Избранное. Компиляция. Книги 1-14

Дельгадо явно превосходил Хемингуэя в рукопашной борьбе, но его руки были заняты, обе ноги упирались в палубу для удержания равновесия, а писатель налегал на него всей своей огромной массой, пытаясь повалить. Хемингуэй спасал свою жизнь, а Дельгадо лишь выжидал удобного момента для выстрела. Решающим фактором было то, что его палец лежал на спусковом крючке, а обе руки Хемингуэя стискивали его запястье. Куда бы ни был направлен ствол, только Дельгадо мог спустить курок.

Двое рослых мужчин описывали круги, натыкаясь на переборки и штурвал, потом врезались в правый планшир и вновь очутились в центре рубки. Хемингуэю удалось направить ствол в лицо Дельгадо, но это не имело значения: палец агента по-прежнему был продет в скобу. Они сделали еще рывок, и отверстие дула переместилось к лицу Хемингуэя.

Дельгадо не успел нажать на спуск – Хемингуэй склонил голову на правое плечо, убирая лицо с линии огня; он рявкнул и вновь метнулся вперед. Ствол задрался кверху. Противники врезались в трап, ведущий на ходовой мостик. Дельгадо с быстротой молнии перехватил пистолет левой рукой, усиливая рычаг давления и вновь перемещая дуло к лицу Хемингуэя.

Писатель лбом ударил Дельгадо в лицо и тоже переменил РУКУ рискуя получить пулю. Они опять затоптались по окровавленной палубе, скользя и скрипя обувью, но теперь правая ладонь Хемингуэя лежала поверх барабана револьвера, а указательный палец был втиснут в защитную скобу поверх пальца Дельгадо.

Дельгадо ударил его коленом в пах. Писатель издал стон, но не дрогнул и продолжал борьбу, хотя его противник воспользовался секундной заминкой и сместил левую руку выше по стволу, наклоняя его вниз, так что выходное отверстие уперлось в горло Хемингуэя. Тот скосил глаза вниз. Ему не удавалось оттолкнуть оружие. Хватая ртом воздух и продолжая кривить губы в улыбке, Дельгадо вдавил ствол в ложбинку под его подбородком, взвел большим пальцем курок и нажал спуск.

Однако Хемингуэй сумел сдвинуть ладонь на три сантиметра вниз и всунул мизинец между бойком и капсюлем. Боек расплющил верхний сустав и ноготь пальца Хемингуэя.

Дельгадо потянул револьвер в сторону, срывая кожу с пальца писателя. Ему удалось высвободить оружие, и противники вновь закружились, едва не повалив друг друга на палубу; обретя равновесие, они вновь врезались в трап. От меня до них было два метра, я не мог нанести очередной удар. Я чувствовал, как вместе с кровью, заливавшей подушки сиденья, мое тело покидают силы и ноги начинают неметь.

Дельгадо удалось освободить курок для следующего выстрела, но при этом он невольно повернул выходное отверстие к себе. Хемингуэй левой рукой схватил револьвер за ствол и начал выкручивать его. Дельгадо разжал ладонь и переместил ее выше по стволу, но это место уже занимала рука Хемингуэя.

Они были похожи на мальчишек, которые выбирают сторону поля, все выше перехватывая бейсбольную биту, пока на ней умещаются пальцы.

Я уже не видел ствол револьвера, только напряженные пальцы Дельгадо поверх ладони Хемингуэя. Их правые руки находились ниже – указательный палец Дельгадо лежал на спусковом крючке, поверх него – палец писателя.

Хемингуэй оскалил зубы. На его могучей шее выступили жилы. Ствол уткнулся в мягкую плоть под нижней челюстью Дельгадо.

Дельгадо с непостижимой быстротой отдернул голову, но деревянный поручень трапа за его затылком не позволил запрокинуть ее дальше. Хемингуэй приподнял ствол, вновь вжимая его в подбородок противника.

Дельгадо беззвучно вскрикнул, но это был не вопль ужаса, а крик парашютиста, которым тот подбадривает себя, перед тем как прыгнуть из люка самолета в темноту и холод. Они продолжали бороться в полную силу.

