Избранное в двух томах

оставалась авиация. «В полном соответствии со стандартом, установившимся в

мемуарной и биографической авиационной литературе, — рассказывал он, — я

«заболел» авиацией еще смолоду. Читал все, что мог достать о самолетах, дальних полетах, известных летчиках. Немало времени проводил в

Ленинградском аэромузее на Литейном проспекте, наизусть изучив все его

экспонаты, начиная от «настоящего» носа летающей лодка М-9, отрезанного от

самолета и установленного в одном из залов наподобие ростра старинной

колонны, и кончая последней фотографией. Словом, вопрос о том, чему

посвятить свою жизнь, был смолоду твердо решен мной в пользу авиации».

Призвание — вещь загадочная, пойди пойми, почему из ребят, учившихся в

одном школьном классе, один пошел в археологию, а другой стал моряком, третьего увлекла сцена, а четвертый выбрал стезю педагога. Но есть профессии, романтический ореол которым создает данное время, — именно тогда мальчики

бредят ими. Такую притягательную силу приобрела профессия летчика в первой

половине тридцатых годов. «Воздушный флот в то время, — пишет М. Галлай, —

как раз сильно «входил в моду».

Многие столетия понадобились человечеству, чтобы освоить сушу, моря и

океаны, чтобы повозку заменить

5автомобилем, плот и ладью — пароходом. Покорение воздушной стихии, создание летательных аппаратов, которые стали повседневным транспортным

средством, таким же, как автобус или пассажирское судно, заняло всего

несколько десятилетий. За этот короткий срок человечество в воздухе повторило

тот многовековой путь, который оно проделало на суше и на море. Это одним из

первых, если не первым, почувствовал, понял Сент-Экзюпери. В «Планете

людей» он настойчиво повторяет одну и ту же мысль о том, что с помощью

авиации человечество продолжает исследование своего дома — Земли:

«Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку

иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет — орудие, которое

прокладывает воздушные пути, — приобщает человека к вечным вопросам»;

«Самолет — не цель, он всего лишь орудие. Такое же орудие, как и плуг»; «Да, конечно, самолет — машина, но притом какое орудие познания». Запомним эти

слова, они помогут нам лучше понять книги М. Галлая..

Долгие века путешественник и мореплаватель были фигурами

романтическими — и не только в литературе, но и в жизни: разведка новых

краев, морское дело требовали незаурядного мужества, упорного труда, пытливого ума, обширных знаний. Эти люди вызывали восхищение, рождали

желание следовать их примеру, В первые десятилетия нашего века такой

притягательной романтической фигурой становится летчик. Рискованное, трудное, пионерское дело, которым занимались летчики-испытатели, отбирало

людей ярких, сильных, отважных, поистине замечательных. В книгах М. Галлая

проходит целая когорта этих людей, штурмовавших небо, — в буквальном и

переносном смысле этих слов.

Есть в книге «С человеком на борту», как говорят в кино, «проходной

эпизод» — автора он привлекает, потому что в нем отразился деловой, непоказной, не парадный характер работы на самом переднем крае нашей науки и

техники. М. Галлай рассказывает, как весьма буднично, обычно поздним вечером, из Внукова улетали на космодром ныне широко известные создатели

космических кораблей: «У газетного киоска собралось человек десять —

пятнадцать: Сергей Павлович Королев, Мстислав Всеволодович Келдыш, Валентин Петрович Глушко, Константин Давыдович

6Бушуев, Николай Алексеевич Пилюгин, Алексей Михайлович Исаев, Борис

Викторович Раушенбах, Семен Ариевич Косберг, Владимир Павлович Бармин. .

У литератора, работающего в так называемом художественно-биографическом жанре, здесь, наверное, просто разбежались бы глаза: что ни

человек, то по всем статьям достойный герой большой и интересной книги. Но

такого литератора поблизости почему-то не оказалось».

Себя автор книги в расчет не принимает — впрочем, он в ту пору еще был

весьма далек от литературных планов и забот. Потом кое-что о некоторых из этих

людей — о ком кратко, о ком подробнее — он рассказал. Но, разумеется, не все, он не стал их биографом, поведал лишь о собственных встречах с ними.

Написанные М. Галлаем книги не очерки истории авиации и космонавтики, хотя, не сомневаюсь, сегодняшние и завтрашние историки почерпнут в них немало

драгоценных, безупречно точных сведений.

Говоря о мемуарной литературе — и это непременно надо иметь в виду —

мы нередко невольно отождествляем два ряда произведений, у которых есть

принципиальное различие. Одни из них, добросовестно воспроизводя ход того

или иного события, рисуя его обстоятельства и участников, дальше этого не идут, других задач перед собой не ставят. Да и требовать от них большего или другого

нельзя; в сущности, это историческая литература, и ценность ее в фактической

стороне дела, освещаемой хорошо осведомленным участником или очевидцем.

Но есть другие воспоминания (к ним и относятся книги М. Галлая) — они

обладают качествами не только документальной, исторической, но и

художественной литературы. Сплошь и рядом в житейском обиходе (а иногда и в

критике) литературные достоинства, когда речь касается мемуаров, сводят к

умению писать легко, выразительно, живо. Сразу же замечу, что книги М. Галлая

хорошо написаны: видишь людей, о которых рассказывает автор, видишь

самолеты, на которых он летает, видишь землю и небо — и с бреющего полета, и

из стратосферы, о летных испытаниях и летных происшествиях рассказывается

ясно и вполне доступно непосвященным, жизненные наблюдения и нравственные

уроки автор формулирует с афористичной броскостью. И все-таки суть не просто

в слоге. В отли-

7чие от мемуарных книг, авторы которых берутся за перо, чтобы воссоздать