить Уали. Разорвал написанный лист, швырнул ему в лицо.