Хемингуэй нажал палец Дельгадо, лежащий на спусковом крючке.

Уже несколько минут перед моими глазами плясали черные точки; теперь они слились в сплошную пелену, и я на время погрузился в обморок. Когда зрение вернулось ко мне, на ногах стоял только Хемингуэй, уронив пистолет и покачиваясь над телом Дельгадо, бессильно приникшим к трапу. Глядя на страшный шрам на голове писателя, можно было решить, что именно он, а не Дельгадо получил пулю. Выходного отверстия на черепе Дельгадо не было. Судя по обильному кровотечению из его глаз, ушей и носа, а также по тому, как была разворочена его нижняя челюсть, мелкокалиберная пуля прошла через мягкие ткани неба и несколько раз отрикошетировала внутри черепа.

Хемингуэй глядел на труп, потом посмотрел на меня с выражением, которого я никогда не забуду. В нем не было торжества, сожаления или отчаяния. Единственное выражение, которым я могу его описать, – это бесстрастный могучий интеллект. Хемингуэй „фиксировал“ происходящее: он запоминал не только то, что видит, но и запахи, мягкое покачивание „Пилар“, слабый вечерний бриз, неожиданный крик чайки, донесшийся со стороны входной протоки бухты, даже терзавшую его боль и его собственные ощущения. В первую очередь – собственные ощущения.

Потом Хемингуэй сосредоточил взгляд на мне и подошел ближе. Пляшущие черные точки опять начали сливаться в пелену, я почувствовал, что наручники соскальзывают с моих запястий, что я опять свободен… и больше ничто не мешает мне падать в темноту, в которой нет боли, где я свободен от всего происходящего и наконец могу уснуть вечным сном.

И вновь меня привели в чувство сильные удары по лицу и требовательный голос – на сей раз звучный тенор Хемингуэя, повторявшего:

– Будь ты проклят, Лукас! Не вздумай умереть! Не вздумай умереть, сынок!

Я напряг все силы, чтобы выполнить его просьбу.

Глава 30

В конечном итоге с того света меня вытащили братья Геррера. Роберто не обладал медицинским опытом своего брата, но знал и умел вполне достаточно, чтобы поддержать мою жизнь на обратном пути в Кохимар, где нас ждали доктор Сотолонго и его друг, хирург по профессии. Эрнест Хемингуэй также приложил руку к моему спасению.

О том, что происходило после гибели Дельгадо, я сохранил лишь обрывочные воспоминания. Впоследствии Хемингуэй рассказывал мне, что первым его побуждением было взять „Крис-Крафт“, на котором мы могли добраться до Конфитеса и Кохимара гораздо быстрее, чем на „Пилар“. Но когда он вскрыл аптечку и забинтовал мои раны, я на несколько минут потерял сознание и, очнувшись, понял, что он втаскивает меня в катер.

– Нет, нет… – пробормотал я, хватая его за руки. – Это судно угнано…

– Знаю, – отрезал Хемингуэй. – Катер „Южного креста“. Но это не имеет значения.

– Имеет, – возразил я. – Его ищет кубинская береговая охрана. А эти ребята сначала стреляют, а уж потом задают вопросы.

Хемингуэй остановился. Он знал, с каким удовольствием береговая охрана открывает огонь.

– Ты федеральный агент, – сказал он наконец. – Сотрудник ФБР и… как бишь его? ОРС. Ты реквизировал катер для осуществления своих функций.

Я покачал головой.

– Нет… больше не агент… меня ждет тюрьма. – Я рассказал Хемингуэю о своей полуночной стычке с лейтенантом Мальдонадо.

Хемингуэй вновь уложил меня на подушки, сел рядом и потрогал свою голову. Он забинтовал рану на черепе, но сквозь белую марлю уже просачивалась кровь. Должно быть, рана причиняла ему ужасную боль.

– М-да, – сказал он. – Если мы привезем тебя в больницу на „Крис-Крафте“, нам несдобровать. Капитан „Южного креста“ может предъявить тебе обвинения, и даже хотя Мальдонадо мертв, его босс, Хуанито Свидетель Иеговы, вероятно, знал, что лейтенанта послали убить тебя.